Д. Мазаев “В ЧЕМ ЛОЖЬ БАПТИЗМА?”

Под таким громким и вызывающим названием в редакцию “Баптиста” была прислана Донским Епархиальным миссионером Л. З. Кунцевичем небольшая брошюрка с просьбой дать о ней отзыв. Исполняя желание автора, мы и даем здесь наш отзыв с небольшим разбором мнения автора и его оснований.

Старая истина, — когда встречаются два противоположных мнения, то каждый из спорящих считает свое мнение за несомненную истину и, ничто же сумняшеся, мнение своего противника объявляет ложью. Г. Кунцевич в сем случае, как видит читатель, не составляет исключения; мы же, держась того правила, что из двух тяжущихся один непременно виновен, признаем, что и в сем случае тоже есть чья-то ложь, но чья именно мы говорить не будем и предоставляем это беспристрастному читателю, на суд которого мы отдаем и взводимый на нас обвинения и представляемые нами оправдания.


Первое обвинение состоит в следующем:

“С внутренней стороны, — говорить г-н Кунцевич, — главным в баптизме надо считать учение об оправдании одною верою, без дел. Баптисты учат, что верующий христианин уже спасен кровью Иисуса Христа (1 Иоан. 1; 7), и ему ничего не остается делать, как только этому радоваться и благодарить Бога за предызбрание к вечному блаженству”. Возражая против этого, он говорит: “Спасение Иисусом Христом человека от греха, проклятия и смерти слагается из двух сторон: Божеской и человеческой, или домостроительства спасения и усвоения его человеком, как говорить ап. Петр: “от Божественной силы Его даровано нам все потребное для жизни и благочестия (это сторона от Бога, устроена сокровищница спасения — домостроительство), то вы, — продолжает апостол,— приложите к сему все старание” (это человеческая сторона спасения). “В ком нет сего (старания, а не ликования!), тот слеп, закрыл глаза, забыл об очищении прежних грехов своих” (2 Петр. 1, 3, 5, 9). В первом отношении спасение уже совершено, но во втором отношении оно в этой жизни еще совершается человеком”.

В подтверждение своих мнений автор брошюры ссылается на епископа Феофана, который говорит: “По слову Божию, вера и исполнение заповедей на одной линии стоят, — и ни той, ни сему предпочтение не дается. И вера без дел, и дела без веры ничего не значат. Только в неразрывной связи соделают они спасение наше, и сами при сем приемлют свою цену, силу и значение”.

В заключение же, опровергая чье-то неудачное сравнение спасения благодатью с каким-то “канатом милости”, г-н Кунцевич говорить: “Лучше взять притчу евангельскую о девах со светильниками (Мат. 25, 1—12): огонь — благодать; масло — добрые дела”...

Да, мы, баптисты, действительно признаем, что человек оправдывается верою, но не без дел, а независимо от дел (Рим. 3, 28; 4, 6), и это наше верование считаем не только “главным в баптизме”, а и еще более центральной частью Евангелия Господня, и, слава Господу, что это именно так, а не иначе, иначе же положение грешного человечества, и без того печальное, было бы совсем безнадежно, потому что “делами закона пред Богом не оправдается никакая плоть”, чем “заграждаются всякие уста, и весь мир становится виновен пред Богом” (Рим. 3, 19, 20). Но нас спросят: какая же разница в спасении верою без дел и верою независимо от дел? На первый взгляд — небольшая, а при внимательном изучении сути дела — очень большая, а именно: нас, баптистов, обвиняют, что мы якобы проповедуем веру без дел, т. е. только верь, а живи как попало. Это в лучшем случае ошибка, а в худшем — клевета, или, как сказал апостол: “некоторые злословят нас и говорят, будто мы так учим”. Нет, мы всегда, говоря о вере, подчеркиваем, что вера — это не вызубренный на память символ и не отвлеченные догмы и что вера может быть “Божия” (Марк. 11. 23) и может быть “бесовская” (Иак. 2, 19), и, что вера Божия есть вера живая и действующая любовью, которая “содействует” всем добрым делам христианина; тогда как вера “бесовская” — мертвая, которая дальше слов и “трепета” не идет (Гал. 5, 6; Иак. 2, 22; 14, 19). Первая вера представляет собою дар Духа Святого (1 Кор. 1, 9) и редкость, и о ней-то именно сказано: “но Сын человеческий, пришедши, найдет ли веру на земле?” (Лук. 18, 8); вера второй категории очень распространена и ее исповедуют сотни миллионов, тем более, что эта вера не препятствует им пропадать по целым дням в пивных и в увеселительных домах и жить в злобе и зависти... Такой веры мы не проповедуем и она в наших услугах не нуждается, ибо ее распространяли и распространяют без нас. Мы же проповедуем оправдание верою независимо от дел, т. е. независимо от того, имеет ли грешник, приходя к Господу, какие-нибудь добрые дела или совсем не имеет их. Это есть Евангелие спасения погибших, не только лучших из сынов человеческих, а и самых худших из них, вроде блудниц, разбойника и гонителей, подобных Савлу. Если нам будут проповедовать именно такое Евангелие и такую веру, то мы с радостью примем их, ибо это голос “Агнца Божия”, Который “берет на Себя грех мира”; если же нам будут проповедовать спасение только для благочестивых, для людей, имеющих хоть сколько-нибудь добрых дел, как бы еще не совсем погибших, то мы такого евангелия не примем: оно не исцелит “сокрушенных сердцем” и не отпустить “измученных на свободу”.

Отвечая же на обвинение, взводимое на нас по данному случаю автором брошюры, нам хочется несколько помолчать и дать слово апостолам Господним и выдающимся авторитетам православной церкви, а потому просим читателя прочитать и обсудить следующие места Писания и святоотеческих сочинений:
“Когда же явилась благодать и человеколюбие Спасителя нашего, Бога; Он спас нас не по делам праведности, которые бы мы сотворили, а по Своей милости” (Тит. 3, 4, 5);
“Ибо благодатью вы спасены, чрез веру, и сие не от вас, Божий дар: не от дел, что бы никто не хвалился” (Ефес. 2, 8, 9);
“Что же скажем? Язычники, не искавшие праведности, получили праведность, праведность от веры, а Израиль, искавший закона праведности, не достиг до закона праведности. Почему? — Потому что искали не в вере, а в делах закона (Рим. 9, 30—32) и
Так и в нынешнее время, по избранию благодати, сохранился остаток. Но если по благодати, то не по делам, иначе благодать не была бы уже благодатью. А если по делам, то уже не благодать; иначе, дело не есть уже дело (Рим. 11; 5, 6).

Святые отцы говорят приблизительно то же:
св. Иоанн Златоуст: “Апостол доказываете что вера не только не излишня, но так необходима, что без нее невозможно спастись” (Догм. Богосл. II, стр. 302);
св. Василий Великий: “это совершенная и всецелая похвала о Боге, когда человек не превозносится своею праведностью, но знает, что он не имеет праведности истинной, а оправдан одною верою во Христа (там же);
св. Климент Римский: “мы, по воле Божией во Христе Иисусе призванные, оправдаемся не сами собой и не своей мудростью, или разумом, или благочестием, или делами, в чистоте сердца нами совершаемыми, но верою, которою Вседержитель Бог всех от начала века оправдывал (там же, стр. 301).

Относительно же мнения епископа Феофана, приведенного автором, мы можем сказать, что оно не вполне верно; он говорить: “вера и исполнение заповедей на одной линии стоять, и ни той, ни сему предпочтенья не дается и вера без дел, и дел без веры ничего не значить”. Мы уже оговорились, что под верой мы разумеем не символ и не исповедание, а сердечное доверие к Слову Господа и что эта вера должна быть живая и действующая любовью и что добрые дела, как свидетельство живности веры, безусловно необходимы, и к этому мы более возвращаться не будем. Но чтобы выяснить — стоят ли на самом деле вера и исполнение заповедей “на одной линии” и действительно ли, что “ни той, ни сему предпочтения не дается”, и что бы это было для нас более ясно, мы должны поставить пред судом Божьим с одной стороны человека добродетельного, но без веры, а с другой стороны — человека без всякой добродетели, но с верою, и выяснить по Слову Господню какое из этих двух положений лучше.

Слово Господне дает нам такие факты: первый из них — это Корнилий, о котором сказано, что он был благочестивый, боящийся Бога со всем домом своим, творивший много милостыни народу и всегда молившийся Богу (Деян. 10; 2, 22); так что со стороны добрых дел недостатка, как нам кажется, не было. Но что сказал этому благочестивому человеку явившийся ему ангел? Сказал ли он ему, что его будущее уже обеспечено? Совсем нет, он сказал ему: “Пошли людей в Иоппию, и призови Симона, называемого Петром, он скажет тебе слова, которыми спасешься ты и весь дом твой” (ст. 3—6.). Значит, спасение этого “добродетельного” мужа зависело не от “добродетели” и “благочестия”, а от определенных слов, которые он смог услышать от Симона Петра. Слов этих немного, они очень кратки, но очень важны, это: “О Нем (о Христе Иисусе) все пророки свидетельствуют, что всякий верующий в Него получит прощение грехов именем Его” (ст. 43). Это было именно то, что дает жизнь человеческой душе, и еще Петр не окончил своей речи, как Дух Святой сошел на всех слушавших слово.

Другой факт: разбойник на кресте. Одно уже то, что он назван разбойником, показывает нам, что это был за человек и какой добродетели можно от такого человека ожидать, а если к этому прибавить еще и свидетельство этого разбойника о себе самом, где он говорит, что “мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли” (Лук. 23; 40, 41), то становится яснее ясного, что это было существо худшее из худших, и что же? Когда он обратился к Иисусу Христу с мольбой:“Помяни меня Господи, когда приидешь в царствие Твое” — был ли он отвергнут или был принят? — Да, он был принят. Но за какое из его “дел” он был принят? — Ни за какое. Он был принят и спасен “независимо от дел”, по одной только вере.

Из сопоставления этих двух противоположных фактов мы убеждаемся, что вера и исполнение заповедей на одной линии не стоят, и, хотя мы можем согласиться с его преосвященством, как и видели из спасения Корнилия, что дела без веры ничего не значат, но, тем не менее, считаем долгом заявить, что вере пред добрыми делами в Слове Господнем дается заметное предпочтение и что вера, независимо от дел, очень много чего значит.

Когда сравниваешь объяснение о вере епископа Феофана с объяснением Василия Великого, Климента Римского и Иоанна Златоуста, то невольно возникает вопрос: почему это все эти отцы, одинаково принадлежа к православной церкви, объясняли вопрос о вере различно, и так различно, что объяснения епископа Феофана согласны с учением православных, а объяснения тех святых отцов вполне согласуются с учением баптистов и идут вразрез с учением православной церкви?

Но это очень просто: Василий Великий, Климент Римский и Иоанн Златоуст были обращены к вере чрез проповедь и приняли крещение в сознательном возрасте. Следовательно, они на самих себе испытали благотворное действие веры и могли о ней рассуждать не по урокам духовной семинарии, а по собственному опыту. Они были ближе к баптистам по обращению, по вере и по крещению, а потому, естественно, они ближе стоят и по объяснениям. Епископ же Феофан, а также и г-н Кунцевич лично к вере не приходили и сознательно к Господу не обращались и действие веры на самих себе не испытывали, а потому и проповедуют о ней как о “чужих божествах”.

Что же касается объяснения г-ном Кунцевичем евангельской притчи о девах со светильниками, то более неудачного объяснения едва ли можно скоро сыскать. Неразумные девы, как известно, обращаясь к мудрым, говорили: “Дайте нам вашего масла, ибо светильники наши гаснут” (Мат. 25, 8), из чего ясно, что не масло зависит от огня, а огонь — от масла, ибо пока есть масло — огонь горит, иссякло масло — огонь гаснете дела (Мат. 5, 16), то получится нечто разумное и вполне согласное с истиной, ибо получится, что добрые дела зависят от благодати; если же согласиться с г-ном Кунцевичем и принять огонь за благодать, а масло — за добрые дела, то получится ужаснейший абсурд, ибо выйдет, что не дела зависят от благодати, а благодать — от добрых дел. Апостол и Христос учили не так (Рим. 8, 9—11; 1 Кор. 15, 9, 10; Иоан. 15, 4, 5).

Это последнее объяснение напомнило мне отзыв некоторых лиц о св. Иоанне Лествичнике и его “лествице” (лестнице), которую он, “по мере скудного ведения”, соорудил, т. е. написал. В предисловии к этой книге, написанном одним из почитателей св. Иоанна, говорится так: “Книга сия непогрешительно, как бы за руку ведет следующих ей и несомненно представляет утвержденную лествицу от земного во святая и показывает на вершине оной утверждающегося Бога. Сию-то, думаю, лествицу видел и запинатель страстей Иаков, покоясь на подвижническом ложе. Но с усердием и верою умоляю, будем восходить и мы сим умным и “небожественным восхождением”. И еще: “в образ 30 лет Господня совершеннолетия писатель книги знаменательно соорудил лестницу из 30 ступеней, по которой, достигнув Господня возраста, окажемся праведными и безопасными от падежа”.

“Судя по этому, — говорит профессор Терновский, — можно было бы ожидать, что лествица изображает 30 фазисов духовной жизни, обозначающих собою в последовательном порядке восхождение человека к совершенству. Но достаточно беглого взгляда для того, чтобы убедиться, что заглавие “лествица” поставлено только для красноречия, что по ступенькам этой лестницы нельзя восходить, потому что в ней добродетели перемешаны с пороками и вообще нет никакой постепенности. Приведем заглавия этих степеней: 1) об отречении от суетной жизни, 2) о беспристрастии и беспечальной жизни, 3) о страннической жизни, 4) о мученичестве мужественного послушания, 5) о покаянии, 6) о памятовании смерти, 7) об очистительном плаче, 8) о тихой негневливости, 9) о памятозлобии, 10) о злоречии, 11) о молчании, 12) о лжи, 13) об унынии, 14) о чревоугодии, 15) о блуде и непорочности, 16) о сребролюбии, 17) о нестяжательности, 18) о бесчувствии, 19) о псалмопении в общем собрании, 20) о различных видах бдения, 21) о боязни, 22) о тщеславии, 23) о гордости, 24) о простоте, 25) о смиренномудрии, 26) о рассудительности, 27) о безмолвии, 28) о невещественной молитве и о терпении, 29) о бесстрастии, 30) о любви. — Очевидно, что в порядке исчисленных глав нет никакого лествичнаго восхождения. Один из русских духовных писателей (“Записки синайскаго богомольца” в трудах Киевск. дух. акад. 1873 г. № 3, стр. 379) дает такой отзыв о творении св. Иоанна Лествичника: “Что выходит из разбора “лествицы”? Самое имя ее показывает, что в ней должно идти дело о постепенном восхождении. И действительно, в ней обозначены 30 ступеней подвижнического возвышения человека к образцу всякого совершенства — Богу. В высшей степени желательно, поучительно и даже просто любопытно было бы иметь подобное неоцененное руководство. Но есть ли оно? Действительно ли тут лестница? Точно ли это ступени, из коих с одной надо ступать на другую, и ни одной нельзя миновать? Думаю, что далеко нет. Скорее это 30 слов или подвижнических рассуждений о разных добродетелях и добродетельных состояниях, их условиях, пособиях и препятствиях им, искушениях и падежах и пр., чем систематическое изложение духовного преуспеяния человека от начала до конца. Для примера остановимся на самой первой ступени “лествицы”. Она названа “отречением от мира”. Предполагается, таким образом, что это есть действительное начало всего прочего, подготовка ко всему дальнейшему, и потому самому есть легчайшая и простейшая из иноческих добродетелей. Между тем отречение от мира надобно считать последствием множества предшествовавших духовных состояний, плодом долговременной и усиленной работы над собою. Чтобы отречься от мира, кажется, необходимо прежде всего осознать себя грешником и раскаяться (ступень 5), возлюбить нестяжательность (ст. 17) и безмолвие (ст. 11), приобрести мужество (21) и терпение (28) и значительную долю бесстрастия (29), прежде же всего этого — усвоить себе живую веру, полную надежду и горячую любовь к Богу, что указывается на самой последней ступени. Так что, думаю, не ошибся бы кто-нибудь, если бы “лествицу” ту поставил низом вверх и пошел по ней, запасаясь прежде всего верою, без которой не мыслим никакой подвиг и т. д. (Терновский, Греко-восточная церковь, стр. 338, 339).

Следующее за сим, второе обвинение состоит .в том, что мы признаем, что “спасение дается даром, в силу искупительной жертвы Иисуса Христа, а добрые дела в деле спасения не имеют силы, но каждый, принявший в себя Христа, непременно творит добрые дела, которые не спасают человека, а суть плоды веры, из нее они вытекают сами собой”.

Возражая против этого самодельного и самоизмышленного обвинения, г-н Кунцевич говорит опять почти целиком словами епископа Феофана: “Двусмысленно и утверждение, часто повторяемое баптистами, что спасение дается нам даром. Устроено спасение даром, но даваться никому не дается даром. Воплощение Сына Божия, крестная смерть, воскресение и вознесение, сошествие Святого Духа и Церкви Божией устроение, в коей единой только все желающие спасения и спасаться могут — все сие совершенно даром. И зовутся все ко спасению тоже даром. Но потом как только внял кто призванию и начал движение к получению спасения богоучрежденным порядком, с той минуты уже ничего не бывает даром, а во всем требуется напряжение своих сил, тщание и труд” (еп. Феофан).

Мы назвали это обвинение самодельным и самоизмышленным потому, что никогда мы, баптисты, не учили, что “принявший в себе Христа непременно творит добрые дела и что добрые дела, как плоды веры, будто бы вытекают из нее сама собой”. Это неправда; мы только учили, учим и не перестанем учить, что пока человек не получит чрез веру Духа Святого, он, при всем его желании и при всем старании творить добрых дел никогда не будет и, можем добавить, что из такого человека добрые дела не вытекут ни сами собой, ни от какой ласки и ни под каким принуждением. Ибо как нельзя собрать даже при самом щедром удобрении и самой обильной поливке с терновника виноград и с репейника смоквы, так нельзя получить от злого человека добрых дел. Эта истина не подлежит оспариванию, ибо находится в Евангелии Господа (Мат. 7, 16—18; 12, 34), а также, кто пожелает, найдет ее и в соборных постановлениях, как, например, в 127 правиле Карфагенского поместного собора, которого мы, сокращения ради, не приводим, а приводим лишь во всем с ним согласное толковаше Аристина: “проповедующий, что мы и без благодати, хотя с большею трудностью, но все же исполняем заповеди, треклят; ибо без Меня, говорит Господь, не можете творить ничего (Иоан. 15, 5)”. Если же апостол Павел и называет верующих “письмом Христовым”, узнаваемым и читаемым всеми человеками, то отнюдь не потому, чтобы мы сами способны были помыслить что от себя, как бы от себя, но способность наша от Бога (2 Кор. 3, 2—6). А потому ясно, что дела наши являются следствиями “данной нам от Бога способности” и, следовательно, также не наши, как не наша производящая их “способность”, а суть лишь “плоды веры” или — что одно и тоже — “плоды Духа”.

Г-ну Кунцевичу такое понятие о добрых делах кажется странным и он подчеркивает это, но мы от этого не отрекаемся, а только просим прочитать как об этом учили древние отцы церкви. Св. Киприан Карфагенский учил, что “жизнь безгрешная есть благословенный плод истинной веры” (Том 1, ч. I, стр. 91), а св. Макарий Египетский: “Люди, всецело соединенные с Духом Божьим, делаются подобными Самому Христу, сохраняя в себе постоянно силы Духа, и являя для всех духовные плоды: ибо когда Духом они соделаны внутри чистыми и непорочными, то невозможно, чтобы вне себя приносили они плоды злые; но всегда во всем являются у них плоды Духа” (Догмат. Богословия т. II, стр. 296).

Что же касается той части обвинения, где нас обвиняют, что мы проповедуем “спасение даром, в силу искупительной жертвы Иисуса Христа”, то это обвинение верно, — мы действительно так проповедуем, и эта евангельская спасительная истина неизвестна только тому, кто Слова Господня никогда не читал или тому, у кого бог века сего “ослепил ум”. Г-н Кунцевич и епископ Феофан очевидно читали эти свидетельства об оправдании даром, но, не желая этим свидетельствам покориться, они сводят их не к оправданию грешника, а лишь к воплощению, смерти и воскресению Христа, забывая, что как воплощение, так и смерть Иисуса Христа имели своею целью исполнить ту волю Бога, по каковой мы освящены единократным принесением тела Иисуса Христа (Евр. 2, 14. 15; 10, 5—10; Петр. 2, 24). Плоды этих искупительных заслуг нашего Господа предлагаются и даются всем грешникам даром, почему как спасение по Слову Божию есть “Божий дар”, так и жизнь вечная есть “дар Божий” во Христе Иисусе (Рим. 3, 24; Ефес. 2, 8; 6, 23; 1 Иоан. 5, 10-11). Силы же и “способность” делать добро и быть служителями Нового Завета, т. е. “все потребное” для жизни и благочестия, также нами не куплены и не заработаны, ибо, как говорит апостол Петр, все это “даровано”, или — как говорит апостол Павел, — “Он дал нам” (2 Петр. 1, 1, 3; 2 Кор. 3, 6).

Это ясно; но, как нам кажется, г-н Кунцевич здесь еще имеет нечто не как самое спасение, а как “богоучрежденный порядок” и очень жаль, что он этого не договаривает. Он очевидно хочет сказать, что спасающемуся необходимо покаяние, крещение, причащение и проч. таинства, но подобная ссылка мне всегда напоминает один давний случай и вызывает улыбку.

Лет 30 тому назад, один православный священник в Херсонской губернии беседовал со штундистами. Священник был начитанный и бойкий, а деревенские штундисты были или безграмотны или очень малограмотны и тупы. Беседа шла как раз о даровом спасении. Священник сначала разбирал приводимые штундистами тексты Писания и придавал им желаемый смысл, а потом перешел к другому роду беседы и спросил своих собеседников: “Вот вы говорите о спасении даром, а скажите, — покаяться то ведь нужно?” — “Да, нужно”, — отвечали штундисты. “Раз, —сказал священник и снова спросил, — а креститься тоже нужно?” — “Да, нужно и креститься”, — сказали штундисты. “Вот вам два”, — снова сказал священник и снова спросил: “а причащение-то, по-вашему преломление хлеба, тоже нужно или нет?” — “Да, тоже нужно”, — опять согласились штундисты. “Вот вам уже три, — считал священник, — так где же ваше “даром”, когда нужно и покаяться, и креститься, и причащаться и...” Только он хотел было еще что то сказать, как из толпы раздался громкий голос и перебил его. Кто-то из толпы говорил: “Благодарим вас, батюшка, мы, православные, даром спасенья не получали и получать не желаем, а как платили, так и будем платить, только назначьте пожалуйста сколько стоит покаяние, або крещение, чтобы для всех было одинаково”...

Если только под “богоучрежденным порядком” разуметь церковные таинства и, в особенности, если к ним относиться так, как говорил голос из толпы, то в таком случае можно будет пожалуй доказать, что спасение получается не даром. Если же признать, что священник говорил о покаянии, крещении и проч. таинствах не с тем, чтобы доказывать необходимость их оплачивания, но лишь чтобы доказать таким путем, что эти таинства представляют собою своего рода “дело” — заслугу пред Богом (в чем я более чем уверен, то тогда спасение не перестанет быть “даром Божьим”, ибо как мы не можем поставить в заслугу нищему, если он для получения милостыни поднимается на чердак или спускается в погреб, сам набирает зерно или муку, и как не можем считать за “дело” если он, выпрашивая подаяние, кланяется и плачет; так мы не можем ставить в заслугу и вообще считать за “дело” если грешник крестится, а еще менее — если он кается хотя бы и в слезах... Хотя бы человек мог исполнить и все повеленое, он должен помнить, что он делает только то, что он обязан делать, и горе ему, если он не делает (Лук. 17, 7—10; 1 Кор. 9, 16).

Кончая с этим вторым обвинением, мы просим любезных читателей прочесть и серьезно продумать следующие слова апостола Павла: “Воздаяние делающему вменяется не по милости, а по долгу. А не делающему, но верующему в Того, Кто оправдывает нечестивого, вера его вменяется в праведность” (Рим. 4, 1—5). Видна ли здесь заслуга человека или это дар Бога?

Третье и последнее обвинение заключается в следующем: “Христос вселяется в людей грешных и нечистых, лишь бы они в Него уверовали”. Возражая против этого, он прежде всего в негодовании восклицает: “Это страшная ложь!”, а потом опять цитирует своего неразлучного (и почему-то единственного) епископа Феофана: “Христос вселяется не в грешных и нечистых, но в бывших грешными и нечистыми и переставшими быть такими. И это бывает не ради одной веры, но и ради решимости последовать Господу Спасителю, порождаемой верою; с чистосердечным раскаянием в грехах и отвращением от них, — и еще непременно чрез посредство таинства крещения и покаяния”.

“Следовательно нельзя так думать, — говорить дальше епископ Феофан, — будто одним устным исповеданием можно получить благодать. Это очень похоже на то: разинь рот, и втечет благодать. По этому применению очень верно можно назвать иных, которые соглашаются с баптистским учением и одним устным исповеданием чают получить благодать, — ротозеями”.

Это обвинение прежде всего поражает всякого знающего учение Господне своею странностью: “Христос вселяется в людей грешных и нечистых, лишь бы они в Него уверовали”, ведь это равносильно тому, если сказать: “Христос вселяется в людей грешных и нечистых, лишь бы они были без греха и чистыми... ибо верующий в Него, получает прощение грехов именем Его” и верою же “очищается” сердце человека (Деян. 10, 43; 15, 7—9).

Мы уверены, что если бы г-н Кунцевич больше и внимательнее читал Слово Господне, то он не шел бы слепо на буксир у епископа Феофана и таких вещей не говорил бы. Что же касается выдержек из епископа Феофана, то мы могли бы вовсе их не касаться и обойти молчанием, так как они ничего нового не вносят и наших убеждений нисколько не колеблют. Он, например, говорить: “Христос вселяется не в грешных и нечистых, но в бывших грешными и нечистыми и переставших быть такими”. Но могут ли грешные и нечистые перестать “быть такими”, если они не уверуют в Господа? Конечно нет, и владыка это знает и спешит поправиться: “И это бывает, — говорить он ниже, — не ради одной веры, но и ради решимости последовать Господу Спасителю, порождаемой верою”. По мнению его преосвященства не так важна вера, порождающая решимость, как важна решимость, порождаемая верою: не важно семя или корень, а важен росток!

Спаситель когда-то назвал людей безумными и слепыми, которые говорили: “Если кто поклянется храмом — то ничего, а если кто поклянется золотом храма — то повинен”. Ибо эти люди не понимали, что больше — золото или храм, освящающий золото (Мат. 23, 16—19). Но если мы и коснулись мнений владыки и сделали из них некоторые выдержки, то только потому, что нам очень понравилась последняя их часть, где его преосвященство всех соглашающихся с “баптистским” учением и думающих, что одним устным исповеданием можно получить благодать, называет “ротозеями”. Соединяя эти два обвинения в одно, получится одно общее обвинение в том, что мы, баптисты, для того, чтобы Христос мог вселиться в человека, требуем, чтобы такой человек непременно веровал во Христа Иисуса и чтобы он обязательно исповедовал Его своими устами, и что же получается? Получается то, что это учение совсем не “баптистское”, а чисто апостольское, ибо апостол говорит: “Если устами твоими будешь исповедовать Иисуса Господом, и сердцем твоим веровать, что Бог воскресил Его из мертвых, то спасешься. Потому что сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению” (Рим. 10, 9. 10).

Владыка поспешил назвать нас “ротозеями” а г-н Кунцевич не сдержался и воскликнул: “это страшная ложь”; но мы будем ждать и пусть беспристрастный читатель скажет, где ложь и кто ротозей.

В заключении мы не можем не выразить сожаления, что мы беседуем с его преосвященством не лично, а письменно и через третье лицо, так как нам очень бы хотелось задать преосвященнейшему владыке один вопрос: “Если владыка думает, что Христос вселяется в человека не “ради веры” и не чрез одно устное исповедание”, — ибо это значило бы — “разинь рот и втечет благодать”, а ради “решимости” последовать Господу — и еще непременно чрез посредство таинства крещения и покаяния, то когда в таком случае, по мнению его преосвященства, Христос вселяется в православных, а также когда и как в них “втекает благодать”, если они в момент крещения не только не имеют “истинного исповедания”, или “покаяния”, или “решимости”, или “веры”, а и не могут даже сознательно “разинуть рот” и которые, следовательно, сподобляются одного разъединого таинства крещения и то помимо их воли?


Журнал “Баптист” №№ 6, 7, 1909 г.