Джон Гилкрист «Мухаммад - пророк ислама» (Английский оригинал: John Gilchrist, Muhammad: the Prophet of Islam)

Огромная толпа с нетерпением ожидала прибытия Мухаммада в Медину. Прежде чем войти в город, он провел некоторое время в Кубе, на юге от Медины, вместе с Абу Бакром и несколькими лидерами ауситов и хазраджитов. Здесь он создал свое первое настоящее место для молитвы. Мечеть, построенная на этом месте, гордо именуется в исламской истории первой мечетью.

По прибытии Мухаммада в Медину его окружила огромная толпа, и многие из новых последователей умоляли пророка остановиться у них. Он отклонил настойчивые приглашения и сказал, что место для жилья выберет верблюд, на котором он прибыл. Верблюд остановился на территории племени бану ал-надджар. Муад ибн Афра сказал Мухаммаду, что земля эта принадлежит Сахлу и Сухайалу, сыновьям Амра, и что он настоятельно просит, чтобы Мухаммад построил здесь свою мечеть (ал-масджид), а рядом с ней дом. Мухаммад поблагодарил за предложение. Мечеть, разросшаяся сегодня до неимоверных размеров и считающаяся самым большим религиозным сооружением в мире, была возведена на этой земле. После смерти Мухаммад будет похоронен в ее пределах.

Небольшая группа преданных последователей Мухаммада, прибывшая вместе с ним в Медину, пользовалась большим уважением у горожан. Их стали называть ал-мухаджирун, переселенцы, а группа новых учеников, сформированная из жителей Медины, получила название ал-ансар, помощники. Слившись вместе, две эти группы сформировали ядро нового мусульманского общества, известного как умма, община верующих. Но в городе оставалось еще много недовольных людей как среди жителей Йасриба из племен аус и хазрадж, которые, хотя на словах и принесли клятву верности исламу, сердцем никогда не были с пророком. Возглавил недовольных некий Абдаллах ибн Убайй, доставивший Мухаммаду много неприятностей в последующие годы. Коран называет их ал-мунафикун, лицемерами, и достаточно жестко осуждает:

Но есть среди людей такие, кто говорит: «Мы верим в Господа и Судный день!» Но (в глубине души) не верят. Они пытаются солгать и Господу и тем, кто верит. Но лгут они самим себе и этого не понимают. Сердца их схвачены недугом, и Бог недуг сей лишь усилит. За эту ложь — мучительною будет их расплата.

(Сура 2:8–10)

По мере того как Мухаммад все настойчивее укоренял ислам на новой территории, возрастало противодействие и со стороны иудеев.

По сравнению с сухим климатом Мекки, климат Медины тропический и влажный. Мусульмане большую часть времени проводили у источников, и некоторым было очень тяжело физически адаптироваться. Вскоре Мухаммад, бесконечно признательный мединцам за их радушный прием в самый критический момент его жизни, очень полюбил город. Он говорил горожанам, что Аллах не пощадит никого, кто попытается причинить им зло, что у Аллаха есть свои методы наказания злых людей и что ад-Даджжал, исламский эквивалент Антихриста, никогда не сможет войти в город. Расширение влияния пророка на город можно выразить словами, сказанными им самим:

«Я объявил священной территорию между двумя каменистыми равнинами Медины, поэтому нельзя рубить там деревья, нельзя убивать там дичь»; и еще он сказал: «Медина — лучшее место для них, если бы они это знали. Никто не покинет его из-за неприязни к нему, без того чтобы Аллах не поместил вместо него более достойного; и никто не останется здесь, несмотря на трудности жизни и страдания, без того чтобы я не был заступником и свидетелем от лица Его в День Воскрешения».

(Ас-Сахих Муслима, том 2, с. 686)

В первое время жизни в Медине мусульмане не могли найти себе достойного занятия, и многие из них прозябали в нищете. Однако Мухаммад достаточно неплохо приспособился к недостатку провизии и скудости имущества и оставшиеся годы вел очень простую жизнь, обеспечивая себя только самым необходимым. Незадолго до ухода из Мекки он женился во второй раз — на Сауде и вскоре после прибытия в Медину взял себе еще одну жену — Айшу, дочь Абу Бакра, несмотря на то, что она была ребенком. На протяжении последующих десяти лет жизни в Медине он женился много раз, но среди всех его жен только Айша никогда прежде не была замужем. У Мухаммада не было своего жилища, он по очереди посещал дома своих жен, которые он же и построил и которые примыкали один к другому.

Товарищи Мухаммада, пришедшие с ним из Мекки, мухаджиры, и вновь обращенные мусульмане из Медины, ансары, создали духовное братство. С тех пор старинный аравийский обычай хранить верность своему племени был замещен новым обычаем — абсолютной верности мусульманской общине. До пятидесяти переселенцев были взяты горожанами в семьи как братья и соответственно получили право быть их наследниками. Баланс, сохранявшийся в аравийском обществе на протяжении столетий, был нарушен, поскольку чужестранцы (не члены семьи) из различных племен радушно принимали друг друга как собратья, отказываясь признавать своих родственников — врагов Аллаха.

Вскоре были нарушены и другие старинные традиции. В то же время, вместо того чтобы полностью отказаться от обычаев своих предков, Мухаммад сконцентрировал свое внимание на Каабе в Мекке. Вначале мусульмане во время молитв поворачивались лицом в сторону Иерусалима, где находился первый иудейский храм, известный в исламе как ал-бейт ал-мукаддас, священный дом, но теперь пришло распоряжение изменить киблу, направление молящегося, на масджид ал-харам, запретную мечеть, в Мекке:

...Теперь же Мы повелеваем, чтоб обращался ты к той Кибле, что будет люба сердцу твоему. Так поверни свое лицо ты в сторону запретной (для греха) мечети.

(Сура 2:144)

И хотя Кааба по-прежнему оставалась языческим храмом, призыв поворачиваться лицом в ее сторону при совершении молитвы был оправдан стихом из Корана, который учил, что изначально Кааба была построена Авраамом и его сыном Исмаилом и только в более поздние времена стала центром арабского идолопоклонства:

И вспомните: назначили Мы этот Дом для собирания людей въедино, и безопасным местом (для людей) — возьмите место Ибрахима для себя молельней. ... И вспомните, как Ибрахим и Исмаил воздвигли Дому этому основу…

(Сура 2:125, 127)

Однажды мусульмане обратили свои взоры на караванный путь, идущий из Мекки в северные поселения, и поскольку Медина лежала как раз на этом пути, Мухаммад послал диверсионный отряд и распорядился захватить караваны. Первые вылазки не принесли результатов, но во второй год своего правления Мухаммад послал отряд из восьми человек под предводительством Абдаллаха ибн Джахша в долину Нахла, место отдыха караванов на полпути между Меккой и ат-Таифом. Два человека вернулись ни с чем назад, но оставшиеся шестеро наткнулись на группу курайшитов, возвращающихся в Мекку.

Шел месяц раджаб, один из четырех священных месяцев в Аравии, когда традиционно прекращались все боевые действия, — еще один обычай, нарушенный мусульманами. Когда курайшиты увидели группу людей из Медины — паломников в обычных одеждах, с обритыми головами, — они не встревожились и спокойно продолжили свой путь. Но шестерка атаковала их и убила одного из курайшитов, пленив двух других. Только одному путнику удалось скрыться. Кочевые арабские племена веками грабили караваны, и поэтому событие само по себе не являлось из ряда вон выходящим, но в глазах арабов нападение на безоружных путешественников в священный месяц было настоящим оскорблением.

Мухаммад не был в неизвестности по поводу серьезности ситуации и вначале отказался от пятой части добычи, которую предложили ему его последователи. Этот случай шокировал мусульман — жителей Медины, которые избегали конфликтов с курайшитами, но стихи, появившиеся в Коране в это время, оправдывают акцию:

Они тебя о месяце запретном воспрошают и задают вопрос тебе: «Можно ль вести войну в сей месяц?». Ответь: «Вести войну в сей месяц — грех великий, но еще больший грех в глазах Аллаха — сойти с Господнего пути, ни в Господа и ни в Запретную Мечеть не верить...»

(Сура 2:217)

Мухаммад, оправдав поступок своих людей и назвав его меньшим из двух зол, принял пятую часть захваченных трофеев для распределения среди неимущих, наградил отряд, учинивший разбойное нападение, и выкупил пленников. Произошедшая с ним трансформация из гонимого пророка, терпеливо сносящего удары судьбы и оскорбления, в воина, склоняющегося к грабежам и насилию, скорее всего, не была следствием простого заблуждения. Важнейшей целью эмиграции в Медину было усиление влияния мусульман, которые не могли противостоять оппозиции в Мекке. Теперь же они были достаточно хорошо экипированы, чтобы сражаться с ней. Приведенный ниже стих демонстрирует, насколько сильно чувство вверенности Аллаху проявлялось в сражении:

Те ж, кто уверовал и испытал изгнанье, и на пути Господнем вел борьбу, в том есть надежда на Господню милость — ведь Всепрощающ наш Господь и милосерд!

(Сура 2:218)

В оригинальном тексте выражение «те, кто был изгнан и сражался» на арабском звучит так: валлазина хаджару ва джахаду. Связь между словами хаджару и джахаду наверняка была не случайной. Те, кто был «изгнан», и те, кто «сражался» на пути Аллаха, — одни и те же личности. Начиная с этого момента мусульмане Медины были готовы сражаться на пути Аллаха со всеми, кто выступал против них.

Совсем недолго оставалось ждать крупного столкновения между мусульманами и курайшитами. Раз в год из Мекки в Сирию отправлялся огромный караван. Мухаммад был осведомлен о времени его предстоящего возвращения и решил захватить его. Возглавлял караван один из знаменитых потомков Омейи Абу Суфиан. Его предупредили о планах Мухаммада, и он, не медля ни минуты, отправил гонца в Мекку с просьбой о помощи, сам же с караваном поспешил домой. Он умудрился опередить отряд Мухаммада, насчитывающий три сотни мусульман. Мекканская армия, выступившая на помощь каравану, встретилась лицом к лицу с мусульманами в долине Бадр, недалеко от побережья Красного моря.

Мекканская армия вдвое превосходила по численности мусульман, но Мухаммад сказал, что Аллах пообещал отдать ему в качестве трофея караван или всю армию противника. Ободренные новостью мусульмане бросились в сражение и, несмотря на явное превосходство врага, обратили курайшитов в бегство. В этом сражении погибли четырнадцать мусульман, курайшиты понесли бoльшие потери — около семидесяти человек, среди которых оказалось немало лидеров, в том числе и злейший враг Мухаммада Абу Джахл. Возможно, в сравнении с великими сражениями, которых история знает бесчисленное множество, эта битва выглядит скромно, но для растущей мусульманской общины она имела колоссальное значение. Пренебрежительное отношение к мусульманам в конце концов ушло в область преданий, а уважение к ним и почет выросли в Медине неимоверно.

Одним из объяснений побед мусульман является их готовность сражаться с членами собственного племени и семьи, в то время как курайшитам арабские законы запрещали сражаться со своими родственниками и убивать их. Политика Мухаммада, предписывающая убивать только наиболее враждебно настроенных лидеров курайшитов, а не устраивать большие побоища, расстроила управление армией мекканцев во время сражения. Мухаммад пытался избежать прямого конфликта с членами племени бану хашим в благодарность за предоставление ими защиты и поддержки во время бойкота в Мекке.

Мусульманам пришлось решать, что делать с пленниками. Стих из Корана гласит, что пророк поступил бы неправильно, заключив их в темницу или подвергнув издевательствам (сура 8:67). Большинство мекканцев было освобождено за выкуп или отпущено безо всяких условий. И все же двух человек казнили за то, что они подвергали сомнению пророчества Мухаммада. Укба ибн Абу Муйат сочинял о нем сатирические стихи, а ан-Надр ибн ал-Харис заявлял, что его рифмы об обычаях и истории персов не уступают по качеству стихам Корана. В другой раз Мухаммад казнил людей за утверждение, что сочиненные ими стихи якобы были столь же божественны, что и стихи из Корана. Видимо, он очень ревностно относился к любым сомнениям по поводу уникальности Корана.

Поражение под Бадром было встречено в Мекке испугом и смятением, однако люди поклялись не успокаиваться до тех пор, пока погибшие в сражении не будут отмщены. Через год армия под предводительством Абу Суфиана, во много раз превосходящая по численности разбитую под Бадром, выступила из Мекки, чтобы встретиться лицом к лицу с врагом. Мусульмане встали лагерем на равнине у горы Ухуд, к северу от Медины. Мухаммад посоветовал своим воинам не удаляться от Медины, поскольку так им будет гораздо легче защищаться. Они все еще были уверены, что именно Аллах помог им выиграть битву при Бадре, и когда молодое поколение мусульман выразило желание сразиться с курайшитами, Мухаммад отправился с ними. Абдаллах ибн Убайй убеждал их отказаться от этой затеи, но все было тщетно: армия мусульман выступила в поход. Дойдя до подножия горы Ухуд, они увидели, что силы противника имеют численное превосходство. Мухаммад, оценив ситуацию, посоветовал своим воинам не нападать на курайшитов первыми, а предоставить эту возможность врагу.

И опять мусульмане перехватили инициативу и, несмотря на численный перевес курайшитов, начали теснить их. В ходе сражения отряды мусульманских лучников, расположенные на возвышенности и прикрывавшие армию с тыла, были разбиты. Халид ибн Валид, увидев это, решил воспользоваться возможностью ударить по мусульманской армии с тыла. Он повел свою конницу в обход холма и неожиданно напал на нее сзади. Ряды мусульманской армии были смяты, и среди них воцарился полный беспорядок. Погиб дядя Мухаммада, Хамза. Жена Абу Суфиана, Хинд, мстя за смерть сына и отца, вспорола Хамзе живот и съела его печень во исполнение клятвы, данной после поражения при Бадре. Сам Мухаммад был в сражении серьезно ранен, и курайшиты подумали, что убили его. Только этим можно объяснить их нежелание преследовать отступающих мусульман.

Удовлетворившись свершившимся отмщением своих потерь в битве при Бадре, курайшиты снова вызвали мусульман на бой, предложив встретиться в следующем году. Эта битва так и не состоялась, хотя небольшие отряды мусульман и приближались к назначенному месту встречи, демонстрируя свою готовность сразиться. Поражение при Ухуде оборачивалось для них неприятными последствиями. Если победу при Бадре мусульманам обеспечил Аллах, то почему же они потерпели фиаско в сражении при Ухуде?

Откровение из Корана вскоре помогло Мухаммаду прекратить ропот, начавшийся среди его сподвижников. Их обвинили в том, что они презрели совет своего пророка, а также в том, что больше заботились о доле от трофеев, чем о награде, которая их ждет в загробной жизни:

И вспомните, как встали вы с постов, и ни к кому лица не обращали, и лишь последние из вас могли услышать зов пророка, кто звал вернуться вас (в ряды сраженья). И тут навлек Господь на вас одно несчастье за другим, чтоб вы об ускользнувших (благах) и печалях, что постигли вас, не сокрушались. Известно Богу все, что вы творите.

(Сура 3:153)

После сражения при Бадре Мухаммад отпустил некоего Абу Азза, одного из многих пленников, которых удерживал в Медине, — тот молил пророка не за себя, а во имя пятерых детей, оставшихся дома. Его освободили с условием, что он никогда не будет сражаться против мусульман. Участвуя в битве при Ухуде, Абу Азза опять был пленен и вновь воззвал к состраданию, но на этот раз был обезглавлен. Перед казнью Мухаммад сказал ему:

Истинно верующий никогда не будет укушен дважды из одной и той же норы. Ты не вернешься в Мекку, чтобы рассказать, потирая щеки, как одурачил Мухаммада дважды.

(Ибн Саад, Табакат, том 2, с. 51)

Набеги на караваны продолжались, влияние Мухаммада росло, и курайшиты сожалели о том, что не расправились с Мухаммадом в битве при горе Ухуд. Двумя годами позже они собрали многочисленную армию, в состав которой входили как сами курайшиты, так и воины союзных племен. Когда пришел назначенный день битвы, десять тысяч воинов, известных как «союзники», отправились в поход на Медину, чтобы окончательно стереть с лица земли угрозу, воплощенную в образе мусульманства.

Мусульмане были очень обеспокоены, узнав о численности армии, приближающейся к Медине. Они еще не забыли о своем поражении при Ухуде, и мысль о нападении войска, в три раза превосходящего по численности предыдущее, вселяла в них страх и дурные предчувствия. Но они также не забыли и важный урок, полученный там же, при Ухуде: защищать Медину с городских стен и не выходить на равнину.

Салман ал-Фариси, обращенный в мусульманство перс, предложил вырыть окопы со стороны неприятеля. Бoльшая часть Медины была защищена естественными сооружениями — холмами и горами, но все же в обороне города оставалось несколько слабых мест. Предложенный Салманом метод защиты Медины был новым, абсолютно неизвестным арабам, но в Персии этот тактический прием применялся давно и успешно. Мусульмане последовали совету и успели вовремя вырыть окопы. Курайшиты были сбиты с толку новой тактикой ведения боевых действий и обвинили мусульман в трусости и неизвестных доселе нововведениях, к которым они не привыкли. (В этом нет ничего странного, поскольку, развиваясь, ислам тоже начал противостоять любым формам бида, новшеств, которые могли изменить его основные характерные особенности и практику.)

Курайшиты и их союзники расположились лагерем в долине Рума. Абу Суфиан вскоре понял, что им не удастся взять город штурмом, поэтому решено было начать осаду. Однако союзным войскам мешали плохие погодные условия. Было очень холодно, и небольшие палатки не могли защитить солдат от сильного ветра и приближающихся ураганов. И все же когда Бану Курайза, иудейский квартал в пригороде Мекки, тайно заключил с неприятелем союз против мусульман, те были чрезвычайно обеспокоены возможностью проникновения армии союзников в город таким путем. Вот как рассказывает об этом событии Коран:

(Враг) двигался на вас — сверху и снизу вас — и помутнели ваши взоры, и души к горлу подступили, (дурные) мысли об Аллахе в головы пришли. Такое испытание прошли уверившие в Бога, потрясены были великим потрясеньем.

(Сура 33:10–11)

Угроза была вполне реальной, но сообразительным мусульманам удалось посеять в стане врага сомнения в преданности союзников друг другу. На стороне мусульман была и погода. Однажды ночью порывы яростно бушующего урагана изорвали в клочья и унесли почти все походные шатры союзнических сил, а вместе с ними и желание продолжать осаду. На следующий день часть племен начала отступление. Увидев этот разброд, курайшиты тоже решили отказаться от сражения и покинули долину. Мусульмане испытали огромное облегчение и немедленно восславили Аллаха за спасение. Фактически с этого момента мекканское сопротивление Мухаммаду исчерпало себя. Курайшиты объединили огромные силы, чтобы покончить с Мухаммадом раз и навсегда, но бесславно вернулись домой практически без боя, бросив военные позиции. Пришло время действовать, и с этого момента мусульмане перешли в наступление.

Мухаммад придумал остроумный способ войти в Мекку. Через год после осады Медины он возглавил полуторатысячный отряд мусульман, одетых соответствующим образом, и отправился совершить ежегодное паломничество. Он не взял с собой никакого оружия, за исключением традиционных мечей. Курайшиты были очень обеспокоены, услышав об их выступлении, поскольку обычай запрещал вести военные действия в священные месяцы. Они решили встретиться с мусульманами за стенами Мекки, и эта встреча состоялась в долине Худайбийа. Небольшая делегация курайшитов хотела выяснить истинные намерения Мухаммада, основные же силы готовились к обороне города. Делегация во главе с неким Сухайлом ибн Амром пропустила Усмана с небольшой группой мусульман в город, и когда они не вернулись оттуда в положенное время, мусульмане приготовились к обороне. Расположившись под деревом, они дали торжественную клятву защищать Мухаммада ценой собственной жизни. Наконец вернулся Усман. Он доложил Мухаммаду, что на этот раз им не позволили войти в Мекку, но они смогут осуществить свои намерения в будущем году, когда горожане покинут город на три дня. Мухаммад, к большому смущению своих товарищей, принял эти условия. Его сподвижник Умар вообще был против соглашения, аргументируя это тем, что мусульманам было приказано покорять язычников, а не унижать себя переговорами с ними, да еще на равных условиях.

Умар б. Хаттаб приблизился к посланнику Аллаха (да пребудет он с миром) и сказал: «Посланник Аллаха, разве мы не сражались за истину, а они за ложь?» Он ответил: «Истинно так». Он спросил: «Разве убитые с нашей стороны не в Раю, а убитые с их стороны не в Огне?» Он ответил: «Да». Он сказал: «Зачем тогда позорить нашу религию и возвращаться, когда Аллах не решил дело между нами и ими?» Он сказал: «Сын Хаттаба, я посланник Аллаха. Аллах никогда не погубит меня». Умар отошел, но не мог совладать со своей яростью.

(Ас-Сахих Муслима, том 3, с. 980)

Вряд ли договор был справедливым, поскольку Мухаммад вынужден был согласиться с условиями, оскорбляющими мусульман. Одним из условий было следующее: если кто-нибудь из курайшитов становится мусульманином, он должен быть возвращен в Мекку, но если мусульманин желает выйти из ислама, курайшиты не обязаны отвечать взаимностью. Реакция мусульман четко отражена в этом небольшом отрывке:

Когда Сухайал ибн Амр смирился с соглашением, одно из условий, которое он поставил, заключалось в том, что посланник должен вернуть им любого, кто пришел с их стороны, даже если он был мусульманином, и что он не будет вмешиваться в отношения между ними и этим человеком. Мусульманам не понравилось это условие, оно внушило им отвращение.

(Ас-Сахих ал-Бухари, том 3, с. 547)

Гнев мусульман неизмеримо вырос, когда Мухаммад молча согласился на требование Сухайала, согласно которому договор должен начинаться не обычным мусульманским обращением Бисмиллахи-р-Рахмани-р-Рахим («Во имя Аллаха,Всемилостивого и Милосердного!»), а вспуплением, которое обычно использовали курайшиты, — Биисмика Аллахунна («Во имя Твое, о Аллах»). Мухаммад пошел еще на одну уступку, заменив свою подпись Мухаммаду-р-

Расулулла (Мухаммад — посланник Аллаха) на Мухаммад ибн Абдалла (Мухаммад — сын Абдаллаха).

Затем посланник позвал Али и велел ему написать: «Во имя Аллаха, Всемилостивого и Милосердного!». Сухайал сказал: «Я не признаю это, но напиши: „Во имя Твое, о Аллах!“». Посланник сказал ему написать последнее, и он сделал это. Затем он сказал: «Напиши: „Вот об этом Мухаммад, посланник Аллаха, договорился с Сухайалом ибн Амром“». Сухайал сказал: «Если бы я был свидетелем, что ты посланник Аллаха, я бы не сражался с тобой. Напиши свое имя и имя своего отца». Посланник сказал: «Напиши: „Вот об этом Мухаммад б. Абдалла договорился с Сухайалом б. Амром“».

(Ибн Исхак, Сират расул Аллах, с. 504)

Али тоже был сильно раздражен развитием событий. Мухаммад больше не купался в безграничной преданности своих последователей и был близок к потере доверия. Когда курайшиты настояли, чтобы он вычеркнул из документа ссылку на то, что является апостолом Аллаха, Мухаммад приказал Али сделать это, добавив, что сам Аллах так бы не поступил. Мухаммад пошел на уступку, но, как это часто уже случалось, чтобы оправдать действия пророка, появились откровения Корана, и недовольный ропот стих:

Мы даровали тебе явную победу, чтобы Господь простил тебе и твои прежние грехи, и те, которые (свершатся) позже; чтоб завершил тебе Свою Он милость, прямым путем тебя повел.

(Сура 48:1–2)

Фактически договор многое дал Мухаммаду. Впервые курайшиты вели с ним переговоры как с равным, и в обозримом будущем он мог расширять свою деятельность, не опасаясь с их стороны нападения. Он также добился успеха, получив разрешение курайшитов на трехдневное посещение Мекки в следующем году. Это была уступка, которая должна была привести мусульман к окончательному прекращению противостояния с мекканцами. Пророк был свободен в привлечении новых союзников и заручился преданностью племени бану хозаа, обитавшего неподалеку. Текущий год был ознаменован и иными завоеваниями Мухаммада, что укрепило его положение, а еще через год он действительно совершил паломничество в Мекку.

Люди устали от продолжающихся конфликтов и со смешанными чувствами наблюдали за мусульманами, совершающими традиционное паломничество к святым местам. И хотя те не поклонялись идолам Каабы, все же очень уважительно относились к храму и прочим святыням. Всеобщая любовь и преданность мусульман Мухаммаду не могли не произвести на людей должного впечатления, и, сознательно или нет, их неприятие пророка постепенно отступало, особенно когда они увидели его любовь к городу, в котором он родился и вырос, и его уважение к знаменитому храму.

К этому времени Халид ибн Валид, великий мекканский воин, был обращен в ислам, и Мухаммад с его помощью на какое-то время сконцентрировал свои силы на севере от Медины, где воевал с врагами. Он организовал поход в город Мут, который находился на границе с Сирией. Здесь его армия впервые столкнулась с византийскими силами. Нападение мусульман было успешно отражено. В этом сражении погиб приемный сын Мухаммада Зейд ибн Харис и многие известные мусульмане. Армия под предводительством Халида была вынуждена вернуться в Медину.

Поражение не оказало особого влияния на положение Мухаммада, и он продолжал укреплять свой авторитет. К этому времени огромное количество племен, а также бедуины-кочевники приняли ислам, и было совершенно очевидно, что пройдет совсем немного времени, и вся Аравия будет обращена в новую религию. Лишь Мекка, несмотря ни на что, оставалась основным препятствием на этом пути. Но постоянные небольшие стычки с мекканцами дали столь необходимый Мухаммаду повод, чтобы развязать настоящую войну с городом.

Худайбийское соглашение не примирило мусульман с курайшитами и не сделало их союзниками. На протяжении долгого времени Мухаммад вынашивал планы завоевания Мекки во имя ислама, и вот наконец он получил долгожданный предлог, который дал ему возможность напасть на город. Еще до того как из Мута вернулось мусульманское воинство, между племенем бану хозаа, недавно присоединившимся к Мухаммаду, и племенем бану бакр, союзником курайшитов, произошла стычка. Часть племени хозаа расположилась лагерем около своего источника Ватир, и в этот момент на них напали воины племени бакр. Предание гласит, что вооружение и экипировку им поставлял Икрим ибн Абу Джахл, сын злейшего врага Мухаммада. Когда до Мухаммада дошло известие о произошедшем, он не медля ни минуты призвал к себе всех мусульман Медины и близлежащих окрестностей и начал подготовку похода на Мекку.

Услышав о надвигающейся опасности, Абу Суфиан самолично отправился в Медину, чтобы попытаться восстановить договор, но был отправлен назад, хотя не успел вымолвить и слова.

Десятитысячное войско покинуло Медину и отправилось на юго-запад. Дядя Мухаммада ал-Аббас понял, что баланс сил на сей раз нарушен явно в сторону племянника, и вышел ему навстречу, чтобы поприветствовать его и поклясться в верности исламу. Когда армия приблизилась к Мекке, Абу Суфиан предпринял еще одну попытку уладить дело мирным путем. Он вышел на встречу с Мухаммадом и на этот раз, при поддержке ал-Аббаса, добился аудиенции у его племянника, который спросил их, неужели и теперь не пришло время признать его пророком, а также абсолютное единобожие Аллаха. Мекканский лидер ответил, что у него нет возражений по поводу признания Аллаха единственным настоящим Богом, но что касается пророческой миссии Мухаммада, то на этот счет у него имеются некоторые сомнения. Ал-Аббас напомнил, что сейчас не время для неопределенности. Осознав это, Абу Суфиан, подобно ал-Аббасу, принес клятву в верности исламу при условии, что мусульмане пощадят город, сдаваемый без боя. Мусульманские воины, жаждущие сражения и победных трофеев, были сильно обижены, когда Мухаммад объявил, что, несмотря на понимание им того, как долго они ждали возможности отомстить курайшитам, его основной целью было победить сердца людей. И он безапелляционно заявил:

«Кто войдет в дом Абу Суфиана — будет спасен, кто сложит оружие — будет спасен, кто запрет свою дверь — будет спасен».

(Ас-Сахих Муслима, том 3, с. 977)

Если не брать в расчет некоторое сопротивление в южных кварталах города, возглавляемое Икримом и Сухайалом, город был сдан без боя. Мухаммад вошел в Мекку и, в первую очередь, направился к Каабе. Он приказал разрушить всех идолов. Счастливые мусульмане собрались вокруг храма, а Билал, новообращенный из Абиссинии, забрался на крышу и призвал воинов к молитве. Была объявлена всеобщая амнистия, и люди с благодарностью переходили на сторону Мухаммада, принимая ислам. В жизни пророка наступил момент величайшей победы, и пророк смаковал возможность с триумфом утвердиться в городе, который долго и ожесточенно противостоял ему.

Хотя амнистия и была объявлена всеобщей, не все смогли ею воспользоваться. Многие курайшиты были приговорены к смерти только за то, что у них обнаружили куски ткани, покрывавшей Каабу. Но фактически казнены были только четверо. Двое из них, бывшие мусульмане, будучи приговоренными к смерти за убийства в Медине, бежали в Мекку как вероотступники ислама. Третьей была казнена рабыня, оскорблявшая в своих песнях Мухаммада, и четвертым — ал-Хувайрис, который избил его дочь Зайнаб за то, что она ушла из Мекки в Медину. Все остальные, избежавшие смерти, либо покинули регион, либо были прощены пророком. Икрима пощадили после того, как его жена приняла ислам и вымолила у Мухаммада прощение для своего мужа. Хинд, жена Абу Суфиана, съевшая печень Хамзы у подножия Ухуда, была помилована так же, как и Абдаллах ибн Саад, который, однажды приняв ислам, даже переписывал некоторые стихи Корана, но, отступив от веры и вернувшись в Мекку, во всеуслышание говорил, что исказил стихи Корана, а Мухаммад даже не заметил этого.

Вскоре после завоевания Мекки воины племени хозаа нашли человека из племени хузайл, который все еще оставался язычником, и немедленно убили его. Мухаммад чрезвычайно разозлился и пообещал лично уплатить выкуп в качестве компенсации за убитого. В это же время он обязал мусульман с глубочайшим уважением относиться к Мекке как к городу, который Аллах провозгласил святым в день, когда сотворил небеса и землю. Ни один истинно верующий не имел права проливать кровь в ее стенах, рубить деревья или осквернять ее иным образом. Он выразил свою любовь ко всем жителям Мекки и пообещал, что никогда не покинет их, если только они примут его откровение. Своей речью он покорил горожан, а Мекку провозгласил священным городом ислама и всего мусульманского мира.

Мухаммад провел в городе пятнадцать дней, которые посвятил обучению людей исламу. Тогда же он разослал делегации по всем окрестностям с призывом к местному населению покориться исламу мирным путем и приказал своим людям уничтожить всех идолов. Халид ибн ал-Валид вначале отправился в Нахлу, где племя бану шайбан пообещало не оказывать сопротивления при разрушении их идола ал-Узза. Но когда он прибыл в Джазиму, люди взялись за оружие. Между ними разгорелся спор: должны они подчиниться Халиду или нет. Халид, потеряв терпение, схватил нескольких человек и убил их в назидание остальным. И опять Мухаммад был сильно расстроен. Он послал Али, своего зятя, выплатить племени компенсацию за эти убийства, как и в случае с племенем хузайл. Он стремился добиться преданности от своих современников не силой, а показательными примерами, поскольку в этом случае их преданность была бы искренней и продолжительной.

Недолго Мухаммад и мусульмане Медины наслаждались плодами своего успеха. Практически сразу после покорения Мекки новообращенные мекканцы и мусульмане, пришедшие с Мухаммадом из Медины, были собраны вместе, чтобы противостоять большой опасности, которую представляло собой племя хавазин, расселившееся на холмах и равнинах в северо-восточном направлении от Мекки. Хавазиниты были чрезвычайно обеспокоены капитуляцией Мекки и, объединившись с племенем сакиф и прочими небольшими кланами, рассеянными по этой местности, под предводительством Малика ибн Авфа ал-Надри, захватив с собой все имущество, двинулись в поход на мусульман, чтобы победить их или погибнуть. Мухаммад, встав во главе своей армии, выступил навстречу неприятелю и столкнулся с ним в долине Хунайн. Отряд из десяти тысяч мусульман, пришедших с Мухаммадом из Медины, был усилен двумя тысячами курайшитов из Мекки, которыми командовал Абу Суфиан. Имея численное преимущество над своими врагами, мусульмане смело выступили в поход, как и раньше уповая на Аллаха, который должен был помочь им одержать убедительную победу.

Однако Малик со своими воинами в темноте, перед рассветом, неожиданно атаковал армию Мухаммада, внеся в ряды мусульман полное замешательство и беспорядок. Часть воинов в панике бросилась за шатры Мухаммада, даже не узнавая самого пророка, остальные, в основном курайшиты, чья приверженность исламу еще вызывала сомнение, задались вопросом, не наступил ли день его полного поражения. Это был еще один из целого ряда жизненно важных моментов, когда авторитет и власть Мухаммада над своими последователями подвергались испытанию в столь неблагоприятных обстоятельствах. Он лично взялся за дело и, несмотря на хаос, смог объединить мусульман. Ему помог ал-Аббас, который призывал их вспомнить о клятве в преданности Аллаху и его пророку. Три тысячи человек сплотились вокруг Мухаммада и отбросили хавазинитов. К этим воинам начали присоединяться остальные, армия слилась в монолит, и хавазиниты побежали. Они в беспорядке побросали все свои пожитки, в том числе и тысячи верблюдов, коз и очень много серебра. Коран воспевает победу следующими словами:

Господь уже во многих битвах вам помог, помог Он вам и в день Хунейна, когда (гордынею превозносясь) вы восхищались множеством своим и силой. Но ваше множество и сила ничем не послужили вам, и тесною вам сделалась земля там, где была она просторна. Тогда вы повернули тыл и обратились в бегство. Потом Господь пролил покой Свой на пророка и на уверовавших с ним, и воинства незримые низвел, и наказал неверных. Так воздалось таким, кто не уверил.

(Сура 9:25-26)

Тем не менее все произошедшее обеспокоило Мухаммада, и он постановил, что отныне ни одному язычнику не позволяется входить в Мекку, чтобы исключить малейшую возможность измены города исламу. Немедленно после объявления его решения в Коране появились следующие строки:

О вы, кто верует! Ведь многобожники, поистине, нечисты. И пусть они не приближаются теперь к Запретной (для греха) Мечети…

(Сура 9:28)

Начиная с этого дня вход в Мекку был разрешен только мусульманам. Им не очень нравилось то, как щедро после победы в сражении с хавазинитами пророк распределяет трофеи среди мекканцев, лишь недавно принявших ислам. Мусульмане сетовали на то, что они на протяжении многих лет преданно сражались с ним бок о бок, подвергая свои жизни огромной опасности, в то время как курайшиты буквально до недавнего времени противостояли ему. Не было ли с его стороны несправедливостью отдать им предпочтение?

Когда Аллах дал своему посланнику военную добычу в день Хунайна, он распределил ее среди тех, чьи сердца лишь недавно приняли ислам, но он ничего не дал ансарам. Поэтому они почувствовали злость и печаль, так как не получили того, что получили другие.

(Ас-Сахих ал-Бухари, том 5, с. 432)

Мухаммад ответил мусульманам, что хотя он и вознаградил мекканцев, сам он принадлежит Медине, вернется туда вместе с ними и никогда не покинет ее. Он дал мекканцам трофеи только для того, чтобы поддержать их доверие к нему. Мусульмане приняли это объяснение.

И все же одна крепость противостояла распространению ислама. Поселение ат-Таиф, которое отвергло Мухаммада много лет назад, продолжало бороться с ним и поныне. Подойдя к городским укреплениям, воины пророка были осыпаны тучами стрел. Мусульмане, поняв, что штурмом города им не взять, приготовились к долгой осаде и непрерывно обстреливали крепость из катапульт. В ответ защитники стреляли раскаленными металлическими стрелами с горящими древками. Мухаммад сжег все их фруктовые сады и виноградники. Часть защитников цитадели вышла к мусульманам в ответ на призыв Мухаммада во избежание кровопролития сдаться мирным путем, но остальные продолжали сопротивление. Узнав от перебежчиков, что город располагает большими запасами продовольствия и боеприпасов, Мухаммад был вынужден отвести войска.

Урва ибн Масуд, обращенный в ислам, был впоследствии зверски убит в ат-Таифе людьми из племени сакиф за то, что пытался приобщить их к исламу. В это время Мухаммад планировал всеобщее наступление на поселение, и защитники наконец поняли, что их время кончилось. Они послали к Мухаммаду делегацию с просьбой о трехгодичной отсрочке, но он отказался предоставить им какое бы то ни было послабление и настаивал на немедленном их обращении в ислам, уничтожении идола ал-Лат и введении исламских молитв. Жители вынуждены были капитулировать, и Мухаммад послал Абу Суфиана и ал-Мугиру, который недавно принял ислам и находился в дружеских отношениях с обитателями ат-Таифа, уничтожить идола. Женщины громко причитали, когда идол рухнул; это был единственный случай, когда разрушение идола вызвало сочувствие его ревностных почитателей.

Из всех уголков Аравии потянулись в Медину делегации с заверениями в преданности Мухаммаду и принятии ислама. На шестьдесят третьем году жизни пророк стал практически полным владыкой всего полуострова. Находясь на вершине славы, он предпринял последнее прощальное паломничество в Мекку в сопровождении тысяч мусульман, к которым обратился с речью:

О люди, внемлите моим словам. Я не знаю, увижу ли вас на этом месте еще когда-нибудь. Ваша кровь и имущество священны и неприкосновенны до тех пор, пока вы живете в согласии с вашим Господом. Вся кровь, пролитая в период язычества, должна оставаться неотмщенной. Сатана отчается дождаться поклонения ему на вашей земле. Будьте добры к женщинам, ибо они узники, и вы не имеете контроля над их личностью. Вы просто принимали их как веру от Бога. Я кое-что оставлю у вас, и это китаб (книга) Аллаха и сунна (обычай, пример) Его посланника, и если вы будете придерживаться их, никогда не совершите ошибку, у вас всегда будут четкие указания. Знайте, что мусульманин мусульманину — брат и все мусульмане — братья.

(Ибн Исхак, Сират расул Аллах, с. 651)

В это же время в Коране появились стихи, которые объявляли мусульманам, что работа пророка полностью завершена:

Сегодня те, кто вашей верой пренебрег, в отчаянии пребывают. Но их не бойтесь, а страшитесь лишь Меня. Я завершил для вас сегодня (вероустав) религии (ислама), и проявил сполна Свою вам милость, и изволением Своим назначил вам ислам — (как то: покорность Моей Воле).

(Сура 5:3)

Мухаммад готовился к отмщению за поражение при Муте. Но, снарядив армию, неожиданно и серьезно заболел. Вплоть до этого времени он отличался завидным здоровьем, но тут приступ лихорадки обрек его на бессонные ночи. В одну из таких ночей он отправился на кладбище в Медине и, обратившись ко всем похороненным здесь, назвал их благословенными, поскольку они освободились от забот этого мира. Вернувшись домой, он сказал сопровождавшему его Абу Мувайхибе, что ему на выбор предложили ключи от бренной жизни на земле и от рая. Когда его товарищ спросил, нельзя ли иметь их оба, Мухаммад ответил отрицательно и объяснил, что он выбрал рай и встречу со своим Богом.

Когда Мухаммад возвратился домой, лихорадка у него усилилась. Его жены делали все, что было в их силах, пытаясь облегчить страдания мужа, постоянно поливая его водой. Он уже не мог читать молитвы в мечети, и множество мусульман собралось в Медине, сильно беспокоясь о состоянии его здоровья. Постепенно он впал в бессознательное состояние. Однажды он как-будто выздоровел — дошел до мечети и, хотя и был слаб, возглавил молитву. Мусульмане ликовали, но вслед за тем, вернувшись в дом Айши, Мухаммад почувствовал, что приступ повторился. Положив голову ей на колени, он слабым голосом выкрикивал что-то о триумфе и вдруг вздохнул и больше уже не дышал никогда.

Как только известие о его смерти достигло собравшихся людей, шум, постоянный спутник толпы, внезапно стих. Осознав новость, Умар смело провозгласил, что пророк Аллаха никогда не умрет и что безоговорочно будет отлучен от веры любой, кто станет распространять слухи о его смерти. Вышел Абу Бакр и, успокоив толпу, произнес: «Пусть каждый поклоняющийся Мухаммаду знает, что Мухаммад мертв, но тот, кто поклоняется Аллаху, пусть знает, что Аллах жив». И затем он прочитал цитату из Корана:

И Мухаммед — не больше, чем посланник, ему предшествовали многие другие, и если он умрет или погублен будет, ужель вы обратитесь вспять? Отступники ни в чем не повредят Аллаху, но благодарным же сполна воздаст Аллах.

(Сура 3:144)

Жизнь величайшего пророка ислама завершилась. Он был похоронен в комнате своей любимой жены Айши, и в наши дни его гробница образует часть Великой Мечети Медины. Через короткое время после его смерти ислам начал быстро распространяться и в течение столетия завоевал целую империю, такую же обширную, как и Римская в начале своего развития.

Характер Мухаммада
Его отношение к врагам
Взаимоотношения Мухаммада с иудеями и христианами
Оценка многоженства Мухаммада

Никому из тех, кто изучал жизнь Мухаммада, еще не удавалось остаться равнодушным к факту его головокружительного восхождения от обычного жителя Мекки до бесспорного лидера арабов на всем Аравийском полуострове. Мы рассматриваем не просто влиятельную историческую фигуру, а человека, который претендовал на роль последнего и величайшего из всех Божьих пророков. Оценивать его личность необходимо как с религиозной, так и с исторической точек зрения, и, возможно, было бы уместно начать это делать именно с последней, прежде чем исследовать более детально его пророческие убеждения.

Мусульманский мир без каких-либо затруднений пришел к единодушному заключению: Мухаммад был величайшим из всех пророков, фактически мировым посланником Аллаха, живым примером. Он был безгрешен, хотя и не лишен человеческих слабостей; безукоризненно исполнял свою роль в качестве избранного Аллахом представителя его на земле. Однако христианская точка зрения тогда была совершенно иной, и христиане в целом воспринимали Мухаммада как бесспорного лидера и реформатора, который вывел арабов из тьмы язычества, и одновременно как одержимого демонами самозванца, поставившего своей единственной целью увести людей с истинного пути Евангелия.

Существует много путей беспристрастной оценки пророческой деятельности Мухаммада. Можно оценивать качества его характера; можно оценивать его в свете репутации, которой он пользовался у ближайших современников; как претендента на исполнение божественной миссии; можно сравнить его с Иисусом Христом, основателем другой всемирной монотеистической веры. Разумеется, было бы неуместно подходить к нему с предубеждением. Только объективный взгляд покажет его истинный характер, и очень важно, чтобы его слова и поступки говорили сами за себя.

Мухаммад не отрицал, что у него были ошибки. Некоторые из них упоминаются в Коране. Там приведен случай, когда он отвернулся от человека только потому, что тот был слепым (сура 80:1-2). Он нигде не фигурирует в качестве обманщика, который заботился бы только о том, как показать себя со всех сторон совершенным примером. И действительно, говорить о предумышленном обмане не приходится, так как его целеустремленная преданность своей идее, иногда перед лицом неприятностей, была искренна и оценивается высоко.

Он по-настоящему верил, что был призван Аллахом увести свой народ от языческого безумия к поклонению единому Вседержителю. В достижении своей цели он практически не колебался, несмотря на бесчисленные жестокие преследования. Путешествие в ат-Таиф, вероятно, было самым черным днем в его судьбе, но даже в этом случае он не разочаровался и не засомневался в своем призвании. Однажды он сказал, что даже если солнце оденет своими лучами его правую руку, а луна — левую, он все равно не откажется от своего призвания, пока Бог правит им. Даже когда его искушали потребовать что-нибудь от Аллаха в доказательство своей миссии, например власть творить чудеса, он не делал этого и стойко нес возложенный на него груз ответственности, говоря, что Коран сам по себе является чудом и доказательством его призвания свыше.

Очень важно, а может быть, даже чрезвычайно важно то, что он не только следовал своим курсом, но и четко понимал, что тот имеет свои пределы. Он был всего лишь человеком, ничем не отличавшимся от вестников Аллаха, которые ушли в небытие в разное время (сура 3:144). Главным образом он заботился о том, чтобы его слушатели следовали по пути его Бога (сура 25:57), и хотя над ним насмехались и отвергали как сумасшедшего, он рассматривал себя однозначно — как человека, призванного привести свой народ к истине (сура 7:184).

Простота его жизни также свидетельствует о его чистосердечии. На протяжении всех лет гонений и преследований в Мекке он жил очень скромно и не изменил этому образу жизни даже в то время, когда мог наслаждаться растущим успехом в Медине и когда вся Аравия постепенно переходила под его влияние. Ко времени его смерти он по-прежнему охотно подметал пол у себя в спальне, делал обычную работу по дому и жил в соответствии с образом жизни своих товарищей. Он никогда не увековечивал свой облик и не устраивал в свою честь пышных процессий, а после смерти его похоронили в спальне жены, так как у него не было своего дома. Если говорить о том, что он стремился к мировому господству, необходимо признать, что под этим подразумевалось господство Аллаха как вечного властелина сердец верующих. Он никогда не переоценивал себя и не превозносился.

В религиозной среде существует глубокое ощущение духа человека, осознающего свое место в мироздании. Ислам не явился чем-то новым, призванным вытеснить все, что предшествовало ему, он только подтвердил предыдущие откровения. Мусульман призывали последовать за верой Авраама и уважать вклад великих пророков прошлого (сура 2:135-136). Мухаммад пришел только для того, чтобы пересмотреть и переоценить путь Аллаха, а не устанавливать новое направление в религии.

Христиане, пытающиеся унизить пророка ислама и подорвать его авторитет, а также связать его учение с нечистой силой, никогда не старались оценить этого человека с позиций его поколения. Если судить о нем объективно, то он выделяется как один из гигантов человеческой истории. С точки зрения людей, живших в его эпоху в диких пустынях Аравии, в то время, когда на эту часть земли никто не обращал внимания, он воспринимался как удивительная личность. До тех пор ни один христианин не сможет в полной мере понять, что побуждает придерживаться этой веры сотни миллионов мусульман, пока не увидит личного влияния Мухаммада на первое поколение верующих. В этой связи было бы уместным более пристально взглянуть на то, как его современники рассматривали пророка сквозь призму ежедневных взаимоотношений с ним.

Вероятно, лучшей проверкой искренности человека являются свидетельства его ближайшего окружения. В данном случае такими людьми были те, кто знал Мухаммада очень близко, кто больше всех был осведомлен о его слабостях, а также те, кто безоговорочно верил ему. Существует несколько письменных свидетельств вероотступничества некоторых из его переписчиков, подвергавших сомнению божественное наитие, сопровождавшее передачу Корана. Но их можно назвать исключением. В целом необходимо признать, что Мухаммад был искренне убежден в своем призвании, а его характер и образ жизни вполне убеждали домочадцев и близких последователей в истинности этого.

Честность многих наиболее известных соратников Мухаммада не вызывает серьезных сомнений. Абу Бакр и Умар, два его ближайших преемника, люди с сильными характерами, заметили бы любые противоречия между его обликом пророка, известным широкой общественности, и особенностями частного человека, которого они знали лично. Так, Абу Бакр, имевший прозвище ас-Сиддик (Заслуживающий Доверия), был глубоко предан Мухаммаду и верил в него в годы борьбы, когда казалось, что пророку так и не удастся заслужить всеобщего признания народа. Присутствие Абу Бакра в пещере неподалеку от Мекки во время хиджры свидетельствует о непоколебимой верности, которой Мухаммад смог добиться от своих последователей, поскольку для них это было идеальное время (люди сомневались в искренности пророка), чтобы полностью отдалиться от предлагаемого им пути и не рисковать своей жизнью.

Даже когда Мухаммад сделал сенсационное заявление о том, что однажды ночью он посетил Иерусалим и внутренние покои небесных чертогов благодаря своей способности видеть в темноте, как раз в то время, когда мекканская оппозиция достигла пика враждебности, Абу Бакр не подверг сомнению его правдивость. Как гласит предание, он оставался с пророком даже в тот момент, когда курайшиты собирались побить его камнями.

Мы очень мало знаем о Мухаммаде до того периода, когда он стал широко известен в обществе, и тем не менее у нас имеются свидетельства об искренности его характера. Его знали как человека, заслуживающего доверия во всех своих поступках и делах. Хадиджа, умудренная опытом женщина, достаточно быстро вышла за него замуж, и он бы не получил прозвища ал-Амин (Верный) напрасно. Если судить о Мухаммаде по стандартам его времени, этот человек заслуживает глубокого уважения и обладает безупречным характером. Но христиане не могут оценивать его только по этим критериям, поскольку личность, которую мы обсуждаем, не претендовала на роль лишь славного человека с хорошими манерами. Любой, кто выдвигает себя на роль самого чистого и значительного из всех существовавших в истории вестников Аллаха, немедленно обрекает свои притязания на самую тщательную проверку. Решение в этом вопросе не может основываться на благосклонной субъективной оценке в силу неких религиозных убеждений, но и нельзя судить человека только по относительным стандартам его времени, что часто допускается в жизнеописаниях пророка.

В седьмом столетии полигамия в Аравии расценивалась как вполне приемлемая форма брака, а набеги на караваны — как вполне естественное занятие. Человек не задавался вопросами о нравственности подобной деятельности, а просто защищал себя и свою собственность как мог, прибегая к помощи своего племени или клана. Мухаммад не осуждал ни одно из этих явлений аравийской жизни, в связи с чем очень часто высказываются мнения, что это негативно характеризует его с точки зрения стандартов традиционного христианского мира.

Нельзя позволить Мухаммаду избежать подобного анализа. Он открыто объявил себя мировым вестником, посланным всему человечеству (каффатан линнаси); в Коране утверждается, что сам Аллах и все ангелы небесные ниспослали ему свое благословение (сура 33:56); его называют прощением (милосердием) всего человечества (рахматан лилаламин), посланным Аллахом; печатью всех пророков (хатама-н-набийин) и апостолом Аллаха (сура 33:40). Поскольку он претендует на вселенское почитание и пример для подражания, то его необходимо судить по абсолютным стандартам.

В силу подобных притязаний Мухаммада вряд ли можно удивляться тому, что сами мусульмане, изображая его, использовали абсолютные категории. Говорят, что он посвятил всю свою жизнь, самую благородную и правдивую, какую когда-либо проживал человек, служению человечеству. Возникает вопрос: жил ли когда-нибудь кто-либо еще такой же жизнью, как он, выстоявший против пламени всего мира и вышедший из него невредимым, несмотря на бесчисленные испытания и искушения? Когда имеют место подобные притязания, невозможно однозначно решить, должен ли человек оцениваться только по стандартам своего времени или исключительно в свете его личной искренности.

Таких великих людей, как Будду Гаутаму и Конфуция, вероятно, можно оценивать только в свете их индивидуальных свойств характера и учения, но пророка ислама, который провозгласил себя последним и величайшим посланником в ряду облеченных божественными полномочиями, включая и Иисуса Христа, невозможно освободить от более взыскательного анализа. Действительно, фундаментальным принципом христианской веры всегда являлся факт, что Иисус Христос был не только величайшим человеком из всех когда-либо живших на земле, но и то, что Он был совершенным человеком. Он был безгрешен, безупречен в Своем поведении, с добродетелями, согласующимися с божественными стандартами абсолютного совершенства. Мухаммад напрашивается на сравнение с Ним, когда провозглашает себя Его подобием, что видно из следующего отрывка:

Абу Хурайра рассказывает, что посланник Аллаха (да пребудет он с миром) сказал так: «Из всех людей и пророков, принадлежавших одной религии, я более схож с Иисусом Христом, и ни один пророк не поднимался между мной и Иисусом».

(Ас-Сахих Муслима, том 4, с. 1260)

Когда Мухаммад претендует не только на сходство с Иисусом Христом, но даже в некоторых случаях на Его замещение, он опять провоцирует людей, чтобы они судили его по самым высоким стандартам. Типичный пример подобной претенциозности, когда пророк вновь провозглашает себя выдающейся личностью в истории человечества, приводится в отрывке из его учения:

Абу Хурайра рассказывает, что посланник Аллаха (да пребудет он с миром) сказал так: «Я буду превосходящим среди потомков Адама в День Воскресения Мертвых, и я буду первым просителем и первым, чье прошение будет принято (Аллахом)».

(Ас-Сахих Муслима, том 4, с. 1230)

Анализ отношения Мухаммада к врагам, в частности его взаимоотношений с иудеями и христианами Аравии, так же, как и его многоженство, покажет, до какой степени обоснованы эти притязания.

Битва при Бадре была первым прямым военным столкновением Мухаммада с жителями Мекки. С нее началось новое развитие отношений между обеими сторонами. Теперь они рассматривали друг друга не как причиняющих беспокойство оппонентов, но как опасных врагов. Незадолго до этих событий Мухаммад вынужден был решить проблему некоторых своих оппонентов в Медине, которые превратились в серьезных врагов и которых необходимо было остановить.

Первым был некий Кааб ибн Ашраф, иудей, коренной житель Медины. Он досаждал Мухаммаду, сочиняя о нем сатирические стихи и памфлеты. После бадрского сражения он стал настоящей угрозой, так как ходил в Мекку и подстрекал курайшитов организовать ответный рейд против мусульман в надежде нейтрализовать их военные достижения и свести к нулю возрастающий престиж Мухаммада. Он сочинил поэму, в которой оплакивались лидеры курайшитов, павшие в бою при Бадре. Когда Мухаммад узнал о его планах, он четко дал понять своим последователям, что хочет, чтобы Кааба ибн Ашрафа «убрали». То, что за этим последовало, описано во многих ранних преданиях:

Джабир повествует: «Посланник сказал: „Кто готов убить Кааба ибн Ашрафа?» Мухаммад ибн Маслама ответил: „Ты хочешь, чтобы я убил его?“ Посланник ответил утвердительно. Мухаммад ибн Маслама сказал: „Тогда позволь мне сказать, что я готов». Пророк ответил: „Хорошо“».

(Ас-Сахих ал-Бухари, том 4, с. 168)

Из этого отрывка явствует, что Мухаммад не только санкционировал убийство своего оппонента, но также разрешил своим последователям использовать любую уловку, которую они сочтут необходимой, для достижения цели. В другом предании слова Мухаммада ибн Масламы «Тогда позволь мне сказать, что я готов» трактуются иначе. Они якобы означают, что ему было позволено сказать ложь, чтобы обмануть Кааба (Ас-Сахих ал-Бухари, том 5, с. 248). Это был первый случай, когда Мухаммад, находившийся в состоянии реальной войны с теми, кто противостоял ему, должен был предписывать политику общения с ними, и разрешение убивать и лгать, выданное им своим соратникам, создало прецедент в его отношении к врагам. Ранние биографы очень выразительны в описаниях этого:

Посланник сказал: «Все, что возложено на тебя, ты должен сделать». Он спросил: «О посланник Бога, нам придется лгать». Он ответил: «Говори все, что хочешь, так как ты свободен в своем деле».

(Ибн Исхак, Сират расул Аллах, с. 367)

Нельзя отрицать, что это был прямой приказ убить оппонента и использовать любую ложь ради достижения цели. Нет ничего удивительного в том, что соратник и тезка пророка воспользовался данной ему возможностью, чтобы разделаться с обидчиком иудеем:

Мухаммад ибн Маслама пришел к Каабу и заговорил с ним, напоминая о старой дружбе между ними, и сказал: «Этот человек (т. е. божественный посланник) придумал собрать пожертвования (у нас), что причинило нам огромные трудности». Когда Кааб услышал это, он сказал: «Господи, ты попадешь в еще большие неприятности с ним». Мухаммад ибн Маслама сказал: «Не сомневаюсь, но сейчас мы стали его последователями и не хотим оставлять его, пока не увидим, какой оборот примут его дела».

(Ас-Сахих Муслима, том 3, с. 991)

Мухаммад ибн Маслама уговорил Кааба выйти из дома на том основании, что группа последователей пророка разочаровалась в его стремлении возложить финансовое бремя на мусульман. И поскольку ибн Маслама принадлежал к племени ауситов, жившему в Медине, Кааб ему безоговорочно поверил. Его молочный брат Абу Наила, который также входил в число последователей пророка, действуя более убедительно, использовал мошенническую тактику, дабы завлечь ничего не подозревающего Кааба в темноту:

Он сказал: «Я Абу Наила, и я пришел, чтобы информировать тебя, что приход этого человека (посланника) — большое несчастье для нас. Арабы сражаются с нами, и они стреляют из одного лука (т. е. они объединились против нас). Мы хотим уйти от него (от посланника)».

(Ибн Саад, Табакат, том 2, с. 36)

Тот же биограф пишет, как эти люди притворились, будто они пришли к Каабу только за тем, чтобы купить у него финики и продукты. Когда Кааба втянули в беседу и он начал говорить с ними свободно и был «доволен ими и стал близок с ними» (там же, с. 37), они пододвинулись к нему ближе под предлогом исследовать аромат его духов. Придвинувшись еще ближе, они неожиданно выхватили свои сабли и закололи его. Убив Кааба, они тут же вернулись к Мухаммаду, произнося такбир (Аллаху акбар — „Аллах велик“). О том, как Мухаммад принял их, повествуется в следующем отрывке:

Когда они приблизились к посланнику Аллаха, благослови его Аллах, он сказал: «(Ваши) лица счастливы». Они сказали: «Твое тоже, о посланник Аллаха!» Они склонили перед ним головы. Он (посланник) поблагодарил Аллаха за то, что он (Кааб) мертв. Утром он сказал: «Убейте каждого иудея, с которым встретитесь». Иудеи были напуганы, поэтому ни один из них не выходил на улицу и не разговаривал. Они боялись, что на них неожиданно нападут, как напали ночью на ибн Ашрафа.

(Ибн Саад, Табакат, том 2, с. 37)

Все вышеописанное происходило в атмосфере заговоров и интриг, обмана и вероломства. Мусульманские писатели, пытаясь снять с Мухаммада вину за это грязное дело, приводили сотни аргументов в его защиту. Роль в деле самого Мухаммада полностью игнорировалась. В качестве объяснения предлагались разные варианты, например, говорилось, что это была реакция некоторых из его последователей на обвинения, вынесенные Каабом женщинам Медины, или что Кааб был «законным образом» казнен за совершение особо тяжкого преступления. Чтобы оправдать поступок Мухаммада, использовалась даже юридическая терминология. Оправдание гласило: справедливое наказание было применено к изменнику, который по необходимости, в порядке упрощенного судопроизводства, был незамедлительно и тайно казнен. Тайному убийству под покровом темноты было дано логическое обоснование, а именно: казнь поэта, совершенная тихо, без помпезности и привлечения широкой общественности, преследовала своей целью избежать нежелательного внимания. Приводились доводы, что Мухаммад к тому времени уже вынес постановление об обмане как искусстве ведения боевых действий, и поскольку Кааб объявил войну мусульманам, натравливая на них оппозицию, ложь его убийц была оправдана.

Однако вряд ли можно по-другому рассматривать этот случай, кроме как хладнокровное убийство, которому способствовал бесспорный правитель Медины. Ложь, сопровождавшая убийство, была санкционирована пророком и отягощала его вину, а защита, обеспеченная ему мусульманскими писателями, выглядит попыткой оправдания того, что при других обстоятельствах расценивалось бы как позорное пятно на его репутации. Банда убийц, крадущихся в темноте, чтобы обнажить свои сабли против ничего не подозревающей жертвы, вряд ли соответствует роли палача, законно облеченного полномочиями наказать преступника, осужденного после судебного разбирательства в духе истинной справедливости.

Существует еще одна версия случившегося, выдвигаемая защитниками Мухаммада. Изменник являлся не кем иным, как человеком, находящимся вне закона, и, следовательно, его мог убить кто угодно безо всякого специального разрешения. Принимая во внимание тот факт, что Кааб никогда не присягал на верность Мухаммаду, трудно понять, как он мог быть осужден за предательство. И тем не менее разрешение, выдаваемое всем и каждому линчевать любого подозреваемого в отступничестве, дает более реалистичную картину произошедшего той ночью, чем правовые эвфемизмы тех, кто оправдывает пророка ислама.

История с Каабом ибн Ашрафом не единственная в своем роде. Многие арабы, рискнувшие противостоять Мухаммаду, были коварно убиты. Иудей по имени Абу Рафи, один из лидеров иудейского племени бану надир, был убит при следующих обстоятельствах. После изгнания из Медины он отправился на север, в Хайбар, и то, что произошло с ним там, очень мягко описано в ранних исламских рукописях. Это описание изложено в текстах хадисов:

Повествует ал-Бара: Посланник Аллаха отправил Абдаллаха б. Атику и Абдаллаха б. Утба с группой людей к Абу Рафи (убить его) … (Абдаллах сказал:) «Я позвал: „О Абу Рафи!“ Он ответил: „Кто там?“ Я пошел на голос и ударил его. Он громко крикнул, но мой удар был несерьезным. Затем я подошел к нему и, притворившись, что хочу помочь ему, изменив голос, сказал: „Что с тобой случилось, о Абу Рафи?“ Он сказал: „Разве ты не удивлен? Горе твоей матери! Человек подошел ко мне и ударил меня саблей!“ Я опять нацелился и ударил его, но удар опять оказался поверхностным. Абу Рафи опять громко закричал, и от крика проснулась его жена. Я пошел на голос, как будто я хочу помочь ему, и нашел Абу Рафи, лежащего на спине. Я воткнул саблю ему в живот и давил на нее, пока не услышал звук треснувшей кости».

(Ас-Сахих ал-Бухари, том 5, с. 253, 254)

История очень напоминает случай с ибн Ашрафом. Опять хладнокровное убийство врага Мухаммада сопровождено обманом и хитростью. В другом изложении этой истории говорится, что на вопрос жены Абу Рафи о том, кто они такие, убийцы ответили, что просто группа «арабов, ищущих провизию» (Ибн Исхак, Сират расул Аллах, с. 483).

Примечательно то, что большинство людей, убитых при пособничестве Мухаммада, были поэтами, сочинявшими сатиру на пророка или соперничавшими со стихами Корана. Пророк ислама не мог переносить вызов своим притязаниям на божественно-духовное вестничество. Ан-Надир ибн ал-Харис был убит после сражения при Бадре за его насмешки над Кораном и за то, что, излагая персидские легенды, он высказывался в том плане, что по красоте они превосходят Священное Писание Мухаммада. И хотя Коран смело приглашает любого, кто сомневается в его достоверности, к соперничеству (сура 11:13), Мухаммад очень тревожился, когда кто-то из его оппонентов принимал этот вызов.

Ал-Харис ибн Сувайд ибн Самит был еще одним оппонентом, убитым по приказу Мухаммада. Его гибель вызвала цепную реакцию. Некто Абу Афак, обеспокоенный происшествием, сочинил памфлеты, защищающие людей, недовольных пророком: «Кто разберется с этим мошенником ради меня?» Тут же один из последователей пророка, некий Салим ибн Умайр, пошел и зарезал возмущенного поэта (Ибн Исхак, Сират расул Аллах, с. 675). В ответ на это убийство Асма бинт Марван, жительница Медины, не подпавшая под чары ислама, сочинила сатирические стихи, обвиняющие ее земляков ауситов и хазраджитов: «Вы подчиняетесь чужеземцу, который не один из вас... Неужели не осталось ни одного гордого человека, который бы неожиданно напал на него и пресек надежды тех, кто ожидает чего бы то ни было от него?» Мухаммад, услышав это, сказал: «Кто освободит меня от дочери Марвана?» Умайр ибн Адий ал-Хатми немедленно прокрался в дом женщины и убил ее. Вернувшись, он доложил Мухаммаду о содеянном. Мухаммад был безмерно рад этой новости: «Ты оказал великую помощь Богу и его посланнику, о Умайр!» — сказал он (там же, с. 676).

Вскоре после покорения Хайбара местный предатель, который трусливо сообщил Мухаммаду о том, что знает, где его хозяин Кинан прячет крупную сумму денег, был пойман. В результате поисков была обнаружена очень незначительная сумма. Убедившись в тщетности дальнейших поисков, пророк дал позволение аз-Зубайру пытать Кинана с целью выяснения того, где было спрятано остальное. Пытка двумя кусками очень сильно нагретого дерева, прижатыми к груди Кинана в процессе дознания, оказалась настолько суровой, что он потерял сознание. Однако примененная мера не дала положительных результатов, и место хранения денег было по-прежнему неизвестно. Тогда пророк, увидев, что таким образом ничего не добиться, просто обезглавил Кинана.

Место христиан в интригах Мухаммада

Нет необходимости приводить множество аргументов, чтобы убедить объективного читателя в том, что пророк ислама меньше всего задумывался об убийстве своих оппонентов. Мусульмане делали все, что было в их силах, чтобы полностью оправдать Мухаммада, но с христианской точки зрения он не может избежать осуждения. Иисус относился к подобному поведению абсолютно однозначно, соотнося его с действиями дьявола:

Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи.

(Ин. 8:44)

Из письменных свидетельств явствует, что все убийства оппонентов пророка совершались в ночное время. В каждом случае убийцы делали все, что могли, чтобы сохранить в тайне свою личность. Библия дает свою оценку тем причинам, по которым убийства совершаются под покровом тьмы:

…Люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы; ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы.

(Ин. 3:19-20)

Ибо о том, что они делают тайно, стыдно и говорить.

(Еф. 5:12)

Мусульманские писатели аргументируют подобные действия практикой, принятой большинством лидеров в военное время и понятной всем народам мира. Отсюда вытекает тот же ключевой вопрос. Следует ли судить пророка ислама (и оправдывать его) только по стандартам его времени или, учитывая его притязания на величайшую в истории человечества власть, следует давать ему оценку по абсолютным стандартам, установленным Иисусом Христом, Который предшествовал ему? Очевидно, замыслы Мухаммада в отношении врагов должны оцениваться по относительным стандартам, но тогда он не может избежать осуждения в рамках христианской морали.

Когда Мухаммад понял, что ни иудеи, ни христиане не собирались положительно реагировать на его претензии, он очень разгневался на них, и Коран провозгласил Каталахуму-л-Лаху, т. е. «Да поразит их Бог!» (сура 9:30). Иисусу тоже часто противостояли люди, не принявшие Его. Но, вспомните, когда апостолы хотели призвать небесный огонь, чтобы уничтожить группу самаритян, которые отказались принять Его, Он сказал:

«…Не знаете, какого вы духа; ибо Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать».

(Лк. 9:55-56)

Иисус учил, что любовь к ближнему призвана быть настолько беспристрастной, что должна распространяться и на собственных врагов:

«…Любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас, благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас».

(Лк. 6:27-28)

Действительно, когда Иисус решил показать, что такое истинная любовь, Он рассказал притчу о самаритянине (Лк. 10:33 и след.). Очень важно то, что Сам Иисус претворял в дела Свое учение, и когда в конце концов Он был предан распятию Своими врагами, то вместо того чтобы осудить их Он взмолился:

«…Отче! прости им, ибо не знают, что делают».

(Лк. 23:34)

Несмотря на все свое величие, образ Мухаммада серьезно пострадал от правдивых историй раннего ислама, которые в простой форме повествуют о том, как с его «божественного» одобрения совершались убийства врагов, многие из которых не причинили ему никакого вреда. О некоторых пророках Ветхого Завета можно отозваться как о бессердечных, но это ни в коей мере не оправдывает действия Мухаммада. Между старыми пророками и новой эрой в истории человечества наступил момент, в который был продемонстрирован образ совершенного человеческого характера. Иисус Христос выполнил цели, поставленные Господом, однажды и на все времена. Мухаммад показал, что он сильно нуждается в искуплении Спасителя, как и любой человек в истории, и его нельзя уподоблять последнему представителю Бога на земле.

Одной из удивительных сторон миссии Мухаммада была его убежденность в том, что он призван стать пророком в ряду великих пророков прошлого, которые сформировали иудео-христианское наследие. Это требовало постепенного отказа от повсеместного языческого идолопоклонства арабов, поэтому ему пришлось на протяжении долгих лет сталкиваться с противостоянием своего народа. Кроме того, у иудеев и христиан было нечто, чем никогда не будут владеть арабы, — Священная Книга, посланная Богом. У иудеев есть Таура, Закон, и Мухаммад предполагал, что книга эта была послана Моисею; у христиан есть Инджил, Евангелие, которое, по его мнению, было послано Иисусу. Мухаммад называл их (иудеев и христиан) Ахл ал-Китаб, Люди Книги, а себя расценивал как последнего пророка, который получил собственную Священную Книгу, ал-Коран, Изложение.

Убежденность Мухаммада в том, что он призван в ряды истинных пророков, посланных от Бога, как написано в Коране, было настолько сильна, что он принимал их пророчества, не подвергая сомнению их основное содержание. Бесчисленное количество записей, повествующих о невиданных знаках и чудесах, не вызывало у него сомнения даже тогда, когда язычники Мекки настойчиво требовали от него продемонстрировать чудеса. Когда гонения на мусульман достигли апогея, Мухаммад во время побега в Медину установил направление молящегося (кибла) на Иерусалим и заставил своих последователей держать посты, как это делали иудеи. Он не сомневался, что в прошлом Бог отдавал предпочтение иудеям, и этому факту постоянно уделяет внимание Коран, используя фразы, несколько напоминающие Послание Павла к Римлянам (9:4-5):

Сыны Исраиля! Вы вспомните ту милость, которой вас Я одарил, и соблюдайте вашу сторону Завета, тогда и Я буду блюсти Мою. Страшитесь лишь Меня.

(Сура 2:40)

Сынам Исраиля Мы дали Книгу, пророчество (средь них самих) и власть; мы даровали им все блага для проживания (в сем мире) и их возвысили над прочим людом.

(Сура 45:16)

Сокровенным желанием Мухаммада было объединение с иудеями и признание ими его как избранного Богом посланника. По всей видимости, он не подозревал о том, что иудейские Священные Книги всегда учили, что завершенное откровение Бога о Мессии должно быть открыто исключительно через них и что он, будучи арабом, просто не имеет шансов ответить их ожиданиям. Он также ничего не знал о множестве различий между Кораном и их Священными Книгами. Истории жизни пророков, изложенные в Коране и в Библии, мало соответствуют друг другу.

Рассчитывая, что вскоре после переезда в Медину большое число иудеев последует за ним, он обнаружил, что их противостояние в гораздо большей степени подрывает его авторитет, чем противостояние мекканцев. В оскорбительной форме люди подвергали сомнению его миссию. Мухаммад ударил в грязь лицом, когда обнаружил свое незнание их Священных Книг. Иудеи этим пользовались, раздражая его своими знаниями, и в то же время искусно искажали смысл сказанного им или использовали фразы, значение которых он не понимал. Это очень забавляло иудеев.

В книге Исход (24:7) написано, что на горе Синай израильтяне пообещали Моисею: «…Все, что сказал Господь, сделаем, и будем послушны», но в Коране говорится, что когда их призвали повиноваться закону Бога на Горе, они ответили: «Мы слышим, но мы не повинуемся» (сура 2:93). Только по прошествии некоторого времени Мухаммад понял, как он заблуждался. Коран осудил иудеев за обман:

Средь иудеев есть такие, которые переставляют с места слова (Писания, ниспосланного им), и говорят: «Мы слышали, но мы не повинуемся (сему)»…

(Сура 4:46)

Однако было уже слишком поздно исправлять ошибку, допущенную в тексте Корана. Подобные случаи чрезвычайно огорчали Мухаммада, и его отношение к иудеям стало крайне враждебным. Объявляя, что в Коране встречаются значительные ошибки и искажения, иудеи угрожали подорвать само основание его миссии, и единственным выходом из этой ситуации было изгнать их из Медины и атаковать обличительными речами в Коране. Вот типичный ответ на их обвинения:

И вот сказали иудеи: «Привязана рука Господня (к шее)!» Да будут (к шеям их) привязаны их руки и будут прокляты они за (богохульство) их речей! … Мы возбудили в них вражду и ненависть друг к другу до Дня Господнего Суда. И всякий раз, когда они огонь войны зажгут, Господь его потушит.

(Сура 5:64)

И ты увидишь, что из всех людей сильнее всех вражда к уверовавшим (в Бога) язычников и иудеев.

(Сура 5:82)

На протяжении последних лет жизни Мухаммада в Медине взаимная враждебность между ним и иудеями постоянно возрастала. Множество иудейских письменных свидетельств в ранних биографических работах демонстрирует эту вражду. Один биограф описывает предание, повествующее о том, что иудеи хотели убить Мухаммада еще в младенчестве, поскольку опасались, что он станет пророком (Ибн Саад, Табакат, том 1, с. 125). Другое предание с тем же энтузиазмом осыпает их бранью:

Примерно в то же время иудейские раввины проявляли враждебность к посланнику от зависти, ненависти и злобы, потому что Бог выбрал Своего посланника из арабов.

(Ибн Исхак, Сират расул Аллах, с. 239)

Краткий обзор того, каким образом Мухаммад расправился с тремя иудейскими племенами, жившими в окрестностях Медины, покажет, насколько глубока была их враждебность друг к другу.

Победа Мухаммада при Бадре дала ему возможность направить своих воинов против племени бану кайнука, жившего недалеко от города. На рыночной площади он потребовал, чтобы они признали его избранником Бога, если хотят избежать нависших над ними несчастий, подобных тем, что выпали на долю курайшитов. Жители племени ответили ему отказом. Не утратив присутствия духа, он обвинил их в нарушении договора и держал в окружении их поселение до тех пор, пока они безоговорочно не капитулировали. Абдаллах ибн Убайй пришел к Мухаммаду и умолял его не казнить их. В конце концов Мухаммад смилостивился и приказал им немедленно покинуть город (Ибн Исхак, Сират расул Аллах, с. 363).

После сражения при Ухуде Мухаммад точно так же напал на племя бану надир, расположенное недалеко от Медины. Он объявил, что жители племени организовали заговор с целью его убийства. Памятуя о судьбе племени бану кайнука, жители приготовились уйти из города, но Абдаллах ибн Убайй со своими соратниками убедил их остаться, пообещав свою поддержку. На протяжении пятнадцатидневной осады они не получали никакой помощи. Затем пророк приказал своим последователям срубить принадлежавшие им финиковые пальмы. Иудеи кричали ему:

Мухаммад, ты запрещал бессмысленные разрушения и осуждал виновных. Зачем же ты срубил и сжег наши пальмы?

(Ибн Исхак, Сират расул Аллах, с. 437)

Фактически действия Мухаммада противоречили указанию, данному Богом своему народу в Библии: никогда не рубить деревьев в том городе, с которым ведутся военные действия или который осаждают. Разрешалось лишь использовать в пищу плоды этих деревьев, но ни в коем случае не рубить их (Втор. 20:19). Как повествует предание, Мухаммад, скорее всего, был знаком с этим отрывком, поскольку после того, как он приказал срубить финиковые пальмы в местечке Бувайра, в Коране тут же появилось откровение, оправдывающее его поступок (Ас-Сахих ал-Бухари, том 5, с. 242). Вот этот текст:

Ссекли ли вы часть (нежных) пальм, оставили ль другие на корню — все это волею Аллаха, чтобы покрыть стыдом неверных.

(Сура 59:5)

Племя бану надир бежало точно так же, как и их соотечественники, и поселилось в иудейской крепости Хайбар, на севере от Медины. Племя бану курайза ушло последним, сразу после одного из главных в «Битве у рва» столкновений Мухаммада с курайшитами из Мекки. Пока Медина осаждалась союзническими войсками, иудеи этого племени, жившие в восточной части города, заключили соглашение с курайшитами и позволили им войти в город через свой квартал. Мусульмане посеяли раздор между воинами союзников и избежали поражения, а когда курайшиты отступили, иудеи оказались в беспомощном положении. Мухаммад немедленно окружил их квартал, и после месячной осады они были вынуждены сдаться, но, в отличие от двух других племен, им не позволили уйти из города. Подобно тому как Абдаллах ибн Убайй просил Мухаммада за племя бану кайнука и преуспел в этом, так и некий ал-Аус, араб, чье племя было родственным иудеям, обратился с просьбой к пророку пощадить их. Однако Мухаммад спросил его, будут ли они удовлетворены, если одно из племен решит их судьбу. Затем он выбрал некоего Саада ибн Муада, одного из немногих мусульман, раненых во время осады Медины. Необходимо признать, что это был достаточно коварный выбор, учитывая сложившиеся обстоятельства. Саад ибн Муад обратился к иудеям с вопросом, согласятся ли они принять правосудие Аллаха, и после того, как они согласились, обратился с этим же вопросом к Мухаммаду. Затем он огласил свое постановление: «Вот мой приговор: все мужчины должны быть убиты, имущество разделено, а женщины и дети взяты в плен» (Ибн Исхак, Сират расул Аллах, с. 464). Существует еще одно письменное свидетельство происходившего, оно гласит:

Посланник Аллаха, да благословит его Аллах, разрешил Сааду ибн Муаду принять решение о них. Он вынес приговор: «Тот, кто подвержен бритью (т. е. мужчины), должны быть убиты, женщины и дети должны стать рабами, а имущество должно быть распределено». Вслед за тем посланник Аллаха, да благословит его Аллах, сказал: «Вы согласились с правосудием Аллаха на семи небесах». Посланник Аллаха, да благословит его Аллах, вернулся в четверг 7-го Зу-л-Хиджжи. Затем распорядился привести их в ал-Мадина, где на рынке были выкопаны траншеи. Посланник Аллаха, да благословит его Аллах, сел со своими товарищами, а их разделили на небольшие группы. Их головы срубили. Числом их было между шестью сотнями и семью сотнями.

(Ибн Саад, Табакат, том 2, с. 93)

Другие записи подобных массовых убийств пленников, совершенных апостолом ислама, неизвестны, и достоверность исторических материалов иногда оспаривается мусульманскими писателями. Однако существует свидетельство Ибн Саада, из которого можно сделать вывод, что, возможно, Мухаммад прочил такую же судьбу и племени бану кайнука. Он приказал связать им за спиной руки и подготовить к обезглавливанию. И лишь Абдаллах, ставший к тому времени очень влиятельным, отговорил его (там же, с. 32-33). Возможно, ужасное зрелище обезглавливания и массовых захоронений огромного количества людей (предание гласит, что казни продолжались до самого вечера) вызвало у некоторых мусульман отрицательную реакцию на происходящие события, хотя другие, кто принял их праведность, возражали, говоря, что здесь приводится в исполнение божественный приказ Аллаха в отношении вероломных людей, предопределивших свою судьбу. Коран говорит, что сам Аллах вселил ужас в их сердца, и мусульмане смогли убить их и завладеть их землями, домами и имуществом (сура 33:26).

Прошло немного времени, и Мухаммад атаковал иудейскую крепость Хайбар, и хотя ему не удалось завоевать ее, он установил над нею свое господство. На закате жизни он дал указания Умару, своему второму преемнику, позаботиться, чтобы все иудеи были изгнаны с Аравийского полуострова, и халиф послушно выполнил волю пророка.

Контакты Мухаммада с христианами Хиджаза, в отличие от контактов с иудеями, были относительно редкими. Христиане по численности уступали иудеям, и их небольшие группы были разбросаны на значительном расстоянии друг от друга по всему Аравийскому полуострову.

Общение с Негусом, царем Абиссинии, благосклонно настроило Мухаммада по отношению к христианам, и долгое время он относился к ним как к потенциальным друзьям и союзникам. И действительно, в противоположность негативному отношению к иудеям, о христианах в Коране говорится:

И, несомненно, ты найдешь, что ближе всех в любви к уверовавшим те, кто говорит: «Мы — назореи». И это потому, что среди них есть иереи и монахи, которые гордыни лишены (и не возносятся перед другими).

(Сура 5:82)

Коран часто проявляет самое благосклонное отношение к христианам. В нем предсказана победа византийских христиан над персами-язычниками (сура 30:4), описываются ранние христиане и недавно погибшие в Йемене. Они представлены как пример истинно верующих людей. Коран одобряет многих монахов и священников, охраняющих монастыри и церкви от разрушения, «в которых имя Бога поминается сполна» (сура 22:40).

Однако время шло, и хорошее отношение Мухаммада к христианам сменилось на глубокий антагонизм, поскольку христиане, как и иудеи, отказались принять его в качестве пророка и сомневались в достоверности Корана. Собрание верующих в христианском поселении Наджран открыто подвергло сомнениям искажения, встреченные в книге, в частности искажение имени Марии, матери Иисуса. Коран говорит, что ее окружающие обращаются к ней Йа ухта Харун — «О сестра Харуна (Аарона. — Примеч. ред.)!» (сура 19:28). В Коране ее называют тем же самым именем — Марйам, которым зовут настоящую сестру Аарона — Мириам (Исх. 15:20), и путаница в этих именах заставила Мухаммада столкнуться с серьезными ошибками в содержании книги.

Ал-Мугира ибн Шуба говорит: «Когда я прибыл в Наджран, они (т. е. христиане Наджрана) спросили меня: „Ты читал «О сестра Харуна» (т. е. Хадрат Марйам) в Коране, тогда как Моисей родился задолго до Иисуса“. Когда я вернулся к посланнику Аллаха (да пребудет он с миром), я спросил его об этом, на что он ответил: „Люди (в старые времена) привыкли давать имена (своим окружающим) пророков и благочестивых людей, которые умерли до них“».

(Ас-Сахих Муслима, том 3, с. 1169)

Ничто не раздражало пророка больше, чем вызов его пророческому призванию. Из письменных источников явствует, что у него были очень ограниченные познания о христианстве, и ни он, ни его сподвижники так и не поняли сущность христианского учения. Распятие Христа только однажды упоминается в Коране в контексте о надругательстве иудеев (сура 4:157), но в книге нет и намека на веру христиан в последующее за ним искупление. Кроме того, Коран, не задумываясь, называет Иисуса ал-Масих — Мессия (сура 4:171), не давая никакого объяснения этому определению. С течением времени Мухаммад, должно быть, испытал чувство глубокого разочарования к христианам, которое он испытывал также по отношению к иудеям, и Коран временами проявляет к ним крайнюю враждебность:

О вы, кто верует! Себе в друзья и покровители вы не берите ни иудеев, ни христиан, они — друзья один другому. А тот из вас, кто их берет в друзья, тот сам — из их числа.

(Сура 5:51)

В год, когда армии мусульман столкнулись на севере от Медины с военными силами Византии, враждебность Мухаммада к христианам достигла своего апогея. В предании говорится, что Коран гневно осуждает их куфр (наверие в Аллаха) за веру в божественность Христа, а также за веру в триединое Божество (сура 5:75-76). Куфр — обвинение, обычно направляемое только в адрес идолопоклонников. Последние записанные слова пророка отмечают рост неприятия Мухаммадом Людей Библии в конце его жизни:

Умар б. ал-Хаттаб повествует, что он слышал, как посланник Аллаха (да пребудет он с миром) сказал: «Я изгоню иудеев и христиан с Аравийского полуострова и никого не оставлю здесь, кроме мусульман».

(Ас-Сахих Муслима, том 3, с. 965)

Умар б. Абд ал-Азиз говорит, что последним высказыванием посланника Аллаха (да пребудет он с миром) было: «О Господь, умертви иудеев и христиан. Они сделали церкви из могил их пророков. Остерегайтесь, в Аравии не должно быть двух вероисповеданий».

(Ал-Муватта Малика, с. 371)

Между исламом и двумя другими религиями, с наследием которых связывал себя пророк, был брошен жребий. Вплоть до настоящего времени мусульмане с подозрением, недоверием и враждебностью относятся к двум другим монотеистическим вероисповеданиям. Возможно, Мухаммад так никогда и не понял причину отказа иудеев и христиан признать его, в результате чего ислам исторически поставил себя в оппозицию к иудаизму и христианству, вместо того чтобы мирно с ними сосуществовать.

Незадолго до переселения переселения в Медину Мухаммад потерял Хадиджу, свою единственную мекканскую жену. Его брак с ней был здоровым и счастливым и продолжался двадцать пять лет. Однако ее смерть принесла большие изменения в личную жизнь пророка: с этого времени количество его жен все увеличивалось. Двенадцать лет спустя, к моменту его смерти на новой родине в Медине, их было девять.

Его новой женой стала Сауда бинт Замаа, женщина, у которой был сын и которая бежала в Абиссинию во время преследований первых мусульман в Мекке. Ей было за тридцать — возраст, когда по стандартам того времени женщина уже не выходит замуж. Мухаммаду было уже за пятьдесят, так что для него она была еще достаточно молодой. К этому времени он связал себя узами брака с очень юной Айшой, которой, по преданию, было только девять лет. Она была дочерью его ближайшего товарища Абу Бакра, и эта свадьба, по арабским традициям, могла отчасти скрепить неразрывными узами их и без того тесные взаимоотношения. Айша была любимой среди других его жен и единственной, ни разу не выходившей замуж до него. Несмотря на свой юный возраст, она была очень вспыльчивой и часто становилась источником скандалов. Однажды ее забыли взять с собой в путешествие в Мекку, и товарищ пророка, Савфан, привез ее в город. То, что жена пророка осталась одна в обществе постороннего мужчины, возбудило подозрения и породило слухи, и даже сам пророк некоторое время держался с ней довольно холодно. Событие это получило отклик в Коране (сура 24:11-20) в оправдание ее невинности. Сама же Айша была очень недовольна подозрительностью мужа.

С течением времени она превратилась в стройную женщину и, как говорит предание, была очень умной. Огромное количество ранних повествований о пророке было приписано ей. Вот как один из первых мусульман описывал ее характер:

Я не встречал никого, кто бы знал больше о сунне (практике) посланника Аллаха, да благословит его Аллах, чем Айша, никого, кто разумнее бы высказывал свое мнение, если спрашивали о ее мнении, никого, кто лучше бы разбирался в стихах, откровении, в них заложенном, или подсчитывал фараид (наследство).

(Ибн Саад, Табакат, том 2, с. 481)

Следующей женой пророка была Хафса, дочь еще одного его ближайшего товарища, на этот раз Умара. Ее первый муж был в числе немногих мусульман, погибших в битве при Бадре, и брак этот был продиктован не желанием сторон, а данью уважения к погибшему. Она и Айша, будучи самыми юными, стали очень близки. Следующими двумя женами были Умм Салама и Зайнаб бинт Хузайма, последняя умерла спустя три месяца после замужества. Затем следует Джувайрийа из племени бану хозаа. Ее племя было захвачено во время похода, и только благодаря ее замужеству оно было освобождено без всяких последствий. К этому времени Айшу не на шутку обеспокоило увеличивающееся количество семейных апартаментов, пристроенных к дому пророка. К тому же ее, вероятно, убедили, что истинной причиной заключения браков была естественная тяга мужчины к хорошеньким женщинам. Она высказалась так:

Она была очень красивой женщиной. Она пленяла каждого мужчину, посмотревшего на нее. Она пришла к посланнику попросить помощи в своем деле. Как только я увидела ее через дверь моей комнаты, она мне не понравилась, поскольку я знала: он будет смотреть на нее так же, как и я.

(Ибн Исхак, Сират расул Аллах, с. 493)

Айша, чей язык был таким же острым, как и разум, сделала вывод: «Я не знаю ни одной женщины, которая была бы большим благословением для своего народа, чем она». Затем Мухаммад берет в жены Зайнаб бинт Джахш и Марию, египетскую рабыню и коптскую уроженку. За ними следуют дочь Абу Суфиана, Умм Хабиба, и иудейка Сафийа, чей отец Хуайх, муж Кинан и оба ее брата были убиты мусульманами в Хайбаре. Последний брак был заключен с женщиной по имени Маймуна, хотя, возможно, он был женат еще на одной иудейке Райхане, единственной выжившей из племени бану курайза. Известно, что она «показала отвращение к исламу, когда ее пленили, и оставалась верной иудаизму» (там же, с. 466). Мусульманские писатели часто утверждают, что все браки Мухаммада были результатом исключительно сострадания и желания защитить женщин, потерявших мужей и нуждающихся в помощи с его стороны. Но здесь необходимо напомнить, что две его иудейские супруги стали вдовами из-за того, что их мужья были безжалостно убиты мусульманами.

Ни один брак пророка не вызывает большего количества пересудов, чем женитьба на двоюродной сестре Зайнаб бинт Джахш. Она была женой его приемного сына Зейда ибн Хариса, но, по всей видимости, их брак был неудачен, и вскоре Мухаммад начал проявлять к ней стойкий интерес. Зейд был готов дать жене развод, но пророк вначале отговорил его. Ситуация в семье не улучшалась, и вскоре после того, как они расстались, Мухаммад женился на Зайнаб, причем устроил самый грандиозный свадебный пир. И все же скандал разгорелся, поскольку арабы посчитали брак между ним и женой его приемного сына равносильным инцесту. И опять своевременное появление в Коране откровения оправдало действия Мухаммада:

Ты вспомни (Мухаммед!), как ты сказал тому, к кому Аллах был благ и ты щедротами осыпал: «Ты должен удержать супругу при себе и гнева Господа страшиться. ... Тебя Мы с нею браком сочетали, чтоб верующим не было стесненья брать в жены (разведенных) жен приемных сыновей...»

(Сура 33:37)

Судя по всему, пророка не осуждали за брак с разведенной женщиной, даже несмотря на то, что зарождался он еще до того, как состоялся развод. Иисус недвусмысленно учил, что в глазах Бога подобный союз является нарушением супружеской верности.

Всякий разводящийся с женою своею и женящийся на другой прелюбодействует; и всякий женящийся на разведенной с мужем прелюбодействует.

(Лк. 16:18)

Из Библии следует, что никто не должен разделять супружеские пары, соединенные Богом.

Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает.

(Мк. 10:9)

Библия рассматривает разводы как нечто разрешенное Богом, но они Ему очень не нравятся, и, как гласит предание, Мухаммад сам подтверждает эту точку зрения:

Ибн Умар повествует, что посланник (да пребудет он с миром) сказал: «Из всех незаконных действий самым отвратительным для Аллаха является развод».

(Китаб ас-сунан Абу Дауда, том 2, с. 585)

И тем не менее заявления Корана о том, что сам Аллах возжелал этого брака Мухаммада и Зайнаб, было достаточно, чтобы удовлетворить последователей пророка. Согласно преданию, Зайнаб впоследствии часто колола ядовитыми насмешками остальных жен, говоря, что ее брак с пророком был заключен на небесах.

Хотя Коран позволяет мусульманам иметь до четырех жен одновременно (сура 4:3) при условии равного отношения ко всем, Мухаммаду было дано разрешение иметь столько жен, сколько он пожелает, до тех пор, пока откровение в конце концов не запретило ему дальнейшие браки (сура 33:52). Мусульманские писатели оправдывают полигамию своего пророка не только тем, что все его браки продиктованы стремлением защитить слабых женщин, но и тем, что он всегда относился к ним с одинаковой заботой и уважением. Если это действительно так, то среди них не было бы проявлений ревности, однако свидетельства, описывающие жизнь Мухаммада, пестрят многочисленными примерами инцидентов, из которых отчетливо следует, что жены пророка часто не ладили друг с другом.

Предание гласит, что брак Мухаммада с Зайнаб бинт Джахш явился основной причиной ревности между его женами. Записан случай из жизни пророка, когда Айша и Хафса тайно сговорились, пытаясь заставить его оказывать Зайнаб меньше внимания. Вот что говорится об этом в предании:

Повествует Айша: «Посланник Аллаха привык пить мед в доме Зайнаб, дочери Джахша, и оставался с ней там. Мы с Хафсой договорились втайне, что если он придет к одной из нас, то мы должны сказать ему: „Похоже, ты съел магафир (тип дурно пахнущей смолы), когда я понюхала, от тебя пахло магафиром“. Мы так и сделали, и он ответил: „Нет, но я пил мед в доме Зайнаб, дочери Джахша, и больше никогда не сделаю этого. Я поклянусь в этом, а ты никому не расскажешь об этом“».

(Ас-Сахих ал-Бухари, том 6, с. 404)

Говорят, что пророк очень хорошо разбирался в духах и благовониях, но терпеть не мог чеснока и подобных приправ, поэтому так близко к сердцу принял жалобы своих жен. Ал-Бухари говорил, что позже этот случай явился причиной откровения в Коране, которое дало право Мухаммаду отречься от своей клятвы:

О пророк! Зачем ты запрещаешь себе то, что разрешил тебе Господь, ища расположенья жен своих? Господь ведь Милостив и Всепрощающ! Господь для вас позволил клятвы расторгать, Он — Покровитель ваш, всеведущий и мудрый.

(Сура 66:1-2)

Эта уступка, сделанная пророку в Коране, достаточно любопытна. Библия придает клятвам очень серьезное значение, поскольку тот, кто клянется, обращается к самому Богу как к свидетелю:

Если дашь обет Господу, Богу твоему, немедленно исполни его; ибо Господь, Бог твой, взыщет его с тебя, и на тебе будет грех.

(Втор. 23:21)

Похоже, что стихи, приведенные в Коране, являются удобным послаблением этому принципу.

Эти стихи, как повествует предание, имели отношение к еще одному инциденту. Как-то Умар, отец Хафсы, засомневался в словах дочери, услышав, что временами между Мухаммадом и его женами происходят трения и конфликты. Однажды Умар спорил со своей женой и был сильно раздражен тем, что она имела смелость докучать ему и давать советы, которые шли вразрез с мнением пророка. Ее возражения навели его на мысль, что жены Мухаммада тоже оспаривают его мнения и, не задумываясь, открыто выражают свое несогласие с ним при любом удобном случае:

Она сказала: «Какой ты странный, о сын ал-Хаттаба! Ты не хочешь убедиться в словах своей дочери. Разумеется, Хафса спорит с посланником Аллаха до такой степени, что он ходит сердитый весь день!» Затем, рассказывает Умар, он сейчас же одел свое одеяние для прогулок, пошел к Хафсе и сказал ей: «О моя дочь, ты действительно споришь с посланником Аллаха так, что он ходит сердитый весь день?» Хафса ответила: «Перед Аллахом, мы спорим с ним». Умар сказал: «Знай, что я предупреждаю тебя наказанием Аллаха и гневом посланника Аллаха. О моя дочь! Не соблазняй того, кто гордится ее красотой, поскольку любовь посланника Аллаха для нее (т. е. для Айши)».

(Ас-Сахих ал-Бухари, том 6, с. 406)

Эта история показывает, что, несмотря на тесную дружбу и склонность временами совместно устраивать заговоры против других жен Мухаммада, даже между Айшой и Хафсой существовала ревность. Как известно, Айша была любимой женой Мухаммада, и Умар был чрезвычайно заинтересован, чтобы его дочь не завидовала ей. Необходимо добавить, что они устроили заговор и против самого Мухаммада. Коран дает достаточно резкую оценку этим интригам:

Когда одной из жен своих пророк поверил тайну, она передала ее другой. Бог сообщил ему об этом. (Пророк) часть (сказанного) подтвердил, а часть — отверг. И вот когда сказал он ей об этом, она спросила: «Кто сообщил тебе?» Ответил он: «Сказал мне Тот, Кто ведает и знает обо всем». Коль обе вы в раскаянии к Богу обратитесь, ведь, истинно, ваши сердца к сему склонились, (Бог вам простит); но если вы против него пойдете, то, истинно, Аллах его защитник, и Джабриил, и справедливый из принявших веру, и даже ангелы потом придут ему на помощь.

Сура 66:3-4)

Ибн Аббас, один из последователей Мухаммада, еще не успел спросить Умара, кто были эти две женщины, которые поддерживали друг друга в заговоре против пророка, как он сам сказал, что это Айша и Хафса (Ас-Сахих ал-Бухари, том 6, с. 408). И действительно, напряжение между Мухаммадом и его женами порой было настолько сильным, что, казалось, при каком-нибудь удобном случае он даст развод всем сразу. Коран предупреждал их:

А коль пророк вам даст развод, возможно, что Господь взамен вас лучших жен ему пошлет, кто Богу предался в раскаянии должном, живет в смирении и благочестье, и совершает хадж, посты блюдет, — будь то девицы или вдовы.

(Сура 66:5)

Предание повествует, что Умар самолично заверил жен пророка в истинности этого стиха, чтобы они не думали поддерживать друг друга в заговоре против мужа, надеясь избежать последствий. Если Аллах пожелает, он может позволить пророку развестись с каждой из них, а взамен даст лучших жен (Ас-Сахих ал-Бухари, том 6, с. 410).

Существует еще один случай, когда Коран одобряет желание Мухаммада изменить мнение о практике, которой он строго следовал до сих пор. Чтобы продемонстрировать одинаковое отношение к своим женам, он посещал их по очереди, проводя каждый последующий день только с одной из них. Откровение дает ему право отказаться от такой последовательности:

Ты можешь (свой ночной визит) по своему желанию к одной (жене) отсрочить, и пригласить к себе другую, иль ту принять, которой раньше пренебрег, — и в этом на тебе греха не будет…

(Сура 33:51)

Некоторое время назад Айша определенно выразила ревность по отношению к женщинам, которые «предлагали себя посланнику Аллаха» (Ас-Сахих Муслима, том 2, с. 748) и которые постепенно увеличивали количество домочадцев, по мере того как Мухаммад брал их в жены с разрешения Корана (сура 33:50). Вероятно, она имела в виду Джувайрийю и Зайнаб бинт Джахш. Это откровение означало, что предназначенные ей дни, когда она могла бы насладиться обществом мужа, отодвигались на неопределенное будущее. А когда он объявил о предоставлении ему божественного разрешения на отмену своего обычая и возможности каждый день принимать ту, которую пожелает, ее разочарование вылилось в полные сарказма строки:

«Я чувствую, твой Бог спешит выполнить твои стремления и желания».

(Ас-Сахих ал-Бухари, том 6, с. 295)

Многоженство Мухаммада долгое время являлось мишенью для критики со стороны западных и христианских ученых. Мусульмане, со своей стороны, представляли его идеальным мужем, который всегда относился к своим женам абсолютно честно и справедливо. Вероятно, у жен пророка не было достаточно веской причины жаловаться на него, но даже поверхностное изучение его взаимоотношений с ними показывает, что между женами не утихали разногласия, заговоры и ревность. Будучи далеко не лучшим образцом гармоничности полигамии, история многоженства Мухаммада лишний раз подтверждает библейский идеал моногамии. Вопрос в том, по силам ли мужчине относиться к своим женам одинаково. Жена призвана посвятить себя единственному мужу (Быт. 3:16). Точно так же и муж должен безраздельно любить свою жену и быть преданным ей (Еф. 5:25-31). Совершенно очевидно, что муж не может в полной мере отвечать своей жене взаимностью, если он вынужден делить любовь между несколькими супругами.

Разочарование и ревность Айши, несмотря на ее роль любимой жены Мухаммада, являются лучшим свидетельством, что он не мог относиться к своим женам одинаково. Ее недовольство и остроумные реплики были вызваны, скорее всего, подсознательным сожалением, что она не была его единственной женой. Существует доказательство, что после смерти Хадиджи он женился вначале на ней, а уж потом на Сауде бинт Замаа (Ас-Сахих Муслима, том 2, с. 748), и если это действительно так, то ее разочарование совершенно понятно. Она была единственной женой Мухаммада, которая никогда не была до него замужем, и, очевидно, сожалела, что не может насладиться такой же безраздельной любовью, которую отдавала ему.

Ислам, как, впрочем, иудаизм и христианство, основан на принципе единобожия. Един Бог, Который создал вселенную и Который объявляет Свою волю, Свои законы и Свою истину через посредничество людей-вестников. Кроме того, в то время как две другие религии основаны на постепенном, поэтапном откровении пророков, призванных из просвещенного народа, ислам в этом отношении является религией уникальной, поскольку его основатель был арабом, т. е. происходил из народа, ничего не ведающего о подобном призвании и погрязшего в языческом идолопоклонстве.

Чтобы понять сущность и дух мусульманского вероисповедания, необходимо рассмотреть весь опыт откровений, полученных Мухаммадом. В первую очередь, очень важно понять, как он был подготовлен к ним и что привело его к убежденности в своей миссии посланника Бога. Здесь мы сталкиваемся с удивительным парадоксом. Мухаммад начал свои религиозные искания не как претендент на пророческую должность, а, скорее, как некий мистический исследователь, похожий на восточных предсказателей, существовавших и до него.

Известно, что некоторое время Мухаммад постоянно уходил на гору Хира, расположенную недалеко от Мекки, чтобы в полном уединении размышлять о смысле жизни. Там он мог, не опасаясь негативной реакции племени, задаваться вопросами о правильности верований своего народа. Далеко внизу бурлила привычная жизнь, суматошная толпа, где сотни людей из всех уголков Аравии перемешались, переплавились в единый гудящий конгломерат. Для любого обычного человека это была простая, повседневная жизнь. Вся окружающая вселенная не имела реальной значимости в отрыве от непрерывной деятельности. С этой точки зрения поклонение идолам было совершенно уместным. Многообразие богов, которым было придано человеческое подобие, казалось в высшей степени сообразным с той жизнью, которую знали люди.

Высоко на горе Хира, когда Мухаммад обозревал широкие молчаливые горизонты, расстилающиеся перед ним, суть вещей начала казаться ему несколько иной — ему, который в возрасте сорока лет решился искать смысл своего существования. Здесь, в вышине, суета людского движения показалась ему мелкой и незначительной. Если бы он мог увидеть людей отсюда, они, скорее всего, напомнили бы ему муравьев. В то же время и их идолы становились мелкими и незначительными. На расстоянии их даже невозможно было различить, и Мухаммад наверняка должен был испытывать изумление от одной мысли о том, что их существование было просто результатом воображения тех, кто поклонялся им. Осматривая горизонт, он, вероятно, был подавлен бескрайностью, безмятежностью, мирным спокойствием, льющимся с небес далеко за пределы человеческого восприятия.

Частые уединения и волнующее чувство абсолютного единства всего сущего во вселенной, должно быть, заставляли будущего пророка размышлять над идеей источника мироздания и жизни. Языческие идолы были слишком человеческими по форме. Неужели же нет какого-то более значительного Существа за пределами земли, которое смотрело бы на нее в созерцательном уединении, как делал это сам Мухаммад, великого и одинокого Бога в вечной изоляции от физических миров, которые Он Сам и сотворил?

Эти размышления могли бы возвратить к людям какого-нибудь другого восточного прорицателя, который в должное время спустился бы и сказал, что в конце концов открыл для себя смысл жизни. Будда Гаутама был именно таким человеком. Долгое время он вел жизнь отшельника и коротал время, медитируя под избранным деревом, а в один прекрасный день объявил, что его таинственные поиски истины завершены и он нашел свет: вся жизнь, все ее повороты могут быть разрешены одним изречением, которое он продекламировал. Желания есть причина всех страданий — подчини себе свои желания, и страстные стремления, боль и страдания будут лишены силы и значения.

Размышления в конечном счете зачастую приводят к идее просвещения, и сын арабского купца мог прийти к такому же выводу. Однако с Мухаммадом этого не произошло. Разумеется, наступил тот день, когда он спустился с горы Хира и объявил, что его поиски завершены, но не в результате достижения высшей точки в медитации и не потому, что он убедился в непременной благотворности своих открытий.

Его размышления были внезапно прерваны неожиданным видением на горизонте сверхъестественного существа. Не успев достигнуть состояния просвещенности, он смело встретился лицом к лицу с тем, что, как он заявил позже, выходило далеко за пределы его надежд. Существо смотрело на него со всех сторон, куда бы он ни поворачивался, дабы избежать его взгляда. Оно сказало только одно слово: «Читай!» И с этого момента все изменилось. Теперь Мухаммад был не просвещенным прорицателем, он был пророком, призванным свыше, от самого Аллаха, чтобы открывать истину людям.

Но Мухаммад вначале не был убежден, что видение было облечено божественными полномочиями. Более того, он в страхе бросился вниз с горы и сказал своей жене Хадидже, что неплохо было бы узнать, не вселился ли в него джинн, один из дьявольских духов, которые, по арабским поверьям, овладевают сумасшедшими (маджнун) поэтами? В результате действительно пережитого случая и немедленной реакции на него читаем:

Посланник Аллаха, да благословит его Аллах, был в ужасе. В какую бы сторону он ни поднимал голову, в небе он видел его; поэтому он быстро вернулся к Хадидже и передал ей эти сведения. Он сказал: «О Хадиджа! Во имя Аллаха, я никогда ничего так не ненавидел, как идолов и предсказателей, и я боюсь, что сам должен стать предсказателем... О Хадиджа! Я слышал звук и видел свет, и я боялся, что сошел с ума».

(Ибн Саад, Табакат, том 1, с. 225)

Мухаммад был охвачен страданиями, и когда несколько лет спустя ему во второй раз явилось видение, он, как и прежде, побежал в ужасе вниз, настолько он испугался, полагая, что на него напали дьявольские силы. Однако затем он понял, что это сам Аллах, единственный Вседержитель вселенной, посетил его, и, как говорит предание, с этого момента «откровения набирали силу и следовали быстро» (Ас-Сахих Муслима, том 1, с. 99). На протяжении следующих двадцати трех лет ему больше не являлись подобные видения, но Коран постепенно увеличивался по мере получения Мухаммадом откровений в снах и иными способами.

Вряд ли стоит сомневаться в подлинности этих видений. Вероятнее всего, самозванец и в дальнейшем постоянно прибегал бы к заявлениям о подобных видениях, но Мухаммад никогда больше не делал их, и именно этот факт свидетельствует об искренности пережитого им. Коран подчеркивает реальность того, что видел пророк:

Во всем величии явился Он на высшей точке горизонта. Потом приблизился и опустился, и был на расстоянии не боле двух пролетов лука. Так Своему рабу (Он) передал то (откровенье), которое назначил для него. То, что узрели ум и сердце, они (пророку) не солгали, ужель вы станете оспаривать все то, что он узрел?

(Сура 53:6-12)

Реальность видений подтверждается также реакцией на них Мухаммада. Если бы он воспринимал видения как плод собственного воображения, чтобы подтвердить свое стремление к пророчествованию, то, несомненно, сразу же наделил бы их божественными полномочиями. Но первоначальный страх пророка, что видения могли иметь дьявольское происхождение, дает веские основания верить в их подлинность. С другой стороны, принимая искренность его заявлений, христиане оставляют за собой право подвергать сомнению происхождение этих видений.

С точки зрения мусульман, совершенно немыслимо подвергать сомнению откровения. Так много заключено в первом приказе: «Читай!», что целиком гармонирует с характером ислама! «Читай!» — был первый приказ. Мухаммад был сбит с толку его значением. Но наконец-то смысл приказа прояснился: «Повторяй за мной!» Затем он получил сообщение — он должен просто повторять все, что услышит. Само название книги — ал-Коран, Изложение, — берет свое начало из первоначального приказа, и характер ислама в значительной степени следует из него.

Практически события развивались так, будто бы ангел, как понимает это ислам, сказал Мухаммаду: «Ты правильно делал, сомневаясь в обычаях своих предков. Твои попытки найти истину посредством размышления и созерцания достойны одобрения, а желание подвергнуть сомнению идолопоклонство свидетельствует о твоей искренности. Но теперь истина придет к тебе свыше, по приказу (амр) Аллаха, и было бы неправильно сомневаться в ней. Сомнения, которые возникают в результате невежества, понятны, но сомневаться в том, что было открыто, это нечто отвратительное и явный признак неверия. Повторяй за мной! Просто делай то, что приказывают!»

Такое положение дел объясняет непреклонный, абсолютный характер откровений в исламе и внушающую страх и благоговение власть, которую он распространяет на своих последователей. Истинный мусульманин никогда не поставит под сомнение божественное происхождение своей веры. Слово «ислам» означает подчинение, и истинный мусульманин — тот, кто подчиняется и проявляет свою искренность, не задавая вопросов. Вера в исламе — это не путешествие в неведомое. Это простой, однозначный ответ на известное, на то, что было открыто, это спокойное смирение перед тем, что предписано, без сомнений по поводу того, действительно ли это божественная истина или нет. Более чем в сотне случаев в Коране используется слово амр, которое подчеркивает, что все, что открыто, является призывом Бога к немедленному подчинению (суры 10:24, 16:1, 20:93). Суть вопроса заключена в данном отрывке:

Ведь истина исходит лишь от Бога, — а потому, не будь ты с теми, в ком сомнения живут.

(Сура 3:60)

Приказ не сомневаться, фала такун минал-мумтарин, постоянно встречается в Коране (суры 2:147, 6:114, 10:94); он выражает природу веры истинного мусульманина. Все правила ислама жестко предписаны. Пять раз в день — обязательные молитвы. Ритуал омовения обязателен каждый раз, когда мусульманин идет в мечеть. И каждый ракат в мечети, церемония молитвы, является точным повторением предыдущего. Каждый ритуал хаджа (паломничества) в Мекку четко определен. Соблюдение рамадана (мусульманского поста) тоже никогда не меняется. Повторения, свойственные исламу, берут свое начало непосредственно из первого приказа: «Читай!», и истинный мусульманин просто повторяет то, что было в откровениях, даже не задумываясь об этом; ему просто не позволено сомневаться. В Коране Авраам получает приказ Аслим! («Будь покорен!»), и в ответ звучит Асламту («Я покоряюсь») (сура 2:131). Такова вера мусульман. Ислам не в состоянии понять Авраама, который в Библии оспаривает решение Бога уничтожить Содом и Гоморру, поскольку подобные действия кажутся ему противоречащими характеру Бога, Которого он знал как справедливого и добродетельного (Быт. 18:23–25). Спорить с Богом как делал это и Моисей (Исх. 31:11–12), представляется мусульманам абсолютно немыслимым.

Предающийся созерцанию Мухаммад немедленно изменился, как только начал получать откровения для Корана. В отличие от Будды, он больше не верил, что трансцендентальная жизнь была предметом религиозных реформ, и больше не интересовался таинственными путешествиями в глубины божественного духа. Его религия, по существу, была практической, наполненной предписаниями, определяющими каждодневные поступки, пророк же оставался только получателем, но ни в коем случае не исследователем истины. Первое видение и поражающая сила первого приказа — просто повторять то, что будет открываться, — характеризуют дух ислама вплоть до наших дней.

После первого видения, согласно преданию, Мухаммад различными путями начал получать откровения для Корана. Существует огромное количество письменных свидетельств, в которых говорится, что пополнение Корана новыми частями неизменно сопровождалось какими-то внешними проявлениями различных материальных форм. Айша в деталях описывает некоторые из них:

Истинно, ал-Харис ибн Хишам говорил: «О посланник Аллаха! Как нисходят на тебя откровения?» Посланник Аллаха (да благословит его Аллах и да приветствует) сказал ему: «Иногда они приходят ко мне в форме звенящего колокола, и мне приходится очень тяжело; (в конце концов) он прекращает звенеть, и я помню все, что мне сказали. Иногда ангел появляется передо мной и говорит, а я вспоминаю все, что он сказал». Айша сказала: «Я была свидетелем, когда откровение пришло к нему в очень холодный день; когда оно прекратилось, весь его лоб был в испарине».

(Ибн Саад, Табакат, том 1, с. 228)

В хадисах встречается достаточное количество ссылок на случаи реального появления ангела, позже отождествленного с Джибрилом (Гавриилом), и большинство из них утверждает, что ангел являлся пророку в человеческом обличье. Однако Коран строго ограничивает действительные видения двумя первыми случаями, когда Мухаммад заявлял, что наблюдал поразительные явления ангела, заполнившего собой небо вокруг него, но не дал четкого объяснения, каким был ангел. Возможно, пророк видел его во сне или находясь в полусознании, но совершенно очевидно, что он был убежден в специфической, сверхъестественной его природе и в том, что ангел регулярно общался с ним. Еще одно письменное свидетельство его ранних переживаний:

Убада б. Самит рассказывает, что когда вахй (откровение) снисходило на посланника Аллаха (да пребудет он с миром), он чувствовал тяжесть и цвет его лица подвергался изменению.

(Ас-Сахих Муслима, том 4, с. 1248)

В другом письменном источнике один из последователей Мухаммада говорит о таких признаках: «Лицо посланника было красным, и он тяжело дышал какое-то время, а потом освободился от этого» (Ас-Сахих ал-Бухари, том 6, с. 476). Если все эти источники верны, то утверждение Мухаммада о переживании определенных состояний личной трансформации в момент получения различных отрывков откровений снабжено серьезной поддержкой. И мусульмане немедленно скажут, что Коран не является полетом его фантазии или выдуманным произведением, день за днем искусно порождаемым воображением. Это, говорят они, откровение Аллаха, его божественное слово, которое получил пророк.

Однако в ранних источниках с описаниями жизни пророка существуют свидетельства о том, что он периодически впадал в полубессознательное состояние, и с ним случались припадки задолго до того, как он начал свою пророческую миссию. Упоминается и припадок, случившийся с ним в детстве, когда он воспитывался у Халимы, своей приемной матери. Она и ее муж были тогда чрезвычайно встревожены, поскольку считалось, что подобные обмороки вызываются злыми духами. Они решили вернуть Мухаммада родной матери при первом же удобном случае. Вот что говорит Халима по этому поводу:

Его (приемный) отец сказал мне: «Боюсь, что у этого ребенка был удар, поэтому отдай его в его семью, пока не сказался результат». Итак, мы взяли ребенка и отнесли его матери, которая спросила меня, почему я принесла его назад. Она сказала, что беспокоилась о здоровье мальчика и поэтому отдала его на мое попечение. Я сказала ей: «Бог позволил твоему ребенку пока жить, и я исполняю свой долг. Я боюсь, как бы болезнь не захватила его, поэтому я принесла его назад, с твоего позволения». Она спросила, что случилось, и не давала мне покоя, пока я не рассказала все. Когда она спросила, боюсь ли я, что демон овладел им, я ответила, что да, боюсь.

(Ибн Исхак, Сират расул Аллах, с. 72)

Эта история, по исламской традиции, была приукрашена многими фантазиями, изобилующими в описаниях ранних лет жизни Мухаммада, а особенно его рождения, поэтому не так-то легко выяснить подробности истинного происшествия. В предании говорится, что его посетили два существа в белых одеяниях, которые вынули его сердце, удалили черное пятно, вычистили его снегом и опять закрыли в груди. Дабы защитить его чистоту, повествует предание, Амина, мать пророка, заявляла, что, будучи беременной, она видела свет, исходивший из нее и достигавший дворцов города Басры, в Сирии. Все это может быть более поздними дополнениями, поскольку в тексте Корана приводится следующее мнение: первоначальные видения Мухаммада были первыми сверхъестественными свидетельствами того, что он испытал, но маловероятно, что они были связаны с тем припадком, о котором достаточно четко говорится в вышеприведенной цитате.

Совершенно очевидно, что Мухаммад подвергался как некоторым физическим изменениям внешнего вида, так и изменениям в поведении, которые сопровождали появление текста Корана, хотя происходили ли эти изменения каждый раз, когда ему открывался новый отрывок, определить не удалось. И опять мы сталкиваемся с интересными деталями: в рукописях, входящих в раннее исламское наследие, можно найти свидетельства, предполагающие, что сразу после возникновения этих явлений их никогда не считали божественными — в первую очередь, в них подозревали оккультную природу.

Как правило, мусульманские авторы никогда не утруждают себя вопросом, существовал ли внутренний аспект откровения. В исламе всегда верили, что его воздействие было только внешним. Мухаммад был пассивным получателем божественного текста, написанного задолго до его рождения во внешних сферах и передаваемого ему часть за частью от внешнего первоисточника на священных табличках. Ангел просто диктовал ему текст. Роль же пророка сводилась к дословной передаче этого текста. Полагали, что никакие выражения, ощущения или мнения лично от него не исходили. Это было случайное побуждение, и ни в физическом, ни в духовном содержании он личного участия не принимал. Это только Китабулла, Слово Бога, без какого-либо вмешательства пророка.

С другой стороны, Коран — это основной документ познания личности Мухаммада мусульманским миром, и если книга не отражает его растущего пророческого сознания, то вряд ли поможет кому бы то ни было раскрыть духовный мир этого человека. Если Коран представляет собой только божественную речь, записанную Мухаммадом, наверняка в нем остается огромная пропасть между характером божественной природы, с одной стороны, и сознанием человеческого духа — с другой. Из свидетельства, имеющегося в Коране, можно предположить, что в композиции книги имелся определенный субъективный элемент. Многие отрывки ведут к определению, что их окончательная форма являлась кодификацией конкретных поразительных наитий, которые воспринял пророк и которые, во что он твердо верил, были открыты ему внешними источниками. Однако окончательный текст вполне мог являться вольной записью наития, которое он воспринял свыше.

Возможно, что именно в слове «наитие» и заключается суть. Обычно в Коране для обозначения откровения используется слово вахй, которое не отражает значения надиктованного сообщения. В приведенной ниже строке это слово используется как в форме существительного, так и в форме глагола:

…А лишь по откровению, которое ниспослано ему.

(Сура 53:4)

В оригинальном арабском тексте этого стиха говорится, что «наитие было откровением»: ударение делается на использовании в тексте одного и того же понятия дважды. Это слово, используемое в других местах Корана, не означает нечто, что было послано пророку свыше посредством откровения (для описания этого явления в Коране обычно используется слово наззала), а, скорее, означает нечто, предложенное или даже подсказанное, или положенное в сердце. Очень хороший пример использования этого слова в данном контексте приведен в Коране:

Господь твой научил пчелу: «Устраивай себе жилище в горах, в деревьях и в людских постройках…»

(Сура 16:68)

Для обозначения понятия «научил» опять используется слово вахи€, которое является глагольной формой существительного вахй. Разумеется, Бог не посылал на землю ангела с откровением, которое научило пчелу, где ей строить соты. Скорее, это инстинктивные знания, происходящие из наития, импульса, посланного пчеле, которая в ответ на него знает, как ей следует поступать. Отсюда можно сделать вывод, что существовала и субъективная сторона личного переживания пророком Корана, поскольку можно найти много отрывков, в которых он дал обоснованный ответ на критические выпады, убедительно защитил свои супружеские взаимоотношения или с помощью логических доказательств оправдал определенные действия. Чтобы отрицать его участие в этом процессе, необходимо предположить полное отсутствие развития или роста зрелости пророческого сознания и то, что выход из любой ситуации ему давался сам собой.

Мусульмане отрицают подобный подход, поскольку он дает возможность предположить, что Коран до некоторой степени мог быть продуктом собственных мыслей Мухаммада, а не выражением Божьего слова. Подвергнуть сомнению откровения Корана, как и предположить, что пророк мог принимать участие в его составлении, означало прийти к заключению, что в конце концов это была просто его работа. Однако существуют определенные отрывки, из которых прямо можно сделать вывод, что Коран выражает мнение самого Мухаммада, например этот:

О вы, кто верует! В дома пророка не входите, пока вам не позволят к трапезе прийти, но и тогда (не приходите раньше), чтоб вам не дожидаться (и не стеснять хозяев). Когда вас позовут, входите. Откушав же сполна, (старайтесь поскорее) разойтись, бесцеремонно не входя в беседу (с теми, кто вас в нее не приглашает).

(Сура 33:53)

Этот текст, как говорится в хадисской литературе, был откровением Мухаммаду в ответ на случай, когда он был раздражен беспрестанно болтающими гостями, которые не замечали даже его недовольства, хотя он несколько раз выходил из комнаты и возвращался назад:

Когда посланник Аллаха (да пребудет он с миром) женился на Зайнаб бинт Джахш, он пригласил людей и устроил угощение. Они все съели и продолжали сидеть и болтать. Затем посланник (показал им), как будто он готов встать, но они не вставали. Тогда он заметил, что вместе с ним встали остальные, кроме трех человек, которые продолжали сидеть. Посланник вернулся, чтобы войти в свой дом, но опять ушел из него. Затем они ушли, после чего я вышел к посланнику сказать, что все ушли, и он смог войти в дом.

(Ас-Сахих ал-Бухари, том 6, с. 297)

Существует большое количество подобных, в равной степени субъективных, отрывков, в которых в значительной мере характеризуется темперамент Мухаммада. Совершенно определенно между личностью Мухаммада и основным характером Корана существует очень тесная связь, и догма, которая ему механически надиктовывалась, потеряла самый важный аспект духа. Однажды, после смерти Мухаммада, Айшу спросили, каким он был, и она ответила, что природа его личности была как Коран. Возможно, существовали какие-то внешние изменения в облике пророка при возникновении в его сознании нового отрывка, но по этим изменениям очень мало можно узнать о самом Мухаммаде или его книге. Истинную сущность его наития, возможно, кто-то найдет в его духовной сущности и связи между его личной проницательностью и поразительным настроением и тоном книги.

Ни в коем случае нельзя предполагать, что Мухаммад сам сочинял Коран или манипулировал им в стремлении подогнать его под свои жизненные интересы. На протяжении всего времени написания Корана существовала постоянная связь между сознанием вестника и тем, что приходило к нему, а его вмешательства могли быть исключительно случайными.

Читая некоторые отрывки Корана, можно отчетливо увидеть некоторый прогресс в развитии его содержания, и вряд ли возможно отрицать некоторое самовыражение Мухаммада или даже выражение мыслей его сподвижников. Например, очень близкий друг пророка Умар не раз осмеливался давать ему советы в определенных ситуациях, и вскоре один из таких советов становился частью откровения. Приведенное ниже предание содержит несколько примеров:

Анас рассказывал: Умар сказал: «Я согласен с Аллахом в трех вещах», или сказал: «Мой Господь согласен со мной в трех вещах». Я сказал: «О посланник Аллаха! Могло бы быть так, чтобы ты принял место Авраама как место молитвы». И еще я сказал: «О посланник Аллаха! К тебе приходят хорошие и плохие люди! Приказываешь ли ты матерям правоверных покрывать себя паранджой?» Итак, божественные стихи Ал-Хиджаба (т. е. покрытие женщин паранджой) явились откровением. Я узнал, что посланник стыдит некоторых из своих жен, поэтому я вошел к ним и сказал: «Или вы прекратите (беспокоить посланника), или Аллах даст посланнику лучших жен, чем вы». Когда я подошел к одной из его жен, она сказала мне: «О Умар! Неужели посланник Аллаха не найдет, что посоветовать своим женам, что ты пытаешься сделать это?» Вслед за этим от Аллаха пришло откровение: «А коль пророк вам даст развод, возможно, что Господь взамен вас лучших жен ему пошлет, кто Богу предался в раскаянии должном...» (сура 66:5).

(Ас-Сахих ал-Бухари, том 6, с. 11–12)

Первый из описанных Умаром случаев имеет отношение к следующему событию. Однажды он с Мухаммадом обходил Каабу, и пророк, неожиданно остановившись, сказал: его осведомили о том, что он стоит на том же самом месте, где пророк Авраам молился после постройки Каабы со своим сыном Исмаилом. Умар поинтересовался, не следует ли в дальнейшем избегать этого места во время молитвы, на что Мухаммад ответил, что не получал никакого откровения на этот счет. Однако позже, той же ночью, Мухаммад призвал к себе Умара и прочитал ему следующие стихи, только что полученные в откровении:

И вспомните: назначили Мы этот Дом для собирания людей въедино, и безопасным местом (для людей) — возьмите место Ибрахима для себя молельней.

(Сура 2:125)

Два других случая относятся к подобным происшествиям, когда отрывки Корана были переданы Мухаммаду в подтверждение того, на что жаловался или что провозглашал Умар. Ироничность ситуации заключается во временно€м отрезке, разделяющем высказывания Умара и получение откровений. Аллах не только дал Мухаммаду тот же совет, что и Умар, но он сделал это почти сразу же после пожеланий лучшего друга пророка. Его слова «Мой Господь согласен со мной в трех вещах» поразительны, и, похоже, советы Умара сразили Мухаммада именно тем, как они прозвучали, и исключительно субъективно он дал им возможность выкристаллизоваться в собственном сознании в той же форме, в какой приходили к нему другие откровения. И они практически сразу становились частью текста Корана.

Еще один типичный случай, когда Умар уговаривал пророка, и слова его привели к откровению, подтверждающему его позицию:

Когда Абдаллах ибн Убайй умер, его сын Абдаллах ибн Абдаллах пришел к посланнику Аллаха (да пребудет он с миром), который дал ему свою рубашку и сказал завернуть в нее, как в саван, отца. Затем он встал, предлагая прочитать заупокойную молитву по умершему, но Умар ибн ал-Хаттаб схватил его за одежду и сказал: «Ты предлагаешь прочитать заупокойную молитву, хотя покойный был лицемером. А Аллах позволяет тебе просить прощения за лицемера?»

(Ас-Сахих ал-Бухари, том 6, с. 155)

Мухаммад ответил, что Аллах предоставил ему возможность выбора: молиться за прощение лицемеров или нет, предупредив, что если пророк даже семьдесят раз попросит за них прощение, он все равно их не простит (сура 9:80). Таким образом Мухаммад определил, что будет просить прощения больше семидесяти раз. Затем они читали заупокойную молитву над могилой Абдаллаха ибн Убаййи, но практически сразу на них снизошло откровение, подтверждающее сомнения Умара:

И никогда ни об одном из них, кто умер, не молись, и (на молитву) при его могиле не вставай — ведь в Бога и Его посланника не верили они, и нечестивыми покинули сей мир.

(Сура 9:84)

В Коране можно встретить достаточно много отрывков, когда откровения снисходили пророку при подобных обстоятельствах или соответствовали моменту (такие тексты известны как асбаб ан-нузул — «посланные для случая»), и именно наличие подобных явлений в тексте Корана оказывает серьезную поддержку мнению, что большинство стихов в книге, если не все они, были субъективны по своей природе. Традиционная догма, что Коран просто диктовался пророку без какого-либо личного вмешательства в его окончательное составление, не имеет под собой серьезного основания.

В последние дни жизни Мухаммада в Мекке, как раз перед его переселением в Медину, он пережил странный случай, который произошел с ним однажды ночью после того, как он уснул. Архангел Гавриил, как повествует предание, позвал его покататься верхом на небесном животном, которое называлось Бурак. Это создание представляло собой лошадь с человеческой головой и, по некоторым преданиям, павлиньим хвостом. Мухаммад отправился в небесное путешествие от Каабы на Великую гору в Иерусалиме, где находился иудейский храм. Оттуда его повезли, по легенде, на небеса, где по пути он встречал ангелов и пророков, пока не предстал перед Аллахом. Затем ему показали ужасы преисподней и вернули в Мекку.

Реакцию арабов-язычников нетрудно предугадать — это насмешки и цинизм. Даже последователи Мухаммада с трудом принимали эту историю, поскольку она чересчур отличалась по характеру от всего того, что они до сих пор знали о его миссии. Однако самые близкие друзья пророка приняли эту историю безоговорочно, и она ежегодно отмечалась в исламе празднованием Лайлатул-Мирадж, Ночи Вознесения, которая приходится на 27-ю ночь месяца раджаб.

Но в Коране практически ничего не говорится об этом событии. Многие писатели и богословы пытались истолковать суру 53:6–18, в которой описывается удивительное видение, явленное Мухаммаду, как Ночь Вознесения. Но, вероятнее всего, эта сура имеет отношение к одному из внутренних видений пророка во время принятия им откровения. В любом случае, он написал эту суру задолго до ночного путешествия, живя среди курайшитов в Мекке еще до эмиграции в Абиссинию (Ас-Сахих ал-Бухари, том 6, с. 363), следовательно, она не имеет никакого отношения к данному событию. Вот единственный отрывок текста Корана, косвенно указывающий на него:

Хвала Тому, кто Своего служителя (велением всевышним) переместил в единоночье из Аль Харам Мечети (Мекки) в Мечеть Аль А’кс’а (Иерусалима), окрестности которой Мы благословили, чтобы явить ему из Наших откровений. Ведь, истинно, Он слышит все и зрит во вся.

(Сура 17:1)

Стих рассказывает, что пророка повезли из Масджид ал-Харам, Запретной Мечети (Кааба в Мекке), в Масджид ал-Акса, Отдаленнейшую Мечеть (храм в Иерусалиме). Этот первый полет над аравийской пустыней известен как ал-Исра, Путешествие. Исламское предание добавляет, что пророка сопровождал сонм ангелов, прислуживающих ему, и когда он прибыл в Иерусалим и спустился с горы, то начал молиться с благочестивыми иудейскими и христианскими монахами. Ниже приведено описание этого путешествия:

Меня подвели к ал-Бураку, который был животным белого цвета и длинным, больше осла, но меньше мула, которое ставило свои копыта на расстоянии предела видимости. Я влез на него и отправился в храм (Бейт-ул-Мукаддас в Иерусалиме) и привязал его к кольцу, которым пользовались пророки.

(Ас-Сахих Муслима, том 1, с. 101)

Пока пророк находился в храме, как гласит легенда, к нему приблизились три ангела, предлагая ему чаши с вином, медом и молоком. По некоторым преданиям, ангелов было только два. Что произошло дальше, читайте в отрывке:

В ночь путешествия его в Иерусалим перед посланником Аллаха поставили две чаши: одну с вином, другую с молоком. Он посмотрел на них и выбрал молоко. Гавриил сказал: «Спасибо Аллаху, Который ведет тебя в Фитру (т. е. ислам); если бы ты выбрал вино, то сбился бы с пути в своем путешествии». (Ас-Сахих ал-Бухари, том 6, с. 196)

После этого испытания путешествие на небеса, ал-Мирадж, было продолжено. Оно широко освещено в хадисской литературе, но совершенно не упоминается в Коране. Вначале Мухаммад посетил море каусар, море «изобилия». Это слово только однажды встречается в Коране, в суре 108:1. Затем он проследовал на различные уровни рая и встретился с пророками Авраамом, Давидом, Иосифом и остальными, и те беседовали с ним. Потом архангел Гавриил доставил его к древу судьбы, на границе многих небес в раю, к подножию трона Аллаха.

Затем я попал к Сидрат-ул-Мунтаха (т. е. к древу судьбы на самой границе). Зрите! Его плоды были как кувшины Хаджра (местечко недалеко от Медины), а его листья такие большие, как уши слонов. Гавриил сказал: «Это древо судьбы самой границы».

(Ас-Сахих ал-Бухари, том 5, с. 147)

Упоминание этого небесного древа, вероятно, происходит от созерцания великого ангела, ында-сидра, «около древа судьбы» (сура 53:13-14). Ни Гавриил, ни Бурак не могли следовать дальше, но пророка пригласили предстать перед самим Аллахом, после того как он прошел сквозь восхитительный свет. Здесь ему приказали передать мусульманам, что они должны молиться пятьдесят раз в день:

Затем Аллах повелел моим последователям молиться пятьдесят раз. Когда я возвращался с этим приказом от Аллаха, я проходил мимо Моисея, который спросил: «Что Аллах повелел твоим последователям?» Я ответил: «Он обязал их выполнять пятьдесят молитв». Моисей сказал: «Возвращайся к своему Господу (и проси о снисхождении), чтобы твои последователи не делали этого».

(Ас-Сахих ал-Бухари, том 1, с. 213)

Аллах по просьбе своего посланника снизил количество молитв до сорока, но Моисей опять сказал, что последователи пророка не смогут выполнить этого. Мухаммад опять вернулся к Аллаху. Это продолжалось до тех пор, пока молитв не осталось пять. И опять Моисей запротестовал, что и это число чрезмерно, но Мухаммад остановился на пяти.

Я ответил, что возвращался к Аллаху и просил его снизить количество (молитв) до тех пор, пока мне не стало стыдно, и я не стану делать этого опять.

(Ибн Исхак, Сират расул Аллах, с. 187)

Затем Аллах ответил, что всякий, кто будет придерживаться пяти молитв в день, заслужит уважение и удостоится награды в пятнадцать молитв. После того как пророк осмотрел самые прекрасные места рая и встретился с прекрасными женщинами, прежде чем отправиться домой, он посетил ад, где демоны охраняли и мучили про€клятых.

Сегодня это событие символизируется огромным Куполом Скалы, ал-Куббат-ас-Сахра, который возвышается над скалой в Иерусалиме. Именно отсюда, как полагают, Мухаммад совершил свое путешествие на небеса. Он находится в поле зрения иудейского храма, рядом с не менее знаменитой Мечетью ал-Акса, огромным храмом, который был назван так по описанию, данному этому месту в суре 17:1. Большинство мусульман на основании ранних преданий утверждают, что Мухаммад совершил путешествие в своем физическом теле и путешествие было реальным, но не меньшее количество мусульманских писателей и ученых полагают, что это было мистическое путешествие, удивительный сон, который пророк видел той ночью. Эту точку зрения можно встретить в одном из самых ранних описаний его жизни:

Один из членов семьи Абу Бакра говорил мне, что Айша, жена посланника, рассказывала: «Тело посланника оставалось на месте, но Бог взял его душу на ночь».

(Ибн Исхак, Сират расул Аллах, с. 183)

По ряду причин можно с уверенностью сказать, что эта история основана на материале легенд, а не на действительных событиях. Вероятно, Мухаммад той ночью видел странный сон, который затем в приукрашенном виде дошел до нас в хадисской литературе. Вначале, повествует легенда, когда Мухаммад стал рассказывать в Мекке о своем приключении, курайшиты подвергли сомнению его историю и потребовали описать храм, который он видел в Иерусалиме. Он ответил:

Я мысленно представлял себе Бейт ал-Мукаддас и описывал его признаки. Один из слушающих сказал: «Сколько дверей в этой мечети?» Я не считал их раньше, поэтому начал смотреть на мечеть и считать двери одну за одной и говорил им об этом.

(Ибн Саад, Табакат, том 1, с. 248)

В предании говорится, что Мухаммад забыл, как выглядел храм (называемый в исламе Бейт ал-Мукаддас, Священный Дом), но ему немедленно было дано видение, и он смог описать его. Существует еще одно описание этого события:

Аллах поднял меня над Бейт ал-Мукаддас, и я начал описывать им (курайшитам Мекки) его признаки, видел его перед собой.

(Ас-Сахих Муслима, том 1, с. 109)

В этих преданиях прослеживается явная хронологическая ошибка. Во-первых, великий храм Иерусалима был разрушен римской армией под предводительством Тита за пять сотен лет до описываемого события. Позже римские правители не позволили отстроить храм заново, и после принятия римлянами христианства, в период правления императора Константина, христианские городские власти использовали это место под свалку мусора. Именно ее и нашел Умар, завоевав город спустя несколько лет после смерти Мухаммада. Так как же Мухаммад мог видеть и так подробно описывать здание, стертое с лица земли много столетий назад?

Во-вторых, история ночного путешествия Мухаммада имеет явную параллель с другими религиозными легендами и преданиями, датированными несколькими веками до зарождения ислама. В различных разделах Талмуда упоминаются события, аналогичные ал-Мираджу. Но более тесная параллель обнаруживается зороастрийскими преданиями. В древней книге на пехлеви, известной как «Книга Арты Вирафа», можно прочитать историю о святом священнике по имени Арта Вираф, который однажды ночью вошел в состояние транса. Его душа тут же последовала на небеса, ведомая архангелом Сарошем, и, переходя из одной утопии в другую, в конце концов добралась до Ормузда, великого божества, правящего вселенной. После того как Арта Вираф увидел небеса, а также стал свидетелем счастья, в котором пребывали их многочисленные обитатели, Ормузд приказал ему возвращаться на землю в качестве своего вестника. Он поручил ему рассказать зороастрийцам все, что видел и слышал. Сходство между этой историей и ал-Мираджем настолько очевидно, что можно предположить, что событие, рассказанное Мухаммадом, является исламской адаптацией истории Арты Вирафа.

В зороастрийских учениях задолго до ислама можно найти замечательное дерево, произрастающее в раю, которое в пехлевийской книге называют хумайя и которое очень похоже на сидр, древо судьбы, в исламе. Как видите, совпадений слишком много и они слишком очевидны, чтобы оставались какие-то сомнения в том, что ислам обязан своей историей об ал-Мирадже зороастрийцам.

В зороастризме существует еще одна подобная история — «Зердаштнама», в которой рассказывается, как сам Заратуштра совершил путешествие на небеса, прежде чем получил разрешение посетить ад, где и нашел Аримана, дьявола. Поскольку эти предания на несколько столетий предшествуют исламу, можно предположить, что ал-Мирадж, так красочно описанный в хадисской литературе, действительно является только переделкой причудливых историй, существующих в других, более древних, религиозных легендах.