Феоктист Дунаенко. До конца претерпевший

Расскажу, как умею...

Дорогие друзья, вы хотите знать о подвигах на ниве Христовой? У меня они были. Расскажу о них в простоте сердца.

С малолетства мое сердце тянулось к Богу. В Боге я находил главную отраду жизни. С детства я посещал православную церковь. Любил читать книги на славянском языке. Я думал, что Богу угодно, если человек много читает на славянском языке. Особенно любил я читать Псалтирь над умершими. Слушая меня, люди говорили: «Как хорошо он читает, прямо слезу прошибает». Этим я думал угодить Богу. Священник меня убеждал, что Христос пострадал за веру православную. То же самое утверждали многие старцы. Воспитанный в таком духе, я твердо стоял за православную веру. За нее я готов был страдать и умереть вместе со святыми, которые были замучены нечестивыми безбожниками.

В календаре на каждый день перечислялись мученики и мученицы за православную веру. Сколько угодников в молодых годах пострадало за веру! И я думал, что, если придется, я тоже без всякого страха отдам жизнь за веру православную.
Слухи об Иване Григорьевиче

Но вот слышу – в народе говорят о каком-то Иване Григорьевиче Рябошапке, который проживает в Киевской губернии, около Белой Церкви... Потом распространился другой слух, что он переехал в Херсонскую губернию и поселился в Любомировке Елисаветградского уезда. Что же говорил народ о Рябошапке? Что он проповедует Евангелие, но не так, как православные священники.

Любомировка была в 70 верстах. Неподалеку от нас было селение Скалево, куда я ходил в церковь. Вдруг появился новый слух, что в трех верстах от нас, в деревне Бельведер, происходят тайные собрания. Потом стало слышно, что и в селении Скалево открылась такая церковь, где проповедуют так, как Рябошапка.

Когда я узнал об этом, то был очень удивлен. Почему же они собираются тайно? Мне сказали, что полиция их преследует и разгоняет; что их называют штундистами, разбивают окна в их домах и выламывают двери.

В то время я был уже женат. По-прежнему аккуратно посещал православный храм и не знал, что моя жена тайно от меня ходит на эти собрания. Она не говорила мне об этом, так как я в церкви помогал в службе.
Евангелие на русском языке

В одной версте от нас один мещанин купил водяную мельницу. Моя жена завела знакомство с его женой, которая вникала в Священное Писание. Когда она узнала, что моя жена ходит на тайные собрания, то стала пугать ее:

– Узнает муж – плохо тебе будет.

У меня был сильный голос в пении и чтении. Люди говорили: «Когда в церкви нет Дунаенки, то церковь будто немая». Это еще крепче привязало меня к православной церкви.

Жена мельника дала моей супруге Евангелие на русском языке. Я стал его читать и над многими стихами проливал слезы. Впервые я по-настоящему понял слова Христа. В славянской Библии многие слова были непонятны для меня. Теперь же меня охватил страх: оказывается, я думал о спасении не так, как нужно. С этого момента у меня сразу отпала охота читать Евангелие на славянском языке. Хотелось читать только на русском. Но все же я не прекращал посещения православной церкви.
Особенное бракосочетание

Вскоре в православной церкви произошло венчание, о котором заговорили во многих селах. Жених был православный, а невеста – штундистка. По окончании венчания священник благословил их и дал поцеловать крест жениху и невесте. Жених поцеловал, а невеста оттолкнула распятие. Народ возмутился:

– Глядите, что она сделала, – говорили они, – Бога оттолкнула!..

В следующее воскресенье я снова пошел в церковь. На этот раз служение проводили священники, которые приехали из других мест. По окончании службы наш священник объявил:

– После обеда будет беседа со штундистами в деревне Бельведер. Желающие могут присутствовать.

Я пошел; три версты – это не так далеко.

Зашли в один дом, который был приготовлен для беседы. Полиция привела на собрание всех местных «штундов», как их тогда называли.

Перед собранием все вместе пропели: «Царю Небесный Утешителю душе Истинный, иже везде сый и вся исполняй, сокровие благих и жизни Подателю, приди и вселися в ны и очисти ны от всякие скверны».

После этого должна была начаться беседа. Но деревенские люди были не очень смелы. На лицах была заметна робость.
Смельчак

Но вот явился Ромуальд Федорович Шиманский. Он не побоялся священников. Его вопросы для священников были очень трудны. Они не могли на них отвечать. Тогда полиция запретила говорить Шиманскому. Он же сказал:

– Следовательно, я тут не нужен. Могу идти домой?

– Можешь.

И он ушел. Меня это удивило. Я думал о священниках: «Вы окончили духовные школы, семинарии, академии – и не можете ответить земледельцу. Так зачем же я буду слушать вас?» И я ушел.

Идти мне нужно было мимо дома Шиманского. Он жил в саду помещика. Когда я подошел к ограде, залаяли псы. Шиманский вышел во двор. Он знал, что я присутствовал на беседе.

– Ну, что, – спросил он, – беседа кончилась?

– Нет, еще беседуют.

– А почему же ты не остался до конца?

– Потому что слушать их бесполезно. Священники грозят людям арестом.

Шиманский заметил, что я был недоволен беседой и позвал меня в свой дом, чтобы рабочие помещика ничего не знали о нашем разговоре.

На столе у него лежала польская Библия. Он был католиком. Мы поговорили с ним о некоторых духовных вопросах.

– Ты должен иметь русскую Библию, – сказал он мне, когда я уходил домой. – Сейчас пойди в кузницу и скажи, что хочешь работать в мастерской. Пусть наши рабочие видят, что ты имеешь у нас какую-то работу. Это нужно для того, чтобы о тебе не думали, что ты ищешь другую веру.

Я так и сделал: пришел к мастеру и спросил насчет работы. Дома я рассказал жене о встрече с Шиманским и о том, что он мне посоветовал купить Библию на русском языке.

– Тут есть Библия у одной женщины. Может быть, она продаст ее тебе, – ответила жена.

Я тайком зашел к этой женщине. Увидев меня, она испугалась, потому что знала о моей работе в православной церкви. Я сказал ей:

– Я пришел к вам тайно, потому что хочу купить у вас Библию. Моя жена сказала, что у вас есть Библия.

– А кто ваша жена?

– Дунаенко.

– О да, Библия есть.

Она открыла сундук, с самого дна достала Библию и дала мне. Денег с меня не взяла, что меня удивило. Вижу – Библия целая, хорошая. Я очень обрадовался. Домой возвращался огородами, закоулками, все время оглядывался: если бы полиция узнала, что я несу Библию, меня бы арестовали и месяца три гоняли бы по этапам и не раз бы побили так, как могут бить полицейские. А этой женщине разбили бы окна и поломали бы двери, потому что тогда в нашей местности было такое повеление. Полиция за такими строго смотрела и расправлялась с ними, чтобы угодить православному духовенству. Высшее же начальство не принимало против этого никаких мер, потому что приказ бороться со штундой исходил из центра. За такие расправы полицейских даже хвалили:

– Молодцы! Боритесь за веру православную, а всех штундистов надо пороть до крови, чтобы неповадно было изменять веру и других совращать с истинного пути.

Однажды я приехал в Умань. Там был большой книжный магазин. Зашел, спрашиваю:

– Есть Библия?

– Нет, – отвечает приказчик. – Оставьте три рубля, мы выпишем из Москвы Библию и вам перешлем.

Я оставил три рубля, приказчик записал мой адрес.

Библию я действительно получил – новую, красивую, на русском языке. По воскресеньям сижу дома, читаю.

Многие люди узнали, что я купил Библию в Умани. Вскоре в воскресенье приходит ко мне старик Дорофей Мусиенко, чтобы послушать.

Это был тот самый старик, который купил водяную мельницу неподалеку от нас. Он был человек богатый, в нашем крае жил лучше всех.

Он слушал-слушал и говорит:

– А ты знаешь, что мне говорил старик Саенко? Что мы все поклоняемся идолам... Ты приходи ко мне с Библией и читай... И все мои сыновья и дочери будут слушать... Надо нам всем понять, что мы делаем себе идолов, молимся им и делаем великий грех...

Я начал ходить к Мусиенко по воскресеньям, иногда и в будни, по вечерам или ночью. И другие стали приходить. Мы закрывали окна; один из братьев стоял на дворе, караулил от хулиганов. Караульные сменялись. Если вдали слышался гомон, караульный стучал в окно. Сразу лампу тушили. Все затихали, как мертвые. Злые люди проходили мимо. Так как света не было видно и ничего не было слышно, они говорили:

– Значит, сегодня штунда не собралась.
Угроза священника

Больше всего наши собрания беспокоили священника. Он стал замечать, что в церкви мало народа. Свечей не стали покупать. Прежде перед иконами свечей было столько, что негде поставить, а теперь – две-три свечки.

Священник решил, что во всем виноват я. Ему донесли, что я купил Библию и хожу на тайные собрания. У многих в домах из переднего угла уже убраны были иконы. И вот однажды священник с полицией заявился ко мне. Он сразу начал меня обличать и злословить. Я спросил:

– Батюшка, почему вы прошли мимо дома того человека, который только что вернулся из тюрьмы за кражу лошадей? Он сидел там три месяца, но вы, как я вижу, не считаете это грехом... Для вас я грешник, потому что читаю Библию?

– Ты хуже конокрада, – громко крикнул батюшка. – Он украл одну лошадь, а ты у меня украл уже несколько духовных овец!.. Но всякое воровство не проходит даром... Берегись!..

Это была моя первая встреча с полицией.
Это не остановило меня

Но это не испугало и не остановило меня. Я продвигался вперед по пути следования за Христом, так как это единственно правильный путь. Слово Божье давало мне силу.

Через некоторое время приезжает урядник Кулибаба. Меня вызвали в сельское правление. Сотский прибежал ко мне в страшной ярости. Это был здоровый мужик. Ему было приказано: «Лупи пса Дунаенко что есть мочи и гони его сюда ко мне».

Но с сотским я мог справиться, и он только рычал на меня, но не трогал. Когда я прибыл в правление, подскочил урядник и ударил меня по зубам сначала с одной стороны, потом – с другой, сопровождая удары руганью. Я стоял не сопротивляясь. Как на зрелище, со всего села сбежались мужчины, пришли и некоторые женщины.

Урядник при всех бил меня куда попало и приказал сельскому старосте и полицейским:

– Там, где собирается эта штунда, разбивайте окна, ломайте двери, лупите их сколько можете и куда попало...

Не всем людям это понравилось. Кое-кто шептал про себя: «За что лупцуют людей? Кому какое дело, кто как молится?» Другие, наоборот, одобряли: «Это полезно... За ум возьмутся, перестанут к штундам ходить!»

Надо сказать правду: на многих людей от полицейских расправ напал страх. Некоторые православные говорили:

– Нас Бог накажет, если мы не будем вас разгонять. Мы в церкви свечки покупаем, перед святыми иконами ставим, а вы что делаете Богу за Его добро и милость?

Такое было понятие у темных людей. Они думали, что битьем окон и выламыванием дверей служат Богу.
Встреча с Рябошапкой

Давно уже я хотел посетить брата Ивана Григорьевича Рябошапку. Я подговорил одного брата, и мы поехали в селение Любомировку. Попасть к нему было трудно, потому что власть следила, чтобы к нему никто не приходил и не приезжал. Мы нашли его хату. Огляделись. Зашли. Но пробыли недолго, так как его старуха что-то заметила в окно. Мы зашли в его мастерскую. Он был хорошим кузнецом и слесарем.

Собрания проходили не в его хате, а в клуне. Там он прорезал окно и поставил стол. А в другой стороне были закрома с хлебом, чтобы власть не могла придраться, что это место для молитвы. Полицейским можно было сказать: «Разве в амбарах люди молятся? В амбарах хлеб хранят».

При первой встрече мы ничего не говорили о Писании. Он только поинтересовался, как у нас появились верующие и что меня потянуло к Слову Божьему. Он в то время был уже стариком, но не переставал трудиться, пока его не сослали.
Вопреки побоям

Трудно нам было устраивать собрания, потому что за нами была слежка. Но все-таки братья твердо стояли в вере.

Однажды мне приказали явиться к уряднику – за 18 верст. Он набросился на меня хуже зверя. Бил-бил, даже вспотел, задыхаться стал, всякими словами ругается... После этого отправил к приставу. А тот не лучше урядника; пожалуй, еще злее, хоть на вид вроде как образованный, лицо бритое, с маленькими усиками...

– Будешь со штундой якшаться? – кричит, а сам слюной брызжет мне в лицо.

– Мое дело и звание такое, – отвечаю ему.

– Ах, такое?! Ты хочешь, чтоб я тебе морду кровяной лепешкой сделал?

– Воля ваша... Вы вот приказываете мне, а Бог тоже приказывает. Кого же мне слушать – власть земную или небесную?

– Пока ты на земле, я для тебя важнее власти небесной...

Вот до какого бесстыдства дошел человек. А ведь как будто ученый по виду.

Мы все равно собирались по ночам.
Приезд священника

Но вот приехал священник в сельское правление. Послали полицейского за мной. И он не ведет меня в правление, а гонит, пихает в спину, бьет.

Прихожу. Старик Мусиенко уже стоит там. Со всего села сбежался народ. Для него это зрелище. Священник сидит возле стола, облокотился на Евангелие. Когда увидел меня, сказал:

– Пусть читает Дунаенко – он грамотный, а с другого нечего спрашивать.

Я говорю:

– Сказано в Писании: «Блажен читающий и слушающие».

Священник во всю глотку как рявкнет (и народа не постыдился):

– Брешешь!

От этого его грубого слова весь народ засмеялся. А мне как будто кто-то шепнул: «Подойди к нему, возьми у него Евангелие и найди сказанное тобою место, потом прочитай всему народу».

Подхожу, говорю:

– Батюшка, позвольте мне на минуту ваше Евангелие.

– Возьми.

Я взял из-под его локтя, отошел и открыл Откровение, 1:3. В затылок мне смотрят мой брат Василий и другой житель села, который был очень против меня. Я начал громко читать, чтобы все слышали: «Блажен читающий и слушающие слова пророчества сего и соблюдающие написанное в нем, ибо время близко».

Прочитал, закрыл его и отдаю священнику.

– Зачем закрыл? – спрашивает он.

– Потому что закрытым взял, закрытым и отдаю.

Народ усмехается. Я видел, что эти усмешки не надо мной, а над ним. Тогда он спрашивает моего брата Василия:

– Скажи, на какой странице он читал?

Василий отвечает:

– Я не знаю, потому что смотрел, как он водит пальцем по строкам...

Я думал: «Наверно, этот священник никогда сам не читал Библию; потому он так удивлен». Он рассвирепел и что-то прошептал уряднику.

На этот раз нас отпустили.

Через некоторое время опять приехал урядник и бил меня так, как бьют цепом снопы на току; бьет, а сам приговаривает:

– Почему не покоряешься священнику, почему стоишь против православного духовенства?
Усилия духовенства

«Как бы нас ни притесняли, собраний наших не оставим», – решили братья.

Однажды приехал из другого города священник, чтоб служить в церкви. За мной прибежали двое полицейских. У каждого палка. Приказали мне:

– Собирайся немедленно в церковь!

Я взял Библию и спрятал под полой. В церкви занял место возле заднего окна. Началась служба. Поют певчие. Народ молится, крестится. Все идет хорошо. Под конец священник сказал проповедь об иконах и об идолах.

– Идол – это бык, а икона – это образ святых человеков и святых жен.

Я стоял и весь трепетал от волнения. Чувствовал, как будто кто-то шепчет мне: «Не молчи, говори!»

– Батюшка, позвольте мне сказать несколько слов, – сказал я громко.

– Говори, говори, Дунаенко!

Я раскрыл Библию и прочитал: «Твердо держите в душах ваших, что вы не видели никакого образа в тот день, когда говорил вам Господь на Хориве из среды огня, дабы вы не развратились и не сделали себе изваяний, изображений какого-либо кумира, представляющих мужчину или женщину» (Втор. 4:15–16). – Слышали, батюшка? Тут же не говорится ни о каком быке!

В церкви поднялся шум среди народа. Здоровенный мужик подошел ко мне, ударил кулаком в шею и потащил к двери. Когда вытолкал наружу, запер дверь церкви. Вокруг церкви ограда, в середине – главные ворота. Он вытолкнул меня за ворота и крикнул:

– Пошел вон!

В тот день был послан рапорт уряднику о том, что Дунаенко не унимается и конфузит при людях священника.

Когда приехал урядник, то на этот раз уже не бил меня, а мучил. Я едва остался живым.

– Как ты, гадина, посмел бить священника?

– Я и пальцем его не тронул...

– Ты его словами бил при всем народе!.. Погоди, достукаешься каторжных работ! Сгниешь там навеки.

Это было сказано при народе. Все решили, что скоро я буду каторжником. Но братья и сестры даже после этого собраний не оставляли.

Иногда нас заставали на собраниях. Тогда нас гнали сорок верст в Уманскую тюрьму на восемь суток. Мне всегда немного добавляли, и я сидел 10–14 суток.

Вместе с мужиками гнали и слабых женщин с грудными детьми. Милосердия не проявляли ни к кому. Слезы и просьбы не помогали.
Приезд следователя

Приехал следователь из Киева. Меня к следователю не вызывали. Он остановился у священника для расследования этого дела. Следователь спросил у священника:

– Вы приказали позвать Дунаенко в церковь?

– Да, я приказал полиции, чтобы позвали его для увещевания.

– Когда Дунаенко вошел в церковь, он сразу начал что-нибудь говорить?

– Нет, он только попросил слова после моей проповеди.

– Вы ему запретили или позволили?

– Я ему сказал: «Говори».

– Вы позволили ему говорить в церкви, когда стояли за аналоем?

– Я думал, что он попросит прощения, покается перед Богом.

– Вы думали так, а он думал иначе. С моей точки зрения, Дунаенко не совершил никакого беззакония.
Печальные случаи

У одного брата умер ребенок. Полиция не позволяла похоронить ребенка на общем кладбище. Это было летом. Стояла жара. Несколько дней брат держал тело ребенка в погребе. Но дальше нельзя было держать; нужно было где-то похоронить. И брат похоронил ребенка у своего двора.

Через несколько дней приехал урядник и приказал:

– Тело выкопать и похоронить на свином пастбище!

Начался плач и вопль братьев и сестер от такого издевательства. Но на этом надругательства не кончились. Созвали сельский сход и постановили: «Забрать у штунды хлеб, который уже в снопах, а земли им дать только полдесятины и в таком месте, где ничего не растет, – на глине».

По всем полицейским участкам было разослано распоряжение – забирать у штунды новорожденных детей и крестить их по православному обряду. Некоторых детей крестили в ледяной воде. Младенцы простуживались и умирали.

Однажды я на своей усадьбе начал копать глину, чтобы построить себе избушку. Сельский староста увидел и говорит: «Ты зачем здесь копаешь?»

– Это моя усадьба, я здесь родился; за это плачу подать. Это место перешло ко мне от отца...

– Я тебе покопаю!.. Вон где твое место – там копай! – и показывает палкой на небо. – А тут не имеешь права копать!

Что мне было делать? Куда идти? Кому жаловаться? Я был, как маленький сирота, которого все дети бьют и все у него отнимают, а ему остается только плакать и утирать рукавом слезы...

Жена говорит:

– Брось копать, а то еще позовет полицейских, и тебя изувечат.

Верующим запрещали ночью зажигать свет в домах. А ведь ночью с малыми детьми всякое бывает. Заплачет дитя, мать зажжет свет. А кто-нибудь идет мимо, видит – у штунды свет! Ага, значит, читает Библию. Надо побить ему стекла!
Беспокойство общества

Общество стало замечать, что кое-кто из молодежи тайно ходит в собрание слушать Библию. От одного к другому стали передаваться слова: «У них там интересно!» И они постановили:

– Так как наши сыновья и дочери идут к штундам слушать Библию, то мы должны купить свою Библию, общественную. Тогда молодежь не будет ходить к штундам. Нашу общественную Библию надо читать в церкви. Может, там кто купит свечку да засветит перед святыми иконами, и нехай тогда придет в церковь штунда и Библию почитает, какую батюшка купит.

Это было решено в присутствии священника. Собрали деньги для покупки Библии и отдали их священнику. Через некоторое время священник привез Библию и созвал всех жителей села. За мной послали сотского с палкой. Он очень строго сказал:

– Иди со мной, почитаешь Библию, чтобы не поклоняться святым иконам!

Гонит меня сотский, громко поносит всякими злыми словами. Прихожу в сельское правление. Народ кричит:

– Ага, пришел!.. А ну-ка, почитай нам Библию, которую батюшка купил... Погромче прочитай... там, где сказано, чтоб мы святым иконам не поклонялись!
Доказательство из Библии

Все пристально смотрели на меня. Священник сидит за столом, и другие какие-то с ним. Мне дают Библию, чтобы я прочитал им место, где написано про иконы.

У многих такое выражение на лице, что я не найду в Библии слов против икон. Они заранее торжествуют, готовятся избить меня.

Я открыл 44-ю главу пророка Исаии и прочитал 13-й, 14-й и 15-й стихи: «Плотник, выбрав дерево, протягивает по нему линию, остроконечным орудием делает на нем очертание, потом обделывает его резцом и округляет его, и выделывает из него образ человека красивого вида, чтобы поставить его в доме. Он рубит себе кедры, берет сосну и дуб, которые выберет между деревьями в лесу, садит ясень, а дождь возращает его. И это служит человеку топливом, и часть из этого употребляет он на то, чтобы ему было тепло, и разводит огонь, и печет хлеб. И из того же делает бога и поклоняется ему, делает идола и повергается перед ним».

Люди были вынуждены молчать, потому что так условились. Все ожидали конца моего чтения. По окончании чтения священник встал и говорит:

– То, что прочитал Дунаенко из Ветхого Завета, нас не касается.

Народ обрадовался, зашумел:

– Это не для нас!

Тогда я открываю 17-ю главу Деяний Апостолов и читаю 29-й стих: «Итак, мы, будучи родом Божьим, не должны думать, что Божество подобно золоту или серебру, или камню, получившему образ от искусства и вымысла человеческого».

Кое-кто из народа убедился в моей правоте, а некоторые ожесточились и исполнились великой ненавистью ко мне. По домам расходились возбужденные, спорили, шумели. Были голоса и за меня, но большинство было против. Людям не хотелось расставаться с тем, чему они верили много лет.
Верующие искали выход

Приближался праздник светлого Христова Воскресенья – Пасха Христова. Полицейские, шпионы и наши ненавистники заранее приготовили дубинки – разбивать окна в тех домах, где соберутся верующие.

Тогда все мы решили: «Соберемся не в доме, а вдали от селения, в степи, откуда не будут доноситься до села наши голоса.

Собрались мы на кладбище, у выкопанной могилы, в которой еще не успели похоронить покойника. И возле этой могилы мы молились в горьких слезах. Малых детей держали на руках. А кто был побольше, сам стоял.

Наши гонители тщетно искали дом, где проходит пасхальное собрание. Но окна бить им не пришлось, потому что ни в одном доме не было собрания...

С каждым днем гонения усиливались. Но наши собрания не прекращались. Тогда наши гонители стали хватать братьев и сестер где попало, вместе с малыми детьми. Некоторые сестры работали на огороде. В домах оставались их грудные дети. Когда арестовывали сестер на огородах, они просили:

– Пустите в дом взять ребенка, его надо кормить грудью...

– Обойдется и без груди, – смеялись гонители.

Матерей погнали за 40 верст в Уманскую тюрьму. Ночь провели под открытым небом у дороги. Сестры стонали от болей в груди, потому что у них скопилось молоко... А их младенцы дома плакали от голода.

На другой день сестер перевели в тюрьму. При тюрьме была церковь. Священник начал православную службу. На эту службу было позвано много полицейских. Во время службы сестры и братья плакали.

После службы священник раздал всем просфоры. Некоторые не брали. К таким подбегали полицейские и без всякого стеснения били их. Мою жену толкнули с высокой лестницы. Она сильно ушиблась, но осталась жива.

После службы сестер опять погнали в тюрьму. Туда к этому времени привезли из села их грудных детей. Показали их издали, а близко подходить к детям запретили. Младенцы плакали. Матери стонали, рыдали от горя. Вот какую пытку придумало начальство по наущению духовенства.

Полиция кричала на брата, который привез грудных детей.

В этот день матери так и не покормили детей.

– Привезете детей завтра в 9 часов утра!

С этими несчастными малютками Григорий Дорофеевич Мусиенко поехал на постоялый двор Умани.

С великими мучениями и большим терпением пережил он ту ночь. Плачущие дети не давали покоя другим людям на постоялом дворе. Среди женщин было много евреек, тоже с младенцами. Когда они узнали, почему плачут дети, то брали их на руки и кормили своей грудью. Слезы текли по лицам этих женщин:

– Бедные малютки, за что вас так наказывают?

Можно представить, что переживали матери, оставшиеся в тюрьме.
В тюрьме

На другой день детей привезли в 9 часов утра. Но сразу их к матерям не пустили: надо было выхлопотать разрешение от высшего начальства. Эти хлопоты отняли почти два часа. Дети плакали. Матери в тюрьме метались в отчаянии.

В один из вечеров, после проверки камер, братья преклонили колени и начали молиться. В это время что-то загудело под тюрьмою, лампы начали двигаться. Надзиратель громко закричал:

– Землетрясение!

Все перепугались: тюрьма каменная, и если разрушится, то всех похоронит. Но через несколько минут землетрясение прекратилось. Братья с колен не вставали. Молитвы сопровождались обильными слезами. После молитвы улеглись на голые нары. Ни в женском, ни в мужском отделениях не было никаких подстилок.

Только через восемь дней сестер и братьев отпустили домой, а меня заперли на двое суток в карцер.
Угроза

На воротах дома брата Мусиенко было приклеено письмо, в котором содержалось требование, чтобы он в поле, возле придорожного креста, в приготовленную яму, прикрытую камешком, положил сто рублей. Если же деньги не будут положены, то будет сожжен его двор и дом.

Мусиенко это письмо отнес в сельское правление. До этого его уже прочитали соседи, проходившие мимо ворот.

По почерку узнали автора угрожающего письма. Старика Мусиенко вызвали к становому приставу и сказали:

– Мы знаем, кто это написал, и составили протокол, который вы должны подписать, чтобы дело было отправлено в суд.

Брат Мусиенко не захотел судиться и поэтому протокола не подписал. Через некоторое время была сожжена мельница Мусиенко, которая стоила несколько тысяч рублей. Рядом с мельницей были маслобойка и шерстобитка. Сгорело много всяких машин.

Вскоре после пожара у брата Мусиенко смертельно заболел восемнадцатилетний сын. Спасти его не могли. Братья вырыли могилу на общем кладбище. Но гонители верующих донесли уряднику:

– Наше православное кладбище хотят опоганить умершим штундой.

Урядник отдал строгое предписание сотскому: ни в коем случае не допустить похорон сына Мусиенко на кладбище и могилу засыпать.

Неграмотный сотский приносит мне этот приказ и просит прочитать его вслух. Я прочитал ему, а бумажку положил себе в карман. Это случилось в феврале. Тело лежит в доме. Я посещаю покойника, читаю Евангелие. Народ сходится, как на похороны, и слушает Слово Божье.

Некоторые злые люди говорят:

– Пусть из него борщ сварят! Не позволим хоронить на нашем кладбище!

– Но это не по-Божьему, – отвечают другие.

Я каждый день читаю возле покойника Евангелие. Народу собирается все больше. После чтения провожу толкование прочитанного. В результате семнадцать человек обратилось ко Христу.

Когда узнало об этом начальство, гонения усилились. Я решил написать прошение на имя его императорского величества. Вместе с прошением я вложил приказ урядника Карпа Никодимовича Кулибабы о запрещении хоронить покойника на кладбище.

Конверт с прошением к императору я вложил в другой конверт – на имя верующего человека Германа Исааковича Фаста, жившего в Петербурге. Я все подробно описал брату. Брат Фаст ответил телеграммой: «Письмо получено и отправлено по адресу».
Переполох

Эта телеграмма вызвала переполох во многих селах. Все спрашивали у нарочного, который доставил мне депешу:

– Кто ее прислал из Петербурга Дунаенко? Что в ней написано?

Священник тоже зазвал к себе нарочного и спросил о телеграмме. Нарочный сказал:

– Я только доставил телеграмму, а что в ней написано, не знаю. Я ее не читал.

Тело лежало в доме 21 день. Наверное, уряднику было прислано распоряжение из Петербурга, потому что он приехал и сказал, что покойника можно похоронить. Он сам присутствовал на похоронах, чтобы не было возмущения со стороны православных.

В воскресенье священник после службы пошел к церковному старосте на обед. А три сына этого старосты обратились ко Христу, когда я читал над покойником Слово Божие.

Во время обеда староста говорит:

– Батюшка, помогите, дайте совет, что мне делать с моими сыновьями, которые стали ходить на собрания к Дунаенко?

Священник ответил:

– Вы знаете, что сделали с Яшкой, который ночью обокрал церковь. Его убило общество, и над убийцами не было никакого суда. Вот так же надо поступить с Дунаенко.
Постановление схода

В деревне собрали сход и постановили: «Кто не хочет бить и разгонять штунду, у тех отнять землю». Каждому было страшно остаться без земли. Люди, подписавшиеся под этой бумагой, взяли колья, чтобы всем было видно, что они идут разгонять штунду. Священник приехал провести службу. Все общество пришло в церковь. Колья сложили снаружи. А когда служба кончилась, кое-кто взял небольшие иконы в руки. В одной руке держит икону, другой берет кол. Так они шли громить штунду.

Один здоровенный мужик приготовился убить меня. Но Бог не допустил моей гибели. Жена моя в это время была больна. Соседка забежала в наш дом, чтобы помочь жене. Мне она сказала:

– У вас нет ни капли воды. Бери ведра и скорей иди по воду!

Я ушел. Когда громилы пришли в дом и увидели, что меня нет, а жена лежит больная, они не тронули ее. Это было 14 февраля 1891 года. В других домах многих верующих избили до крови. Женщин таскали за волосы, били ногами. Одну девочку перебросили через забор на мерзлую землю. В тот же день она умерла.

До убийства дочери родители тайно веровали, а теперь перестали скрывать свою веру и были готовы умереть за Христа. После этой расправы братья попросили волостного старшину Антона Булавку приехать к нам.

Старшина прибыл и собрал всех братьев в сельское правление. Народ думал, что он будет расспрашивать о всех недавних зверствах и наведет порядок. Но он поставил братьев в ряд и начал бить по лицу всех подряд. Мне досталось больше всех. Но я не падал духом, потому что твердо верил, что Бог накажет за такое зверство.
Колокольный звон

Однажды слышу звон колоколов. Думаю: в честь какого же праздника? А народ стекается к церкви со всех сторон. Смотрю в окно и вижу – бежит полицейский. Вбегая в дом, кричит:

– Не слышишь звона? Почему не идешь в церковь? Чтобы через минуту был там... Увидишь, что с тобою будет...

Подгоняет меня палкой, ругает скверными словами – страшно слушать. Подхожу к церкви и вижу несколько фаэтонов, а возле них много народу. Мною овладел страх. Из церкви вышли стражники и урядники. Один стал впереди меня, другой – позади. Народ расступается, дает дорогу. Ввели меня в церковь. Вижу – несколько священников, неизвестных мне, справа – исправник, пристав, жандармы, урядник; а против клироса стоит какой-то чиновник. Из алтаря выходит священник в облачении. Я стою, как бесчувственный. Он спрашивает:

– Ты – Дунаенко?

– Точно так, – отвечаю.

Трудно быть спокойным, когда кругом стража с обнаженными шашками. Священник продолжает:

– Почему ты оставил свою мать-церковь и стал, как овца заблудшая? Ты читаешь Евангелие. В нем сказано, что Христос оставляет стадо и идет искать одну овцу потерянную. Видишь, мы все оставили свои дела и пришли искать твою потерянную, заблудшую душу... Ты заблудился, оскорбил свою мать-церковь... Ведь ты родился православным и вырос в православной церкви. Ты ее любил, и она любила тебя. Ты хорошо трудился в ней, читал и пел... Зачем же ты оставил свою любимую мать, которая родила тебя, крестила, учила? Вместо благодарности ты наплевал на нее, убежал и совращаешь других.

Я едва стоял на ногах – так он заморочил мне голову своими увещеваниями. Нужно было что-то сказать, и я спросил его:

– Что мне сделать доброго, чтобы наследовать Царство Божье?

Он оглядел всех людей и говорит:

– Повторю тебе заповеди Христа...

– Какие? – спрашиваю.

– Первую и вторую...

Но тут подошел к нему чиновник и стал что-то шептать на ухо. Тогда священник объявил:

– Через полчаса в школе будет беседа миссионера с Дунаенко. Приходите все послушать.
Миссионер

Фамилия миссионера была Шкварцов. К нему относились с почтением священники и полицейские. Даже как будто побаивались его. Он был из Петербурга; значит, человек с головой, нам не ровня.

Собрался народ в школе. Без полиции и здесь не обошлось. Чего боялось духовенство? Драки, побоища?

Миссионер и священники заняли места за столом, и собрание открылось. Миссионер достал из кармана записную книжечку, перелистал ее, посмотрел на меня.

– Сядь поближе, – говорит.

Полицейские подпихнули меня к нему. Миссионер начал:

– По Слову Божьему, признаешь ли ты себя заблудшим или нет?

Я молчал. Тогда мой родной брат Василий поднял руку и встал. Священник разрешил ему сказать:

– Говори.

– «Если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Божие», – сказал Василий.

– Кто это такой? – спрашивает миссионер.

– Это его родной брат Василий, – выкрикнул кто-то.

Миссионер обратился к Василию:

– Эти слова сказал Сам Христос. И я тоже скажу: если наша праведность не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то мы не войдем в Царство Божье. Правильно сказано.

Василий сел. Миссионер долго говорил к народу, защищая православную веру и церковь. Потом обнял меня перед всем народом и так ласково говорит:

– Дунаенко, я слышал, что ты в православной церкви читал и пел с другими. Что же с тобой случилось? Как ты мог ослепнуть? Апостол Павел говорит так: «Если же закрыто благовествование наше, то закрыто для погибающих». По Слову Божьему, ты погибший. Видишь этих людей, для которых ты читал и пел? Для них благовествование не закрыто, а для тебя закрыто. Ты в плохом положении, а они в хорошем.

Указав на одного пожилого человека, Терентия, он сказал:

– Вот, Дунаенко, с кого тебе нужно брать пример. От него Бог ничего не закрыл, а тебе штунда ослепила глаза.

Я попросил разрешения сказать несколько слов старцу Терентию.

– Скажи, скажи, – согласился миссионер.

Народ загудел, зашумел. Полицейский рявкнул:

– Тише!

– Дядя Терентий, объясни мне вот что: когда священник с Евангелием перед алтарем говорит протяжным голосом: «Горе имеем сердца», что это означает?

Терентий говорит:

– Разве ты этого не знаешь? Мы поем в ответ на это: «Имамы ко Господу, достойно и праведно есть, поклонятися Отцу и Сыну и Святому Духу».

– Я это знаю. А ты объясни слова священника: «Горе имеем сердца».

– Я этого не знаю. Пусть батюшка объяснит тебе.

Народ стал смеяться.

– Прекратить! – крикнул полицейский.

– Больше ничего не хочешь спросить? – обратился ко мне миссионер.

– Если позволите, спрошу.

– Спроси.

– Дядя Терентий, что означают слова, которые батюшка говорит в алтаре: «Поющие, вопиющие, взывающе и глаголюще»?

– Мы на это поем: «Свят, свят, Господь Саваоф».

– Я это знаю, но ты объясни мне слова батюшки.

– Как я тебе объясню, если сам не знаю?

– А ты знаешь, Дунаенко? – спросил миссионер.

– Если бы знал, то не спрашивал бы.

Миссионер покачал головой и говорит:

– Я еще не видел такого хитреца.

Я испугался, поняв, что мои вопросы к Терентию были неприятны миссионеру. Ведь он только что сказал, что ничто не закрыто от Терентия, значит, он все должен понимать. А оказалось, что он ничего не понимает. После этого миссионер показал на икону в переднем углу и спрашивает:

– Что это, по-твоему?

– Икона.

– А кто на ней нарисован?

– Иоанн Креститель.

– Кем ты считаешь его?

– Он был, как Ангел Божий.

– Значит, икона эта святая?

– Она сделана не Богом, а руками человека.

– Да, человеческими руками, но она святая.

– Этого я не могу утверждать, потому что сказано в Писании: «Будьте святы, ибо Я свят». Это сказано живым людям, в которых может обитать Святой Дух... А неподвижные вещи могут быть святыми или нет, этого я не знаю.
Вечер

Уже темнело. Зажгли лампу. Но народ не расходился. Все чего-то ждали. Ко мне подошел учитель.

– Дунаенко, прошу на пару слов...

Мы вышли на улицу, и он говорит:

– Вот что я скажу тебе: если оставишь эту штунду, получишь денег, сколько хочешь...

Он стал делать намеки, что он тоже против священников, и даже стал поносить их нехорошими словами. Потом спрашивает:

– Сколько бы ты хотел денег?

– Ничего не хочу... Знаете, что сказал Петр Симону: «Серебро твое да будет в погибель с тобою...» Так и я не могу продать дара Божьего.

– Ну, как хочешь, это дело твое.

Он пошел в школу, я за ним. Когда он занял свое место, миссионер обратился ко мне:

– Ну что, Дунаенко, все не одумался? Все еще стоишь на своем учении?

– Кто я такой, чтобы выдумывать свое учение? – ответил я. – Не на своем я стою, а на Божьем Слове.

Мисс