„Святая инквизиция“ в России до 1917 года А. Булгаков

Время было непростое: Россия потрясена революцией 1905 г. Последующие годы были, естественно, годами реакции. Население было политизировано достаточно сильно. Неправославных христиан просто вынуждали политизироваться. Испытывая на себе тяготы гонимых, они поневоле задавали себе «крамольные» вопросы и подпадали под обаяние лозунгов «свободы, равенства и братства».

Полезно привести еще одно положение из Определения Св. Синода:

Нетрудно представить себе, чем отвечало епархиальное начальство на просьбу ненавистных сектантов разрешить строить молитвенный дом или переоборудовать жилой дом под религиозные нужды.

И сегодня: создается какой–нибудь «инициативный комитет» из числа воцерковленных лиц, и оные ходят по окрестным домам, в подробностях рассказывая жильцам, какие ужасные сектанты хотят построить свой храм в их микрорайоне.

Составляются списки протестующих и передаются в органы власти. Все законно, народ решил? Кто–то сказал:

Есть еще в том Определении небольшая рекомендация:

Это тоже понятно: «святое воинство» должно быть послушным и бессловесным стадом, которое можно будет направлять на позорную бойню с иным государством (Япония, Германия) или на усмирение своего же народа, — ведь известно же, что господствующая Церковь благословляла и оправдывала всякое насилие. Об этом тяжело говорить, но ведь это — тоже наша история. И не для того ли нам сейчас так усердно показывают по ТВ многочисленные крещения в воинских частях? Но знают ли сограждане, что это происходит в силу соглашения Патриархии с Министерством обороны, МВД и прочими организациями? При этом нарушается Конституция РФ, провозгласившая нашу страну светским государством и гарантирующая равные права всем верующим, в том числе и военнослужащим.

В 1909 г. с 15 апреля по 4 мая в г. Киеве состоялся Всероссийский миссионерский Съезд. Естественно, одним из главных вопросов был вопрос о борьбе с инославными христианами, ибо институт миссионеров и был создан для этой цели. Съезд, как и положено всякому съезду, вынес свое Постановление за № 2130 (1909 г.) о мерах борьбы со штундо–баптизмом и пашковщиной. Напомним, что ни «штундо–баптизма», ни «пашковщины» в природе не было. Были православные, которые хотели жить по Евангелию, а уж какие ярлыки им навешивала господствующая Церковь, это другой вопрос. Процитируем из этого Постановления пункт «г»:

Это означало разрешение творить безобразия на молитвенных богослужениях означенных верующих (см. Приложение). Можно ли вообразить, чтобы в православный храм явился какой–нибудь баптист и стал бы вмешиваться в ход литургического богослужения, пытаясь переубедить верующих? Вообразить такое невозможно, тем более — осуществить.

Известный своим рвением миссионер В. Скворцов, о котором мы упоминали, в 1912 г. написал книжку «Миссионерский посох». Небезынтересно процитировать его пространные ссылки на законодательство:

И далее:

Перечисляя Постановления, Определения и Правила, касающиеся антисектантской миссионерской деятельности, Скворцов уделяет наибольшее внимание последним:

Всего 21 пункт.

Еще когда готовился Манифест 1905 г., первенствующий в Синоде преосвященный митрополит Петербуржский Антоний «удостоверил, что положение 1894 года не достигло тех результатов, которые поставлялись целью его издания. Между тем, в жизнь местного населения была им внесена значительная рознь, а иногда и открытая вражда между односельчанами». Спасибо владыке за честное признание. Победоносцев уже лежал в сырой земле, а миссионерский посох (лучше — меч?) делал свое дело, порождая кровавые междоусобицы. Не лучше ли было бы наводить порядок там, где это было действительно необходимо? —

Это было еще в 1891 г., и в последующие годы «добрые христиане» только увеличивали число своих вандальских набегов на те храмы, где их самих крестили и венчали.

Но вернемся к Скворцову. Пастырь–инквизитор подчеркивает, что упомянутые им «Правила» являются последними и имеют главное руководящее значение. В чем же это руководящее значение? — В исполнении приходским священником все тех же полицейских функций слежки, доносительства и науськивания односельчан на инославных христиан. Впечатляет и концовка 7–го пункта — «отступников не принимать к себе в дом».

«Особое Совещание»! — большевикам не нужно было ничего придумывать. Задачами и целями Особого Совещания была более эффективная миссионерская работа до полного искоренения христианского инакомыслия.

Суть этой фразы — в плохо скрываемом признании, что дела у батюшек шли не совсем ладно, хотя они, худо–бедно, все же кончали семинарии, а их оппоненты в оных не учились. И еще: если прежде односельчане не в каждом случае видели причину избивать своих родственников–инославных, то теперь весь православный приход должен был участвовать в «миссионерском делании». И под пьяную руку это проходило безнаказанно.

Св. Синод издал эти «Правила» в 1908 г. Сделаем из них извлечения:

24 ноября 1910 г. на обсуждение в Государственной Думе было внесено заявление № 113 за подписью 45 членов–депутатов. Это был запрос министру внутренних дел по поводу издания Циркуляра этого Министерства от 4 октября 1910 г. за № 9623 «О богослужебных собраниях сектантов». Циркуляр был лоббирован правящей Церковью, представители которой составляли большинство в Думе третьего созыва, которую по праву называли «богомольной». Для справки:

В этом Циркуляре, подписанном Ал. Харузиным, содержалось так много положений, находящихся в противоречии с Манифестом 17 апреля 1905 г. и Указом 17 октября 1905 г., что депутаты вынуждены были расписать все по пунктам. Приводим в извлечениях:

В новом Циркуляре устанавливалось, что публичные собрания сектантов, посвященные чтениям и собеседованиям по религиозным вопросам, происходят «с разрешения, в каждом отдельном случае, местного губернатора», что явно нарушало «Временные правила» от 4 марта 1906 г., которые не содержат в себе никаких специальных указаний о публичных собраниях, предметов коих являются религиозные вопросы.

Циркуляр постановлял, что молитвенные или богослужебные собрания для несовершеннолетних, хотя бы они принадлежали к семействам сектантов, разрешаются по особым ходатайствам в МВД.

Ни в Законе 17 апреля 1905 г., ни в других законодательных актах не установлено, чтобы для участия в общественных богослужениях требовалось совершеннолетие; не имеется в Законе никаких оснований и для предоставления министру внутренних дел права разрешать или не разрешать такие собрания.

Заканчивается данное заявление 45 депутатов вопросом:

Циркуляр произвольно делил сектантов на полноправных и на неполноправных, причем всех их поставил в заведомо неравные условия по сравнению со старообрядцами. Ведь последние имели свои храмы и молельни, которые в течение длительного времени были российским законодательством запечатаны, а после 1905 г. их распечатывали, т. е. открывали. У сектантов же не было ни храмов, ни молелен — им их просто не разрешали строить. Циркуляр поступил очень просто — к чему усложнять вопрос: старообрядцы имели какой–никакой храм — значит, они полноправные, а сектанты, соответственно, неполноправные из–за отсутствия у них молельных домов.

Циркуляр предписывал: если хотите, чтобы на вашем собрании были несовершеннолетние, нужно для этого особое разрешение МВД. И вообще, по Циркуляру, молитвенное собрание — это то же самое, что и светское публичное собрание, и на проведение каждого такого богослужения нужно было получить разрешение от губернатора.

По прочтении этого Циркуляра создается впечатление, что Столыпина просто «подставили», потому что, хотя документ и исходил из МВД, подписал его директор Департамента духовных дел Ал. Харузин; это следует из приписки: «я признал необходимым издать особые правила» — и подпись.

В преамбуле прямо признается, что до 1910 г. «собрания сектантов, не регулированные никакими постановлениями (курсив мой. — А.Б.), вызывают на местах многочисленные недоразумения».

Молитвенные собрания так называемых сектантов всегда проводились в свободной форме, а не в строго канонической, как в православных храмах. На этих богослужениях инославных христиан вполне могли обсуждаться какие–либо текущие вопросы (разумеется, не «о сенокосе, о вине, о псарне, о своей родне» — по Пушкину), да и собственно проповеди носили довольно свободный характер. Верующие приходили на молитвенные собрания со своими болями и переживаниями по поводу притеснений и гонений со стороны духовных и светских властей. Собственно, в этом и заключался первохристианский обычай, а не в строго регламентированных обрядовых действиях.

Тем не менее именно эту самобытную творческую христианскую свободу и назвали несанкционированными публичными собраниями.

§ 1. «Молитвенные и богослужебные собрания разрешаются беспрепятственно. Но это только в том случае, если община имеет официальное разрешение на проведение указанных собраний в конкретном помещении». Но все ли могли иметь специальные помещения по бедности общин или из–за препятствий построить таковые, чинимых местным епархиальным начальством? — Вспомним, как по всевозможным Положениям нужно было испросить разрешение у этого начальства.

§ 2. «Если молитвенные и богослужебные собрания совершаются вне таких разрешенных домов, то всякий раз для проведения отдельного собрания община обязана за две–три недели (в зависимости от губернии или края) подавать заявление». Если учесть, что инославные христиане, как и положено христианам, совершали богослужения обязательно в каждый воскресный день во славу о воскресшем Христе, то легко представить, что выставленные требования были заведомо невыполнимы.

§ 3. «Не допускается устройство… собраний.., не имеющих характера собственно богослужений». А какой должен быть характер собственно богослужения? Ясно, что не по православным канонам, — на то это и инославные богослужения. Там была живая русская речь и свобода общения. Кстати, после упомянутого Съезда в Киеве в Постановление вставили: в) «для противодействия вредному влиянию на православных простой и доступной (курсив мой. — А.Б.) для понимания проповеди баптистской предписать духовенству так же приближать к пониманию простого народа язык своих поучений, а для наилучшего понимания богослужебного языка стараться соблюдать ясность и отчетливость в чтении и пении» [ ? ] .

Денежных сборов на нужды общин или в помощь нуждающимся делать не дозволялось. То, что «милосердие» — понятие исконно христианское, Департамент духовных дел, видимо, не знал. Кроме того, следует уточнить, что эти многочисленные общины жили (и до сих пор живут) только за счет добровольных сборов, ибо ни за какие требы денег там не брали, поскольку считали это грехом, симонией, т.е. торговлей духовными дарами.

§ 4. Местная административно–полицейская власть назначала компетентное ответственное лицо для обязательного присутствия на таких молитвенных и богослужебных собраниях, дабы следить, чтобы «на собраниях не происходило поругания или поношения догматов, обрядов и установлений Православной церкви…» [ ? ] .

Итак, должностное лицо внимательно следит за ходом богослужения. Но присутствующие верующие — вчерашние православные. Если бы все догматы, обряды и установления православной Церкви их устраивали, то они и продолжали бы находиться в ней. Но вот они теперь знают из чтения Евангелия, что четвертой ипостаси Божией нет, а есть только исповедуемая в Апостольском символе веры три–ипостасность Бога: Отца, Сына и Святого Духа. К Марии, матери Иисуса, они должны относиться с благоговением, но почему она Царица Небесная? Из подобных составляющих складывалось инославное христианское понятие, и вопрос этот — богословский, а не административно–полицейский. Тем не менее обязательно присутствующий блюститель порядка мог закрыть собрание, если ему не понравится смысл богослужения. А если подобное повторялось, то следовало привлечение к уголовной ответственности по ст.73, 74, 90 Уголовного уложения.

Если учесть, что в проповеди инославных христиан могли иметь место суждения не только о неправомочности четвертой ипостаси как ереси, но и о других многих спорных вопросах, то возможностей у должностных лиц для придирок было предостаточно.

§ 5. Если же в молитвенном собрании потребовалось сделать какое–либо сообщение, прочитать что–то по религиозным вопросам (а где для верующих была еще такая возможность?), то в каждом отдельном случае следовало обратиться предварительно к губернатору (начальнику области, градоначальнику), причем принимая все условия, оговоренные для публичных собраний. Так что если сосланный за религиозные убеждения член Церкви прислал письмо, в котором пишет общине о своих мытарствах, то для прочтения этого письма на молитвенном собрании нужно было испросить разрешение губернатора, а даст ли он просимое — это еще вопрос.

§ 6. Если общине понадобилось (по причине, к примеру, большого стечения народа) провести богослужение под открытым небом, а при этом всегда — и неизбежно — присутствовали несовершеннолетние дети верующих, то общине надлежало ходатайствовать по сему случаю перед МВД.

В примечании к § 2 «Правил» поясняется, что власти вовсе не намерены препятствовать в проведении богослужений той общине, в которой менее 25 человек. Нужно только написать заявление в местную полицию, что собрания будут проводиться постоянно в таком–то помещении, — и все будет хорошо, молитесь на здоровье. Но всегда ли та или иная семья могла предоставить возможность постоянно собираться в ее жилище? Получается, что у верующих не было возможности свободно собираться в удобном для них месте.

И. С. Проханов, один из руководителей евангельских христиан, издал тогда книжку под названием «Закон и вера», своего рода справочник, где собрал все возможные спорные вопросы, отравлявшие и без того нелегкую жизнь инославных христиан. Подробно о ней — в Приложении.

Однако вернемся к Заявлению 45 депутатов. Они напоминали: для чего–то существовал же Манифест 1905 г. и последовавшие за ним «Временные правила» от 4 марта 1906 года, которые хотя бы формально не ограничивали права и свободы верующих граждан. Но, видно, «жалует царь, да не жалует псарь». Циркуляр так и не был отменен — не зря же третья Дума была «богомольной».

Так что оставалось в силе всё, о чем мы говорили, и многое другое вроде:

Если вспомнить, как рекомендовалось, по правилам внутренней миссии, не справляющемуся со своими делами местному батюшке присылать подмогу, то так называемым сектантским проповедникам разрешения на посещение общин, нуждающихся в помощи, «не могли быть выдаваемы». И эти же запреты были в советское время.

Тот же Проханов опубликовал в 1913 г. «Записку о правовом положении евангельских христиан, а также баптистов и сродных им христиан в России», где писал:

Что такое «оставить службу», подробно опишет в своем докладе в Государственном Совете сенатор А. Ф. Кони.

В 1911 г. Государственный Совет собирался несколько раз (4, 5, 9, 11, 16 ноября) для обсуждения законопроекта «О переходе из одного исповедания веры в другое». После фанфарно прозвучавшего дарования свобод прошло, как видим, уже шесть лет, а воз стоял на том же месте. В Совете выступал с речью адвокат и обер–прокурор Департамента по уголовным кассационным жалобам, академик А. Ф. Кони. Этот высококвалифицированный специалист по вопросам права, сам православный, в законодательных делах был беспристрастен и тверд. Достаточно вспомнить его позицию в знаменитом процессе Веры Засулич, когда он, председатель окружного суда г. Санкт Петербурга, выдержал натиск ряда сановных чиновников и даже императора. Поэтому мы позволим привести здесь довольно большие выдержки из его выступления, чтобы еще раз подчеркнуть: годы шли, а улучшений в вопросах свободы вероисповеданий почти не было.

Иными словами, он желает возвращения назад не только за Манифест 17 октября и Указ 17 апреля 1905 года, но и за постановления свода законов 1857 и 1832 годов, ко времени той нетерпимости, от которой отказывались в России уже в XVIII столетии»

В нынешние дни руководители инославных христианских Церквей снова ходят по дантовым кругам отделов юстиции, для чего им уже приходится нанимать квалифицированного юристов, ибо в различных хитросплетениях Закона «О свободе совести и о религиозных объединениях», принятого в 1997 г., простому смертному не разобраться. И православная Церковь порождает этим напряжение, ибо Закон этот лоббировала она.

Приведем еще цитату:

Дальнейший ход тех тревожных лет показывает, что ясное и здравое правосознание не вмещалось в мышление «богомольной» Думы, которая, конечно же, стояла на своем: «запрещать и не пущать». Да и в самом Государственном Совете были не одни только светские стишинские:

Заметим, что это было не частное мнение, его высказали перво–иерархи, выражая точку зрения Синода. В этих словах слышна плохо скрываемая надежда политическими методами осуществить то, чего не могли сделать сугубо христианскими увещеваниями. Тревога сенатора Кони была обоснованной:

Итак, снова слово «инквизиция». Думается, в России был некий симбиоз: вроде бы не папа стоял над государством, но нельзя сказать, что и православие не имело голоса; взятый нами материал из отечественной истории наглядно показывает, что до синодального периода у православия были нескрываемые желания господствовать над государством, чему и вынужден был положить предел Петр I. В последующие времена Синод был инициатором всех законов, секретных циркуляров, ведомственных разъяснении с грифом «печатанию не подлежит», которые были направлены на борьбу… с христианами же, только находящимися вне православной ограды. Даже в упомянутых нами законах черным по белому прописывалось, что речь идет о христианских, а не мусульманских, к примеру, вероисповеданиях. И разве уже не в наше время было опубликовано открытое письмо «Союза психиатров России», где выражалось возмущение тем, что психиатрию снова хотят сделать орудием борьбы с инакомыслием… религиозным? Кто не православный, тому соответствующую медицинскую статью.

Грешно было бы делать вид, что после манифестов и указов ничего не изменилось. Что–то изменилось, но только «что–то», потому что законы из СЗРИ и все дополнительные законы против инакомыслия (инаковерия) никто не отменял. Правило юриспруденции незыблемо: закон теряет силу, когда он прямо отменен соответствующим законодательным актом. И Бонч–Бруевич уже после 1905 г. писал:

Думается, небезынтересно привести здесь хотя бы вопросы, которые возникали в многочисленных христианских общинах по причине чинимых на каждом шагу препятствий и притеснений со стороны духовных и светских властей. Приведем их из книги–справочника «Закон и вера», составленной И. С. Прохановым

Но, видно, такова была «материнская любовь», что от нее бежали даже при всех чинимых препятствиях. Вот что писал А. Карташев:

Относительно самозащиты — вопрос спорный, но политика насильственного насаждения православия неизбежно давала свои плоды.

Даже внутри православного ведомства открыто проявлялись протесты; петиции и забастовки задели даже женские епархиальные училища

В те годы князь Евгений Трубецкой писал:

Что можно сказать утешительного, когда — не в 1894 г., а в 1909 г. — профессор М. Красножен в своем исследовании обращал внимание на продолжающееся законотворчество:

Все ли усмотрят что–либо недоброе в приведенном извлечении? И жениха, и невесту может объединять их общее исповедание веры христианской, и все же обряд бракосочетания священник не совершит, если жених или невеста (в зависимости от конкретного случая) крестились не «так», как нужно. Евангелист или баптист, к примеру, крестится посредством полного погружения в воду, ибо это, по апостолам, символически изображало погружение в могилу, некое, в духовном смысле, умирание вместе со Христом для зла этого мира, и одновременно выход из воды — как воскресение для жизни духовной. Но священник мог возразить, что подобное крещение — «неправильно совершенное», а повторить его невозможно. А может, погружение — это правильно; но сколько раз вас погружали — один раз или три? Это, по мнению священника, настолько важно, что брак может и не состояться, хотя вы и верите одинаково по всем членам Апостольского символа веры.

После дарования так называемых свобод была опубликована «Записка Союза ревнителей церковного обновления», в который входили несколько десятков петербургских священников:

Будущий богослов и священник профессор С. Булгаков в те годы писал:

Профессор не только сетовал, но и предлагал верующим россиянам не уходить во внутреннюю духовную жизнь, но проявлять себя в общественно–политической жизни, ибо у Церкви, по словам Вл. Соловьева, должна быть и социальная сторона ее служения:

Мы ранее бегло упомянули о священнике Гр. Петрове, которого подвергли церковному суду. Это дело широко обсуждалось.

Так вот, этого священника указом Петербургской духовной консистории от 10 января 1907 г. за № 16 приговорили (без суда, без следствия, без вызова самого обвиняемого — см. примеч. 217):

Именно по адресу таких интеллигентных людей высказывался небезызвестный иерарх Антоний Храповицкий: «Лучше пустить на церковный собор обитателей тюрем, чем представителей современной интеллигенции» (стенографический отчет Государственной Думы, созыв III, сессия 3–я заседание 17 февраля 1910 г.). Что ж, пожелание иерея исполнилось через 7 лет: обитатели тюрем поменялись местами с интеллигенцией, но чем это обернулось для самого Храповицкого и иже с ним?

Кстати, о Думе. Специальным законом устанавливался особый имущественный ценз, точнее — земельный, благодаря которому легче было проходить в депутаты духовенству, отчего третья и четвертая Думы имели такое большое количество клириков и первоиерархов. Они же в слепоте своей вели Россию к пропасти. Когда в 1909 г. представители правых партий подготовили законопроект о свободе совести, откровенно говоря, что «пусть лучше будут евангелисты, чем социалисты, пусть лучше читают Евангелие, чем «Капитал», — то этот законопроект был отклонен с подачи членов Государственного Совета епископа Варшавского Николая и епископа Новгородского Арсения (это они в 1911 г. призывали всех оправославить и обрусить) .

Когда была распущена еще первая Дума из–за того, что в ней оказалось слишком много прогрессивных священников, последними было опубликовано и «Воззвание», которое еще называли Выборгским, потому что в г. Выборге происходило его редактирование:

(см. примеч. 41, 42).

Как видим, среди духовенства, по преимуществу низшего и среднего, были лица, имевшие здравые взгляды.

Конечно, и в этой среде большевики пытались заполучить сторонников своих идей: «Брожение среди духовенства, стремление его к новым формам жизни, выделение клерикалов, появление христианских социалистов и христианских демократов, возмущение «иноверцев», сектантов и т.д., — все это играет как нельзя больше на руку революции»

Надежды на церковные реформы не оправдались, консервативные силы взяли верх, да и Николай II не решился созвать Собор. Из доклада бюджетной комиссии Думы:

Но насколько не хватало духовных сил на внутреннее возрождение, настолько же хватало инквизиторства для гонений своих же священников. Мы находим многочисленные «дела» о «противоправительственной деятельности» батюшек различных епархий: Донской, Вятской, Нижегородской и др. Логика церковного следствия была проста: на сходе было более 200 человек, и, кроме волостного старшины и писаря, никто не подтвердил, что священник говорил что–то противоправительственное. Однако на время следствия он был заключен в монастырь, затем, при недостаточности улик, был переведен в другой приход под негласный надзор благочинного. Это о священнике Ксенофонте Никольском из Нижегородской епархии.

Или вот еще рассуждения из книги «Камо грядеши?» (не классической, польского автора Сенкевича, а неизвестного):

Впрочем, «духовному скопчеству» был подвергнут следом же и сам Гр. Петров. В этой же книге «Камо грядеши?» упоминается об отстранении архимандрита о. Михаила от профессорской кафедры Духовной академии за то, что у него были социалистические взгляды. Тогда почему, спрашивает о. Гр. Петров, других мерят иной меркой? Вон сколько всяких «союзов истинно русских людей», пасущихся внутри церковной ограды, от которых веет черносотенством. У них только и слышим крики о крови: «Уничтожим! Разнесем! Порвем на клочки! Зальем кровью!». И в эти союзы крови и убийств, ненависти, мести, злобы и человеконенавистничества духовенство может вступать свободно. Даже поощряется вступление. На сочувствии и на содействии черносотенным погромщикам духовные отцы свои карьеры устраивают».

Совершенно неожиданно для себя самого автор данного исследования вышел на своеобразную политическую деятельность православия. Нельзя сказать, что он не знал ничего до этого о «черной сотне», черносотенцах, но он никак не связывал это с преследованием инославных христиан. Известно было о еврейских погромах, которые современные апологеты черносотенства выдают за несуществующие. На автора этой книги даже подал в суд один из воронежских «памятников» («Память») и на суде уверял, что ничего антисемитского в тех погромах не было. Собственно, и черносотенство подают сейчас нынешние свастиколюбивые чернорубашечники как благое патриотическое дело (хотя, как мы упомянули, в зале суда обещали перестрелять всех, кто перешел им дорогу).

Мы сознательно сокращаем материал о «Союзе русского народа», ибо это выходит за рамки нашей книги, но не можем не отметить, что православие, будучи гонителем всех инославных христиан, напрямую принимало непосредственное участие в черносотенстве. Мы вынуждены это показать хотя бы отчасти, потому что и в этом видится аналог с нашей современностью, потому что и сейчас сформированы, на манер «Союза русского народа», «Союза Михаилa архангела», разные подобные союзы: была «Память», теперь «Русское национальное единство», кощунственно пытающееся подать себя как «Спас». У всех у них в уставах обозначена приверженность православной Церкви. Если бы они выступали просто как отморозки со своими нацистскими бреднями, кто бы принял их всерьез? Но они — радетели православия, и, естественно, по их программе в России всех надо «оправославить» и «обрусить». А нет — «уважай Россию или уезжай». И уезжают, как и уезжали во времена, о которых мы говорим, — но надо ли повторять ставший банальным вопрос: что же пожали от тех посевов?

Снова о мифологизации нашей истории. Советская идеология столько лет промывала мозги народу, ставшему советским, что мы теперь, шарахаясь от этой многолетней бездуховности, впадаем в другую крайность: нам все досоветское видится только в благолепном виде. Да, что–то в советских учебниках было о «черной сотне», о ее смычке с духовенством, о погромах, — но наверное это все наветы большевиков, и коммунистов в последующем. Весной 2000 г. в Воронежском государственном университете состоялась защита кандидатской диссертации о право–монархистских партиях на земле Воронежской губернии. То, что диссертант мог не знать о существовании отделов «Союза русского народа» по воронежским уездам, в это, хотя и с большим трудом, но можно поверить. Но когда автор данной книги задал ученым мужам несколько конкретных вопросов, как и положено при защите диссертации, те стыдливо сделали вид, что ничего об этом они и сами не знают. Так, с умолчания, формируются мифы.

К 1905 г., как известно, обострилась революционная ситуация. Православная Церковь понимала, что возможные политические перемены коснутся и ее, потому что она была неотъемлемой частью в государственной машине. Усилить борьбу с ненавистными сектантами было удобнее, потому что в междоусобной сваре вполне можно было выдавать инославных христиан заединщиками с безбожными революционерами. Мы не нашли никаких документальных данных о совместной революционной борьбе, ибо таковой просто не было. Читать революционную литературу, протестовать против инквизиторских репрессий — это не то же самое, что идти и убивать на баррикадах или из подворотни. Но все же некая политизированность у инославных христиан была: «у нас систематически людей, думающих о Боге, делали революционерами, заставляя давлением на религиозную совесть человека думать о политическом переустройстве».

Так что создание «Союза русского народа» (СРН) пришлось как раз вовремя. Уже осенью 1905 г. «выборы этих боевых дружин должны были состояться в церквах (курсив мой. — А.Б.) после всенощной 15 октября, причем каждый приход должен был просить настоятеля войти в состав комиссии и дать у себя помещение для его (отдела СРН. — А.Б.) делопроизводства». Если кто с недоверием отнесется к такому неожиданному повороту, то приведем выдержку из Определения Св. Синода от 15–18 марта 1908 г.: «Предоставить епархиальным преосвященным разрешать и благословлять участие подведомственного им духовенства в деятельности «Союза русского народа» и других монархических патриотических обществ»

Что же касается политической ориентации так называемых сектантов, то, как и большинство простых людей, веря в царя–батюшку (все–таки вышел Манифест), «в октябре 1905 г. руководители сект подписали политическую платформу «Союза свободы, правды и миролюбия» с требованием «незыблемости» монархии. О политической благонадежности сектантов говорили и полицейские органы».

После Февральской революции 1917 г. Временное правительство вынуждено было создать Чрезвычайную Следственную Комиссию по расследованию деяний черносотенцев (не путать с большевистской ВЧК). Как–то неловко упоминать об этом, но в материалах следствия постоянно встречаются священнослужители; назовем имена только тех, кто точно был уличен в благословении погромов и участии в них, провокаций и всевозможных столкновений среди населения; там проходят и много других имен, но ЧСК так и не завершила свою работу по причине последовавшего октябрьского переворота. Антоний (митрополит Петербургский), Арсений (игумен Новгородский), Богданович С. (священник), Восторгов И. (священник, миссионер), Гневушев Макарий (архимандрит), Илиодор (монах), Иоанн Кронштадтский (священник), Макарий (архимандрит), Митрофаний (епископ, член Думы), Скворцов В. (миссионер), Тронин (священник г. Благовещенска), Черный (священник из г. Херсона)… Это далеко не полный список, потому что, повторяем, по поводу многих других следствие свою работу не завершило, а они имеют право на презумпцию невиновности

Архиепископ Казанский Дмитрий:

Съезд в Киеве (сентябрь 1909 г.) выразил признательность духовенству.

Законы пишутся весьма искусно: одной рукой вроде и дают, а другой — отнимают. Новый Закон о свободе совести 1997 г. тоже не запрещает иные христианские конфессии, но в преамбуле не напрасно говорится о предпочтении православной Церкви. Для нее это означает покровительство, льготы, протекционизм, возможность возведения новых храмов (хотя и существующие отнюдь не переполнены молящимися, разве что по большим праздникам), тогда как многочисленные инославные христиане, образовавшие за последние постперестроечные годы свои приходы, ютятся где придется: по квартирам, по бывшим «красным уголками», по залам заштатных кафе…
Столыпин предложил разрешить переход, но за православной Церковью все равно оговаривалось преимущество, и

Аппетиты духовенства росли все более.

Но это не уменьшило активности духовенства в Думе. Евлогий, митрополит Варшавский и Холмский, по–прежнему предлагал решать вопрос ; отпадающими от православия полицейскими средствами, так что даже в стенах Думы слышал вопросы: «Пастырь, у которого разбегается стадо, решивший окружить его полицейскими, добьется ли желаемого? Поднимется ли там, в Холмщине, авторитет Церкви, призывающей городового на помощь епископу? Вернут ли такие меры симпатии отпавших? Будут ли сердцем принадлежать Церкви люди, которых держат за шиворот?» (482). Кто–то еще бросил реплику: «Оценка религии с точки зрения государственной пользы есть отрицание религии».

«Даже крайний правый депутат русского парламента В. М. Пуришкевич обрушился на главу ведомства православного исповедания с обвинением в содействии развалу Церкви. «И если бы спросить в данный момент, кому бы желали левые поставить памятник в Российской Империи, благодаря за то, что он сделал для разрушения Церкви, все левые ответили бы: В. К. Саблеру».

«Самодержавие открыто стало использовать духовенство в качестве своей политической поддержки, а духовенство вышло из–под ширмы «аполитичности» на определенную дорогу политической деятельности партийного характера». Это не кажется теперь невероятным, если мы знаем об активном участии духовенства в неблаговидной деятельности СРН. Вспомним слова священника Гр. Петрова: «У них только и слышим крики о крови — «Уничтожим! Разнесем! Порвем на клочки! Зальем кровью!»

Это тоже нам не чуждо, — все столбы помечены свастикой с надписью «Россия — для русских». И ничего — офицеры ФСБ, МВД, работники прокуратуры наивно уверяют, что это просто мальчики по молодости дурят. Конечно, пропаганда нацистских идей и разжигание межнациональной розни — это дурь. Говоря поворонежски, нехай дурят; и каждое воскресенье в 14 часов перед Домом офицеров эти молодчики на своем посту. Посмотрели бы на них подлинные, не дожившие до этих дней, ветераны Войны! А те, кто 9 мая выходят на улицы с орденами сегодня, — интересно, что они думают?

Ну и в Уставе РНЕ четко обозначен приоритет — почитание православия.

Правда, в той «боголюбивой рати» не так уж было внутри боголепно. и мы знаем о разделениях, о противоречиях, об интригах, ибо для руководства СРН дело это было доходное. Отголоски подобных настроений (говоря церковным языком) слышны у протоиерея Иоанна Восторгова:

В газете «Речь» (1914, № 46) читаем жалобы членов общины евангельских христиан по поводу отказа в приобретении домов под молитвенные собрания в г. Москве:

Так что, «боголюбивая» дружина миссионеров спокойно делала свое дело, по мудрому совету о. Иоанна.

А вот смиренное послание иеромонаха Серапиона из Киевского Св. Николаевского монастыря; эта обитель считалась почитаемой вдохновительницей русского патриотизма:

Эта «истина» так же вечна, как вечно безумие людское. Апостол Павел в послании к Римлянам говорит: «Итак, спрашиваю: неужели Бог отверг народ Свой? — Никак… Не отверг Бог народа Своего…» (2.1–2). И далее: «Не хочу оставить вас, братья, в неведении о тайне сей, — чтобы вы не мечтали о себе, — что ожесточение произошло в Израиле отчасти, до времени, пока войдет полное число язычников, и так весь Израиль спасется…» (2.25–26). Сдается, что все так называемые поборники православия, дышащие духом антисемитизма, а значит, по Н. Бердяеву, антихристианства, читали что угодно, но не Новый Завет. Это дух того, с кем уже много веков Великий инквизитор Достоевского.

В начале 1917 г. осуждая (правда, со значительным опозданием) духовенство за совместные действия с черносотенцами, депутат Государственной Думы священник Филоненко писал:

Мы переходим к заключительной главе. В научном труде она называлась бы «Выводы». Но самыми весомыми выводами явились годы, последовавшие за октябрьским переворотом. Так бывает: дерево, которое кажется вполне живым и сильным, вдруг в одночасье подламывается и падает, — вся внутренность оказывается гнилой. Большевикам не потребовалось много усилий, чтобы повалить эту махину. Без внутренней гнили им нипочем было бы не совладать. Ведь стержень всякого государства — духовность.

«Следует признать, что обширная литература о революционной ситуации в России в начале XX века практически оставляет без внимания культуру вообще и религию в частности. Как правило, существующая историография ищет истоки революционной ситуации либо в политических, либо в социально–экономических отношениях. В основном она сосредоточена на анализе противоречий между партиями и между институтами, либо конфликтов между социальными группами или классами. Культурный же аспект отодвинут на второй план (или вовсе игнорируется), в лучшем случае он рассматривается как отражение более фундаментальных экономических и политических явлений.

…Речь идет не о литературе или живописи, имеется в виду культура не в узком элитарном, а в антропологическом смысле этого понятия (т.е. комплекс идей и ценностей, влиявших на восприятие действительности отдельным человеком или группой лиц)».

Американский профессор был бы неправ, если бы писал эти слова в последние дни уходящего тысячелетия, потому что за последние десять–двенадцать лет написано много иного, анализирующего последний период досоветской России не по марксистско–ленинской методологии. После того как был убран «железный занавес», стало возможным писать обо всем, во–первых, по причине раскрепощенности от коммунистической идеологии, а во–вторых, из–за полученных возможностей доступа ко многим материалам.

Нынешняя (последнего десятилетия) историография тоже страдает односторонностью, хотя надо признать, что дело обстоит гораздо лучше, чем раньше. Культуре и религии теперь уделяется немалое место. Но религия, по нынешним исследованиям, — это преимущественно православие. Да, православие было стержнем нашего общества; были, правда, еще и старообрядцы, которых так стали называть только после Манифеста 1905 г., а то все — раскольники: у них, в основном, двуперстие да один «ликир» (что это за слово, автор и сам плохо знает). А сектанты? Да у них на уме одно: потушить свет во время радения и заниматься свальным грехом.

Даже Дмитрий Поспеловский, авторитетный специалист по истории русской православной Церкви, не сделал и намека на репрессии, которым подвергались в России инаковерующие. Нет, самосожжений и самозакапываний, как в никоновский раскол, у сектантов нового времени не было. Не зря же их и называли рационалистическими. Они страдания за веру во Христа принимали по–своему, но слез, надругательств, крови и загубленных жизней в тюрьмах и на каторге было не меньше. А кровь людская, как известно, не водица.

Почему же все–таки инославные христиане не занимают надлежащего места в исследованиях, в художественной литературе и, как следствие, в представлениях россиян? Прежде всего, об этом нужно знать не понаслышке и относиться без предвзятости. Вот, к примеру, баптисты. Кто они? Это искренно обратившиеся к Богу в сознательном возрасте, а не в силу магического обряда детокрещения. Отсюда — все последующее: по социолого–статистическим исследованиям, в их среде нет пьяниц (по преимуществу они не пьют спиртное вообще), семьи в основном прочные; отношение к труду — честное, заработанные деньги все — тоже честные — в дом. Однако их можно упрекнуть в замкнутости: о них не пишут в газетах, не показывают на ТВ.

Мы видели, что так называемым сектантам было не до участия в общественной жизни. Советский период тоже был к ним неласков. Случалось, что детей из баптистских семей учительница ставила столбом посреди класса, чтобы одноклассники усвоили, как это позорно — быть баптистом. Баптист, принявший крещение в сознательном возрасте, обязательно «засвечивался». О нем было известно в спецорганах, он не мог поступить в институт.

Так сформировалось социальное самоосознание инославных в обществе. Раз в институты нельзя поступать, раз там преподается безбожие, — значит, знание, в собирательном смысле, не от Бога, значит, это чуждо. Таким образом, этих людей официальной идеологией и общественным мнением насильственно отчуждали, а завершилось тем, что и сами инославные христиане не тянулись к интеллектуальные занятиям. Потому церкви инославных христиан не богаты учеными, видными музыкантами. Нет даже добротных, на научной основе, исследований по истории инославного движения в России.

Так что, возвращаясь к профессору Грегори Фризу, исследование истории и религии в России еще имеет свои белые пятна. Изучение этих вопросов — дело непростое; всегда хочется, чтобы иной исследователь все четко систематизировал, но «не всегда надо искать в этой народной философии (возвращаемся к вопросу о так называемых сектантах. — А.Б.) определенной формулировки новых требований, — не всегда ее можно найти там, где все еще находится в брожении». Инославные христиане не были связаны старыми учениями и застывшими «уставами». Их «вероучение не стояло на одном месте… Напротив, мы видим постоянное крещендо, постоянное обновление форм веры…».

Достоевский был прав, когда говорил, что человеку нужно осознать свое бытие, свой духовный смысл, — иначе он может покончить с собой, даже если бы вокруг него «все были хлебы». К таковым людям относились те, кому внушения, что они православные по крещению в младенчестве, мало что давало. «Нельзя упускать из виду, что кроме нужд чисто материальных, кроме запросов желудка, у народа существуют и другие потребности, неудовлетворение которых отзывается на нем также крайне болезненно и печально. Это потребность просыпающейся мысли, потребность чувства и сердца, жажда умственной, духовной деятельности»— так писали о развивающемся новом христианском движении еще в 1881 г.

«Только крайняя умственная близорукость может утверждать, что наше современное сектантство представляет собой явление исключительно религиозное, чуждое всяких общественных и бытовых мотивов и стремлений»— это тоже из того времени. И Вл. Соловьев сформулировал эту мысль более сжато: «Догмат и культ — не все христианство, остается еще социальное и политическое действие истинной религии».

Нам еще предстоит привести ряд материалов того времени, когда в России назревал «великий перелом». Отметим, что если и гораздо раньше духовно–нравственная жизнь была не на высоте, о чем свидетельствовали благочинные и вынуждены были признать официальные отчеты, то в начале XX столетия в этом смысле был разброд. «В начале XX века значение религиозного фактора возросло не потому, что народ стал набожнее, а потому что царский режим лишился других традиционных основ своей легитимности. В XVIII и XIX вв. «законность» существовавшего режима покоилась кроме религии также на трех других основах: военной и политической мощи государства, его способности обеспечить благосостояние населения, а также на восприятии в народном сознании образа царя как «вождя» своего народа. Эти три основы к концу XIX в. во многом утратили свое значение».

Поскольку эти факторы утрачивали свою силу, нужно было искусственно что–то делать, чтобы сохранить свой престиж, и «с целью сакрализации самодержавия проводился целый ряд мер, но наиболее сенсационной была кампания канонизации святых, получившая небывалый размах. Если с конца XVIII в. и до конца XIX в. состоялось всего три канонизации, то в царствование Николая II их было шесть и намечены новые. Теоретически эта кампания должна была способствовать сближению самодержавия с народно–религиозной культурой и ослабить реакцию масс на неудачи во внутренней и внешней политике».

Еще в 1890–е годы было возбуждено ходатайство о канонизации Серафима Саровского. Синод отнесся к этому весьма скептически и несколько раз давал специальной комиссии задание уточнить верность о чудесах. В 1902 г. императрица сама подняла этот вопрос, и Синод под давлением царской четы пошел на канонизацию, но при этом в своем официальном определении специально подчеркнул, что за этим стояла инициатива царя. Разразился скандал, связанный с плохо сохранившимися останками Серафима (был снят тамбовский епископ Дмитрий, не подписавший акт освидетельствования). Даже Победоносцев был недоволен. Митрополит Петербургский Антоний был вынужден печатно признать, что останки истлели. В народе было брожение.

Все–таки канонизация состоялась. Было 28 тысяч военных, но не было хлеба, и много чего не было подготовлено для удобства паломников. Победоносцев негодовал: на это действо потрачено 150 тысяч рублей! Но самое грустное: канонизация не вызвала воодушевления верующих и не способствовала сближению царя с народом, хотя его самого все же причислили к лику святых.

Затем последовали канонизации патриарха Гермогена (вход во храм в Москве был по билетам), митрополита Тобольского Иоанна (Максимовича) — здесь вообще была одна политическая интрига.

На мирском языке это называется — спекуляция стадными инстинктами. К этому прибегали всегда; наше время — не исключение. Бывшие партийные работники позируют со свечками в руках перед телеобъективами во храмах — не зря же их в народе называют «подсвечниками». Ничего не изменилось с тех пор, когда юрист А. М. Бобрищев–Пушкин писал: «…закон наш предполагает, что у нас верует не личность, а то или другое национально–духовное целое: народ, нация, племя, но на самом–то деле религия все–таки остается религией, и единственным ее вместилищем является в действительности не нация, а отдельное человеческое сердце».

Жаль, что подобные верные рассуждения мы слышим чаще всего не от церковнослужителей. У нас ведь раздаются призывы лишь о народной вере, о племенных традициях.

Немало внимания мы уделили духовно–историческому фону жизни российского народа. Мы привели тексты законов; мы показали, как эти законы служили орудием инквизиции против христианского инакомыслия. Трудно в наше время чем–то ужаснуть, но есть вполне реальная угроза массовых междоусобиц, которые не будут только словесными. Словесные уже идут; снова батюшки клянут так называемых сектантов, перечисляя их в списке наряду с сатанистами. Дела внутри современного православия не так уж гладки. Духовных проблем в нашей стране много, и не к лицу христианам второго тысячелетия множить грехи; было бы гораздо лучше, если бы совместными усилиями решались наши нелегкие проблемы.

А пока скажем, что гонения и преследования инославных христиан усиливались. При всем несовершенстве Манифестов и Указов 1905 и 1906 гг. в дальнейшем не было лучших законоположений, вплоть до конца самодержавия. Комментировать это — только повторять уже сказанное. Приведем только ряд фактов из архивных фондов.

Административно оштрафованы по 50 рублей херсонским губернатором и посажены на две недели под арест в Елисаветграде при полиции шесть женщин евангельских христиан с грудными детьми (курсив мой. — А.Б.). Они и я просим Ваше Высокопревосходительство освободить их, а так же и меня от штрафа, так мы не сделали никакого преступления, а только, беседуя в домашнем кругу, читали Евангелие.
Жена полковника — София Гордова»

«На своих собраниях сектанты производят — надо полагать, неразрешенные начальством — сборы в пользу бедных сектантов. Не призывая прямо «светского меча», харьковские миссионеры довольно прозрачно взывают к нему между строк. «Запретить сектантам собрания, запретите им оказывать помощь своим бедным», — вот о чем в сущности просят миссионеры, прикрывающие свои истинные вожделения хорошими словами о библиотеках, проповедях, «братском, проникнутом истинной любовью, оберегании друг друга». Во все это гг. миссионеры верят очень плохо, а вмешательству светского начальства, запрещением, репрессиям они по–прежнему отдают полную дань уважения…
… Духовный сыск, наказание, запрещения — выше этого не может подняться мысль священников, десятилетиями привыкших опираться в своей религиозной проповеди на поддержку полиции и даже войск»

«Никогда никакой церкви не следует бояться врагов. Если Церковь обладает истиной, — а без внутреннего убеждения обладания истиной Церковь не может быть Церковью, — то никакие враждебные силы одолеть ее не могут… Но представим себе, что полномочия духовной цензуры увеличены: они простираются не только на духовную, но и на светскую литературу. Представим себе, что Розанов, Андреев, Мережковский, Горький, а с ними и вся интеллигенция, отлучены от Церкви, что старообрядцы и сектанты опять загнаны в подполье. Что от этого изменится внутри самой Церкви?
Многовековый опыт показал, что зараза боится не столько внешнего карантина, сколько внутреннего. Можно закрыть все границы Российской империи, и все–таки у нас будет холера и чума, потому что источник ее не вне, а внутри России… Но к великой радости врагов и к великой скорби друзей, наша церковная иерархия об этом и не помышляет.
Д. Философов»

«Мы накануне оставления родины тысячами русских граждан, поставленных действующей государственной практикой на положение изгоев, отщепенцев, которые вынуждены после долгих мучений, колебаний и тщетных оптимистических ожиданий выселяться на чужбину. И только потому, что им не желают обеспечить элементарной религиозной свободы… Если переселение это состоится, то Россия сразу может потерять несколько десятков тысяч людей, которые даже их врагами аттестуются как трудолюбивые, выносливые, безусловно трезвые и честные люди»

«Обер–прокурор Св. Синода В. К. Саблер указал, что основные положения, внесенные депутатами (32 депутата внесли предложение об обеспечении свободы совести. — А.Б.) находятся в принципиальном непримиримом противоречии с основными законами о вере. Россия, дескать, государство конфессиональное, и господствующее в нем исповедание — православие, и государство–де не может признать все исповедания одинаково истинными.
…Таковы в общих чертах положения В. К. Саблера. Чернее его не писал и не говорил даже Победоносцев.
…Если бы даже государственная власть стала уверять, что она не принуждает, а только защищает определенное верование, то это была бы простая игра слов: всякая особая защита государством одного верования неизбежно ведет к гонениям на всякое другое» [

«За несколько последних месяцев закрыто сектантских молитвенных домов: четыре в Одессе (при этом закрытие сопровождалось торжественным молебном союзников), несколько домов в Москве, Екатеринодаре, Никольск–Уссурийске, все сектантские дома в Лифляндской губернии, в ряде сел и деревень Киевской, Подольской, Нижегородской, Харьковской, Воронежской, Таврической, Ставропольской губерний, Терской и Кубанской областей.
Преследованию подвергались сектанты всех толков: баптисты, евангельские христиане, духовные христиане (молокане), свободные христиане, субботники, «новый Израиль» (последняя секта привлекла к себе особое внимание) и другие.
Но репрессиями, конечно, не задушить сектантские течения. Наоборот, история показывает, что преследования только придавали сектантству прочную, спайку.
член Государственной Думы Мат. Скобелев»

«Были в гостях у своего единоверца в Заводе Мотовилиха. После чаепития спели несколько гимнов из «Гуслей» и беседовали на евангельскую тему. Вдруг входят пристав, околоточный и городовые. Начали составлять протокол якобы за нелегальное собрание. Отобрав у нас Евангелие и «Гусли», скрылись. Когда я возвращался домой, думал: за что так с нами обращаются? Вспомнил Манифест Государя Императора, данный 20 июля 1914 года (после объявления войны. — А.Б.), в котором говорится: «В грозный час испытания да будут забыты все внутренние распри» и т.д. Эти великие слова местные власти как бы обходят. Дело пошло дальше. Нас допрашивали в Жандармском Управлении. На вопрос: нет ли у нас чего–либо политического, мы единодушно ответили, что в нашем вероучении нет места такому течению…»

«Всех названных проповедников переслали по этапу (1914 год. — А.Б.) через тюрьмы наравне и вместе с ворами и убийцами. Они просили разрешения ехать на свои средства, но в этом им было отказано. Пересылка их из Одессы в Сибирь, в Нарымский край, длилась два месяца. Письма их свидетельствуют об их невыразимых страданиях от голода, холода, грязи, оскорблений и унижений, которые им пришлось пережить.
До октября месяца вышеупомянутые все восемь человек находились в селе Алатаево близ Нарыма Томской губернии, а теперь все переведены в Уфимскую губернию и расселены поодиночке в татарских селениях. Теперешнее положение ссыльных, по их свидетельству, еще тяжелее, чем прежде…
Из Одессы распоряжением генерал–губернатора от декабря 1914 г. отправляются в ссылку еще 54 человека»

«Департамент духовных дел разослал циркуляр губернаторам с просьбой не разрешать сектантские молитвенные собрания вблизи православных церквей (курсив мой. — А.Б.), если это угрожает религиозными столкновениями…»

«В 1910 г. были изданы правила, которыми разрешение собраний сектантов предоставлялось всецело на усмотрение администрации. Наконец, в только что появившемся циркуляре МВД снова предписывается губернаторам относиться с «особой осмотрительностью» к собраниям сектантов, «чтобы не допускать на них проповеди (? — А.Б.) сектантства и влияние его на православие»

В 1909 г. председатель Государственной Думы Д. А. Хомяков на одном из заседаний сообщил:

Такого закона так и не приняли, и инквизиция продолжалась.

В 1910 г. один из руководителей баптистов писал:

[u]«Всех гонений и преследований после провозглашения свободы слова и свободы вероисповедания не перечислить. Дело дошло до того, что некоторые общины и отдельные семьи наших братьев решили переселиться за границу»[u]

И к этому можно добавить, что сегодня уезжают туда же не только евреи. Российское население угрожающе сокращается. Факторов много, и не следует их перечислять, но автор данной книги доподлинно знает, что за последние годы уехало очень много инославных христиан. Два генерала, мы помним у Салтыкова–Щедрина, решили как–то очистить свой воздух от мужика; правда, потом чуть не померли с голоду.

Об этом «исходе» в те годы писал видный журналист А. Пругавин в статье «Отчего сектанты бегут из России?» Другой журналист С. Мельгунов отмечал: «И теперь, быть может, мы находимся накануне выселения из России огромной массы наших сограждан… Невольно хочется спросить: да кто же эти люди? И больно сделается за нашу страну, когда придется ответить, что это, несомненно, наиболее сознательные и передовые элементы нашей народной среды».

Известно, что война с Германией принесла немало поражений русской армии. Престиж правительства и «святого воинства», окропленного многократно «святой водой» упал. На этот раз баптистов, да и вообще всякую «штунду» обвинили в том, что они являются пособниками Германии, и началась новая волна преследований. Многие были административным путем (без следствия и суда) высланы в Сибирь. Не принималось во внимание даже то, что сыновья и внуки репрессированных находились в рядах действующей армии. Верующим, своим же русским, инкриминировали «тесную связь с воинствующим германизмом».

Журналист упоминает о циркуляре МВД «о незакономерных проявлениях сектантства», который предписывал «установить особо бдительный надзор за легализованными сектантскими обществами и вероисповедными общинами» и при обнаружении допущенных этими организациями нарушений закона закрывать таковые в установленном порядке.

Какой должен быть реальный результат нового министерского циркуляра? Не может быть сомнения в том, что он должен ухудшить положение сектантов, несмотря на провозглашенное объединение всех граждан России.

Не время, казалось бы, именно теперь выяснять и приводить в порядок то, что не выяснено было за истекшие 11 лет бытия религиозной свободы. Но тенденции современной административной практики заставляют думать по–другому» [ ? ] .

У Р. Киплинга в увлекательной книге «Маугли» есть описание наступившей засухи, и во всех джунглях было объявлено великое перемирие. В силу этого неписаного закона никто из зверей не имел права убивать кого–либо из обитателей джунглей — разве какой–нибудь шакал нарушал этот закон.

Николай II после объявления войны обратился к россиянам с уже известными нам словами: «В грозный час испытания да будут забыты все внутренние распри». Но православие, пользуясь военным положением, через министерские циркуляры продолжало свое дело.

Мать автора данного исследования, рожденная в 1904 г., всю жизнь помнила впечатление своего детства, когда в начале 1917 г. к ним в дом ночью пришли трое (опять знакомые черты! она и в сталинские годы в такой же обстановке рассталась с мужем): приходской священник о. Петр (г. Воронеж, Придача), миссионер Л. Кунцевич (мы о нем упоминали, когда он в 1913 г. в г. Воронеже призывал уничтожить всех сектантов) и полицейский пристав. Они сказали, что за уклонение от православия придется высылать всю семью Жарких в Сибирь. Но не выслали — подоспела Февральская революция…

Вспоминаются пятна крови на руках леди Макбет…

«Над госпожой Бороздиной учрежден был строжайший надзор полиции, причем для выезда из Москвы в пределы Московской губернии она должна была каждый раз испрашивать разрешение московского генерал–губернатора, а для выезда в другие губернии — разрешение министра внутренних дел. Когда г–же Бороздиной явилась необходимость поехать в Серпуховский уезд к своему родственнику, который занимал там должность предводителя дворянства, то ей было выдано «проходное свидетельство», причем она обязана была ехать, нигде не останавливаясь, по прибытии же на место явиться в полицию. Местные полицейские власти, начиная от исправника и кончая урядником и полицейским десятником, получили приказание строжайше следить за каждым шагом этой опасной преступницы, вся вина которой состояла лишь в том, что она осмелилась раздавать народу Евангелие..»

«Ужасные вещи с ним делали. Его родной брат приказал мужикам привязать его за руки и за ноги и к голому телу прикладывали горящие папиросы и требовали, чтобы он отрекся от веры. Когда он потерял сознание и кричал, они отрезали веревку от рук, он упал головой об землю, а жену пьяные мужики насильничали (а она беременна). С этого времени они оба заболели, и до сих пор с ними бывают припадки. Это было в августе 1896 года и повторилось 4 декабря того же года: обе руки и бороду зажали в железные тиски и горячим железом жгли (пекли) ему спину. Так что более 50 ран сделали ему на теле. Какие ужасы творятся на нашей Руси…»

«Братьям и сестрам во Христе г. Киева.
Возлюбленные! Вам известно, что мы живем среди нашего населения и несем все общественные и казенные повинности наравне с прочими односельчанами и что мы выполняем от души, как перед Богом, все общественные и казенные налоги. Но вот нас всех еще обложили по 50 к. со двора на починку сельской православной церкви. Мы, посоветовавшись между собой, решили не платить, так как мы туда не ходим, и заявили об этом старосте. После этого один из наших братьев понес в расправу поземельные деньги, здесь был сельский староста, писарь и кассир, которым он сказал: примите от меня подать, но староста говорит — давай на церковь. Брат говорит, мы не желаем давать этого налога, тогда староста посадил его в карцер, а сами начали в отдельной комнате пьянствовать. Потом позвали его в канцелярию, и спросил его староста, чтобы дать 50 к. на церкву. Отвечай! Но он сказал не дам, нет охоты. Тогда староста стал наносить ему побои с обеих рук и побил порядочно ему голову»

Издано в С. — Петербурге в 1886 г. В. Г. Чертковым, тем самым, которого выслали из России. Будучи за границей, он с помощью Л. Толстого публиковал сообщения и письма.

«Приговором мирового судьи 3 участка Новоградволынского округа 18 июня 1905 года состоявшимся, мы признаны виновными в нарушении благоговении в церкви и приговорены к аресту по одной неделе каждый. Вся вина, за которую нас приговорил судья к аресту, заключается в том, что мы не православные, а исповедуем нашу веру в Бога по учению Христа Спасителя и Его Апостолов и не посещаем православных храмов. Отсюда возникла со стороны сельского священника ненависть к нам, который, постоянно негодуя на нас, 3 марта сего года приказал насильно забрать нас из дому и привести в церковь, где один из нас, Максим Кондратюк, от сильной тревоги и волнений, причиненных сельскими властями, заболел и стал просить сотского выпустить его из церкви на свежий воздух, так как ему сделалось дурно, но последний не выпустил его и велел нам стоять до окончания службы. Разговор этот, или лучше сказать, просьбу нашу слышал и священник Флор Синеутский, который вместо того, чтобы повелеть сотскому отпустить заболевшего Кондратюка, стал кричать на нас, чтобы мы не разговаривали, а по окончании литургии оскорблять нас словами…
июня 26 дня 1902 года с. Суемцы»

(адвоката — «штундиста», который и сам был подвержен притеснениям: родной сын покалечил его за его христианские убеждения. — А.Б.):

При заявлении от 11 мая сего года мною представлено в Киевскую мещанскую управу две метрические выписки о рождении детей моих Николая и Анны, которых я просил внести в мой посемейный список и выдать им, как достигшим определенного возраста, свидетельства на жительстве в г. Киеве. Николаю мещанская управа свидетельство выдала и внесла его в мой посемейный список, а о внесении дочери моей Анны и выдаче свидетельства ей на жительство мне отказала на том основании, что она родилась не в православии, а в сектантстве. В виду того, что все законные мои дети должны числиться в моем посемейном списке законными моими детьми, независимо от того, родились ли они в православии или лютеранстве, совершен ли над ними какой обряд при рождении их или совсем не совершен, принадлежат ли они к православной церкви или вовсе ни к какому вероисповеданию — отказ мещанской управы нахожу незаконным, а просьбу мою подлежащей удовлетворению»

«Дело» № 117

Достигнув 20–тилетнего возраста и оставаясь по–прежнему в вере православной, я пожелал вступить в законный брак с троюродной моей сестрой девицей Натальей Афанасьевной Пархоменковой, 19 лет отроду, — обратился к местному приходскому священнику Платону Горшкевичу с просьбой бракосочетать нас, но последний просьбу нашу и просьбу моего родного отца баптиста Онисима Пархоменкова отклонил, потребовал от меня и моей невесты тут же в церкви при прихожанах произнести проклятие на исповедываемое моим родным отцом, Онисимом, вероучение. Боясь Бога и страшась делать какой бы то ни было религии, даже и магометанской, поношение, тем более проклятие на исповедываемое моим отцом Евангельское учение Христа Спасителя, мы требование это выполнить не могли, а потому и оставлены им неповенчаны. Мне кажется, что пока я и моя невеста остаемся верными православным убеждениям, требование священника Горшкевича является необоснованным, и за религиозные убеждения моего отца, или кого другого из сектантов, я не должен нести никаких ограничений по моей религии или ее обрядов. Всякие такие притеснения и несправедливости со стороны духовных наставников, при существующем в нашей семье разделении, послужат только к большему отпадению от православия остальных членов семьи»

Статья по поводу циркуляра министра внутренних дел Макарова о сектантах; приводится ссылка на книгу А. Ф. Кони «На жизненном пути», где вспоминается, как от формально дарованных прав на молитвенное собрание мало что оставалось.

«МВД разослало циркуляр, в котором напоминает об обязанностях чинов полиции при производстве дознания по делам религиозных и государственных преступлений.

«Мы: евангельские христиане (некоторые из нас исключены из православия) подали прошение Уездному Исправнику о разрешении в нашей деревне на устройство собрания, но он нам отказал в виду того, что среди подписавших есть женщины. Мы подали второе прошение, подписанное теперь уже мужчинами, но после этого нам решительно запретили собираться на молитвы. Мало того, явился стражник и переписал всех, начиная со стариков и кончая шестимесячным младенцем…»

«Преследования евангельских и сродных им христиан в России во время войны 1914–1917 гг.»

Здесь же аналогичные распоряжения по многим другим городам: Севастополю, Казани, Москве, Московской губернии, Рязанской губернии…

«…Мы привыкли думать, что времена христианских мучеников давно прошли, что если у нас в России и возможны были гонения за веру, то они тоже отошли в вечность после Манифеста о веротерпимости, изданного 17 апреля 1905 г. Но, к несчастью, и гонения, и мучения за веру Христову хотя и сократились, но все еще не перевелись окончательно, и христианские мученики у нас еще не перевелись, и они до сих пор томятся в тюрьмах и ссылках за свою верность учению Христа. Таковы: Иконников, заключенный в Но–во–Гергиевскую крепость, Гончаренко, сосланный в Сибирь, Мокрый и Молосай, заключенные в Херсонский дисциплинарный батальон, Челышев, содержащийся в Муромской тюрьме, Мельников и Резников, заключенные сначала в Кронштадтский временный дисциплинарный батальон, а потом в Архангельскую тюрьму, Кудрин, Слободинюк и Панчиков, содержащиеся в Киевской тюрьме, Шнякин — в Полтавской тюрьме, Сиксне — в Псковской, Куртыш — в Варшавской и другие.
Москва–Харьков–Полтава–Петербург
70 подписей, в числе которых и известный нам юрист Ясевич–Бородаевская Б. И.»

То есть, быть неверующим, по мнению синодских кругов, нельзя; так вследствие синодских медвежьих услуг формировалось атеистическое мировоззрение.

«Нам доставлен следующий любопытный документ из черниговской губернии, свидетельствующий, как относятся провинциальные власти к неугодным ей законам.
«По Указу Его Имп. Величества губернское правление слушали: Батурина и Бахмача из селений: Курсин, Бахмачской волости, и Хижок, Конотопской волости и уезда. Христиане евангельского исповедания в прошении своем ходатайствуют об учреждении в г. Конотопе религиозной общины под названием «Конотопская община по вере крещенных христиан евангельского исповедания». Приказали: рассмотрев изложенное выше ходатайство и принимая во внимание заключение епархиального начальства (вот об этом мы и говорили, курсив мой. — А.Б.), согласно коему исповедание и распространение по вере крещенных христиан не согласно с учением православной Церкви и оказывает пагубное влияние на православной население, посему секта эта по определению епархиального начальства признана вредной для сынов православной Церкви, губернское правление, руководствуясь законом 17 октября 1906 г., определяет: ходатайство жителей названных местностей об учреждении общины под названием «Конотопская община по вере крещенных христиан евангельского исповедания» оставить без удовлетворения»
… Отказ в легализации сектантской общины на том основании, что учение сектантов не согласно с учением православной Церкви есть явное издевательство над законом (напомним, что именно этот закон разрешал регистрацию и свободу собраний верующих. — А.Б.). Неужели же министерство не призовет к порядку черниговских остроумцев? Образование общин есть право, а не обязанность сектантов, а потому отсутствие зарегистрированной общины не может служить основанием не разрешать сектантам устраивать собрания»

«Член Гос. Совета А.Ф. Кони предложил поправку: «Лица, числящиеся христианами, но действительно исповедующие ту или иную нехристианскую веру, к которой до принятия христианства принадлежали сами они или их родители… подлежат по их желанию исключению из числа христиан». Поправка действительно необходима, принимая во внимание наше недавнее прошлое, когда, как мы знаем, происходили массовые насильственные крещения. Гос. Совет отверг эту поправку. Он и здесь санкционировал все те насилия над свободой совести, которые производились до Указов 1905 года. Формальные приписки к православию, мало того, подчас насильственные, путем полицейских и административных репрессий, по мнению большинства Гос. Совета, является достаточным основанием, чтобы удержать на лоне господствующей церкви тех, кто числится христианами, а в действительности исповедуют нехристианскую веру. И это после Указа 17 апреля 1905 г.
С. Мелъгунов»

«Со времени манифеста 17 октября 1906 г. все сектантские общины стремятся легализоваться и открыто исполнять то, за что недавно получали административные «бичи и скорпионы». Но недолго продолжалась весна сектантского благополучия. С новой силой, гораздо более осведомленные блюстители церковной незыблемости обрушились на сектантские общины, и с конца лета прошлого 1910 года гонения, носившие дотоле характер чисто случайный и местный, приняли систематический характер, снова напоминая мрачное, тяжелое прошлое»

«Сегодня Председателя Совета Министров В. Коковцева посетила депутация евангельских христиан и баптистов в лице Голяева, Мазаева из Ростова, Степанова — из Воронежа и С.М. Степанова — из Москвы.
Депутация обратилась с жалобою на стеснения, на закрытия обществ и неразрешение молитвенных собраний. По сведениям депутатов, МВД намерено в скором времени запретить евангельским христианам разъезжать с проповедью по различным городам России»

«…Так как я веду судебные и административные дела всех Российских братьев, у которых так много есть дела и всякого преследования со стороны духовников и низших властей, то я прежде всего коснусь их нужд. Большинство братьев и сестер обращено из людей «ничего не значущих в сем мире», бедных, неопытных и малоразвитых, не сведующих с законами, запуганных и обращенных к Господу во время веротерпимости к нововерам баптистам, которых и до сего времени преследуют, как хотят: по суду и без суда, административно и произвольно, за дело и без дела. Вот эти все гонимые нуждаются в добрых советах, правильном направлении и ведении дела, защите их на суде и пред начальством, в узаконении их детей в школе грамоты, из которых их выгоняют и не принимают, потому что они не выполняют православных обрядов и проч., и проч.
…естественно, все эти бедняки и нуждающиеся в советах братья и общины обращаются ко мне, в пользу которых, около 20 лет я с помощью Господа работаю до изнеможения и болезни нервов»