Со Христом и в тюрьме свобода И. Я. Антонов

По приезду на колонию № 1 сразу встретился с братьями, Артёмом Александровичем Хивуком и Владимиром из Белоруссии. Я очень возрадовался, ободрился духом и благодарил Бога. Почти каждый день мы встречались, молились, читали Евангелие (было у Владимира), а иногда пели, беседовали на разные жизненные вопросы, особенно об устройстве церкви, ведь я в собрании был всего несколько раз.
Они оба, как и я, и многие братья и сестры, осуждены были за свидетельство и проповедь Евангелия (контрреволюционная агитация), приобщенные к политическим заключенным.
Изредка попадались журналы ВСЕХБ "Братский вестник", в котором явно было смешение божественного с человеческим. Я размышлял и рассуждал о том, почему одни верующие сидят в тюрьмах и лагерях, а другие на свободе проповедую Евангелие, даже ездят за границу. Вспоминал и беседу со старшим пресвитером по Белоруссии в отношении оружия. Братья осторожно и правильно разъяснили мне это положение. Кто оставался верным Богу, того сажали в тюрьмы и лагеря, а кто шёл на уступки безбожным властям, - тем давали свободу.
Были на колонии пророки иеговистов, пятидесятников, истинно-православные, которых я пытался переубедить на здравое учение. Беседы переходили в споры, разногласия, и я впадал в искушение и духовно ослабевал и даже оскорблял Дух Святой раздражением. Братья мне не советовали участвовать в таких беседах и сами всегда таковых избегали. Прочитали из послания к Титу 3:10: "Еретика после первого и второго вразумления отвращайся, зная, что таковой развратился и грешит, будучи самоосужден". Однажды я сказал этим пророкам: "Скажите хоть одно пророчество, чтобы оно исполнилось". И они мне сказали, что через год все заключённые будут освобождены. Через год я имел с ними встречу и спросил: "Почему же по вашему пророчеству всех осужденных не освободили?". Они ответили: "Мы на год ошиблись". Тогда я сказал, что они лжепророки. После этого они стали избегать меня.
Быстро пролетели несколько месяцев в общении с братьями. Меня вызвали на этап в новую строительную колонию. Не хотелось уезжать от братьев, но они утешали меня, что, мол, будем молиться друг за друга и надеяться на Бога и встречу в будущем или на земле, или в вечности. Да, любящий и всесильный Бог хранил нас и даровал радостные встречи на свободе. А уезжая с колонии, звучали в сердце и на устах слова:

О, как дорого общенье
Со святыми на земле,
Но и это наслажденье
Не всегда возможно мне.

Сборы на этап не долги. Одел бушлат, телогрейку, обувь по сезону, сумка-мешок с личными вещами (письма и те отбирают при обысках). Обыски были при входе с работы в жилую зону, в зоне почти ежемесячно. И в любое время надзиратель мог остановить и обыскать при выходе на этап и при входе с этапа. Особенно мучительны были обыски очередные (почти ежемесячно). После утренней проверки на улице (и летом, и зимой, когда мёрзли по полчаса, иногда и более) всех загоняли в столовую, а в бараках солдаты под руководством офицеров всё перерывали, забирали острорежущие предметы, письма, литературу, особенно религиозную, лекарства, иногда продукты. В столовой вызывали по одному, раздевали до "в чём мать родила", и всё проверяли очень тщательно, заглядывали в рот, уши, подмышки и заставляли приседать. После такой унизительной процедуры запускали в бараки, где потом мы приводили помещение и постели в порядок. У кого находили запрещённые предметы, наказывали: лишали писем, посылок, сажали в ШИЗО и тп.

При любых обстоятельствах, когда Бог напоминал эти или подобные слова, которые вселяли бодрость и утешение в сердце, на устах рождались переживания радости: "В пустыне греховной земной", "О нет, никто во всей вселенной", "Ты знаешь путь, хоть я его не знаю" и многие другие.
Новые, плохо устроенные бараки, нары, постели, бывшие в употреблении, матрацы, набитые опилками или травой. Но было одно хорошее преимущество: ещё нет клопов, а через год их будет много, да мы и сами привезли их с вещами. Вшивых в это время были единицы,только те, кто не следил за собой. Как обычно, тяжёлые строительно-земляные работы проходили с 8.00 до 17.00, затем ужин в столовой, баня раз в неделю, личное время зимой в бараках, летом - на улице, и всюду адская ругань, ссоры, драки, игра в карты, вульгарные песни, иногда арестантские, душевные и т.п.
Большой радостью был привоз писем и посылок. Мне часто присылали друзья письма, особенно к праздникам, я получал больше всех, и это было большим свидетельством о любви Божией среди верующих. Некоторые письма читали, переписывали стихи и псалмы, библейские выражения, беседовали, хотя часто и запрещали.
Доносчиков тайных было много. Я не боялся их, но остерегался, помня слова Христа: "Не бойтесь убивающих тело" и "остерегайтесь же людей, ибо они будут отдавать вас в судилища, и в синагогах своих будут бить вас. И поведут вас к правителям и царям за Меня, для свидетельства пред ними и язычниками" (Матф.10:17-18). Доносчики часто что-то добавляли или искажали мои слова, чтобы угодить хозяевам, которым они служили.
Побыл я некоторое время в таких условиях, а потом зав. медпунктом куда-то отправили, и не было кем заменить, на эту должность поставили меня. В медпункте работы было больше, но я мог делать самостоятельно добро людям и свидетельствовать о Боге, ночью мог помолиться в тиши и побеседовать с Богом. Иногда и ночью приходили остро больные, я был обязан оказывать помощь.
Искушений в лагерях всегда много. Вот одно из них. Привезли кино "Анна Каренина" по Л. Толстому, и меня соблазнили пойти посмотреть. От просмотра кино разуму была пища, а во внутреннем человеке - пустота. Кроме того, возвратившись в медпункт, я увидел выставленные стёкла в рамах, вынутый замок шкафчика, где хранились яды-медикаменты, которые почему-то не забрали, а взяли только деньги людей, которые собирали на освобождение и оставили у меня на хранение. Я тут же помолился, и Бог Духом ясно мне сказал, чтоб я не ходил в кино, и подсказал, кто эти деньги забрал. Я вышел на улицу и спросил часового на вышке: "Не видел ли он, кто лазил в окно?". Он ответил: "Нет". Хотя этому трудно было верить. После случившегося я пошёл к азербайджанцу Мамедову, руководителю воров и попросил: "Кто-то из ваших забрал у меня чужие и мои деньги. Так я прошу: мои 35 рублей можете не отдавать, а чужие, около 200 рублей, прошу вернуть людям". Через полчаса он мне ответил, что его люди денег не брали, и я понял, что они по-хорошему отдавать не хотят. Тогда я позвал людей, чьи деньги были на сохранении и, рассказав о случившемся, пообещал, что по мере получения денег я буду пропавшее отдавать. Все заявили, кроме старца-молдаванина: "Нам ничего не нужно отдавать, так как в бараке у нас их или украли бы или отобрали". Молдаванину я пообещал отдавать, но не смог исполнить обещания из-за неимения денег и отправки меня на другую колонию.
Об этом событии, как и о других, узнала вся колония и начальники. Пришли и ко мне, посмотрели, спросили и нашли каким образом решить проблему. Всех подозрительных, восемь человек во главе с Мамедовым, вызвали, якобы на этап, и во время обыска на вахте один из них перебросил в рукавице деньги тем, которые прошли обыск. Деньги отобрали, а их вернули в зону. Но я денет так и не получил. По-видимому, охранники на них хороню выпили, а когда через неделю я спросил о деньгах, то меня посылали от одного к другому, и я понял, что их уже нет. А чтобы избавиться от меня, они написали бумагу в оперчасть, что я собирал деньги и готовил людей к побегу. За это дело пришёл наряд на меня: отправить на штрафную.
Об этом узнала начальник санчасти, партийная (как потом мне стало известно) и выступила в защиту меня, и после нелёгкой борьбы меня вместо штрафной отправили снова на 3-ю колонию на общие работы.
Поработав там около двух месяцев, я снова отправился на новую колонию ст. Доманский. Жили мы все в товарных вагонах, оборудованных нарами, работали на отсыпке насыпи для второй колеи железной дороги. Были лишь два финских домика, один - для этапников, а другой для бани-прачечной. Опять за недостачей медработников меня поставили зав. медпунктом. Была весна, лето 1952 года. Санитаром я взял к себе сироту Ваню, спокойного молодого человека, которому за мешок пшеницы дали восемь лет, а его сестрёнка осталась одна у чужих людей.
Однажды в воскресенье пришёл этап бытовиков, которые были нарушителями, и их возили из одной колонии в другую. После отбоя в тот же день вдруг слышим: стрельба в зоне, крики, ругань. Меня не вызвали, и никого не привели в медпункт.

Когда следующим утром я с подъема пошёл снимать пробу с пищи на кухню, где рядом стоял вагон-изолятор, услышал как через люк заключённые в изоляторе стали кричать и просить, чтобы я осмотрел их, так как они были очень избиты. После снятия пробы я пошёл на вахту, чтобы открыли мне изолятор. Осмотрев троих, я увидел очень избитых людей. По их словам, их били пряжками ремней, доской, ногами. Избитых притащили в изолятор. Как после выяснилось, надзиратели хотели отнять карты у этапников, а те не давали, началась драка. На помощь надзирателям прибежал пом-комвзвода (пьяный и с пистолетом, что категорически запрещено при входе в зону) да ещё и начал стрелять в потолок, чтобы напугать. Я написал справку о побоях и сказал, что на руки её давать не положено, а по требованию начальства я отдам. Они написали жалобу прокурору по надзору и примерно через месяц пришли ко мне два надзирателя и стали убедительно просить, чтоб я не давал справку никому. Если я их послушаю, то они будут выпускать за зону, разрешать покупать, что мне нужно, не станут делать обыски и т. п. А если дам справку, то будет плохо. Они ушли, началась внутренняя борьба, я помолился и решил поступить по правде. Через полчаса вызвал меня прокурор, попросил справку, которую я и вручил. Что там было, я не знаю. Только на следующее утро, когда подошёл к вахте, чтобы взять лопаты для работы, то встретил гневные, злобные лица надзирателей и возглас старшего: "Сергей, открой дверь ему. У меня на него глаза не могут смотреть". Я помолился, зашёл на вахту и спросил: "Почему глаза не могут смотреть на меня? Я в справке не писал, что вы били, а лишь описал побои. А теперь я понимаю, что вы это сделали. Я совершил преступление и вот сижу десять лет. Если вы сделали такое дело, - отвечайте". Он вытолкал меня из помещения на улицу в злобе и с угрозами. Я пришёл в вагон санчасти, помолился за них, чтобы Бог простил их. После они делали мне много зла: не выпускали за инструментом на вахту, больше делали обысков, придирались ко всему, а затем написали клеветническое заявление, чтобы отправить меня на штрафную колонию. Однажды, при встрече, начальник колонии сказал, что пришёл наряд отправить меня на штрафную колонию и попросил рассказать за что. Я рассказал ему всё, как было, и он пообещал ходатайствовать об отмене, и в последстви меня всё-таки не отправили. Я продолжал молиться и делать добро всем, помог исцелением от болезни и жене начальника колонии. Вижу, что надзиратель, который много делал мне зла, ходит с забинтованной шеей и головой. Приидя из бани к вагону санчасти, слышу разговор в вагоне, а вагон закрыт. Стучу и прошу, чтоб санитар Ваня открыл двери. Когда я зашёл в вагон, то Ваня и надзиратель смутились и даже покраснели. Я подошёл к надзирателю и спокойно, с любовью спросил: "Что случилось?". Он рассказал, что в нетрезвом состоянии поспал на земле, и вот фурункулы уже больше месяца один за другим выступают на теле. Я посоветовал хорошо прогреться в бане-парилке, попить пивные дрожжи, достать три флакона пенициллина и сделать внутримышечно с кровью инъекции, и тогда очистится кровь. Эта процедура называется аутогемотерапия. Он почувствовал моё доброе расположение и принял совет, но пенициллин трудно было достать, и он купил только один флакон, а больше не смог и очень опечалился. Я тогда пообещал, что когда поеду за медикаментами на аптеко-базу, то попрошу выписать пару флаконов пенициллина. На другой день начальник выделил двух надзирателей, чтобы повезли меня в Ижму за медикаментами, ехали пассажирским поездом, они повели меня в вагон-ресторан, купили вино, фрукты, конфеты и стали меня угощать. От вина я категорически отказался, объяснив, что после покаяния в 1944 году Бог избавил от пьянства, и у меня теперь полное отвращение к вину. Яблоки я покушал и поблагодарил Бога и угощавших. Приехав в Ижму, они отпустили меня самого идти в аптекобазу. Я отказался и сказал, что меня многие начальники знают и, если задержут, то и вам, и мне будет наказание. Они согласились. Я привёз медикаменты и два флакона пенициллина. Сделал аутогемотерапию, и надзиратель через неделю был здоров. Я радовался, а ему было очень неудобно. И вот в воскресенье он через дневального пригласил меня в кабинет и смущённо сказал: "Иван Яковлевич, прости меня за всё зло, что я делал тебе". Я ответил: "Бог научил меня прощать всем людям, и врагам даже. Я давно вам всё простил, и Бог научил меня зло побеждать добром. Вот я сделал вам добро". Тогда он дает мне 70 рублей денег и просит, чтоб я взял за лекарство и за труд. Я ответил, что за работу я получаю зарплату - 5 рублей в месяц, а лекарство получил бесплатно, и поэтому деньги я не возьму. В ответ он мне сказал, что если я возьму деньги, то на душе у него будет легче, да и он их, если не возьму, потратит на водку. Я тогда взял деньги, чтоб ему было легче, как Даниил давал царю совет: "Искупи грехи твои правдою и беззакония твои милосердием к бедным, вот чем может продлиться мир твой" (Дан.4:24). После этого он и его товарищи много делали мне добра, а я радовался, что исполнил Слово Божие: "Не будь побеждён злом, но побеждай зло добром" (Римлянам 12:21).
Через несколько дней вызвали меня на вахту, куда привели с объекта троих пьяных заключённых , чтобы посадить в ШИЗО. Дорогою они начали драться между собою. Надзиратель сбил с ног пьяного и говорит мне: "Держи его". Я отказался, сказав, что это не моё дело. Когда я после посетил этих людей в ШИЗО, оказал медицинскую помощь, то спросил: "Справки не нужны?". Они ответили: "Мы взаимно друг друга побили, то зачем нам справки?". А мне надзиратели сказали: "Правильно ты поступил, что не держал пьяного".
Всякие искушения были каждый день, но верою в силу Божию все они были побеждены. Питание уже было нормальное, даже в зонах появились ларьки и заключённые на заработанные деньги могли покупать продукты. Я кушал вместе с заключённым бухгалтером, который хорошо играл на баяне. У меня появилось сильное желание прославить Бога музыкой - игрой на баяне. Бухгалтер согласился учить меня, и я у него промучился несколько месяцев, но так ничему не научился, но желание ещё оставалось. Уже когда был на свободе, меня проверил пресвитер-регент в селе Журовка и прямо сказал: "У тебя нет ни слуха, ни голоса, не мучь себя и других, а что дано тебе от Бога - проповедь, тем и прославляй Бога". Так я и поступаю до сего дня. Люблю музыку христианскую, пение и пою общим пением всегда, но тихо, чтоб не мешать другим.
Осенью 1952 года закончились работы, и нашу колонию перевезли на новое место, севернее километров на 100. Те же обстоятельства и те же работы, только часть жила в вагонах, а часть - в бараках.

Руководитель нашего государства, И. В. Сталин, многими народами и его окружением был возведён в ранг земного бога. Его называли отцом народов, мудрым, любимым и великим. Поклонялись ему и прославляли в речах, песнях и т. п. И вдруг в начале марта 1953 года пришло сообщение о том, что Сталин тяжело болен. Многие, даже заключённые, скорбели, печалились и плакали. Только люди, испытавшие от его руководства тюрьмы и лагеря, массовые расстрелы и различные репрессии, в том числе и верующие, понимали, что пришло возмездие за дела его. "Ибо возмездие за грех смерть" (Рим.6:23).
Перед тем, как сообщили о его болезни, мне Бог показал в сновидении большой его портрет, обвитый чёрной каймой, и невидимая сила повлекла портрет вдоль земли, и он исчез из вида. Сознание моё восприняло это,как знак его скорой смерти. Много было разговоров в эти дни, и сновидением моим я поделился с пожилым евреем, который от страха перед смертью Сталина был в большой печали и просил меня, чтобы я никому об этом не говорил. Да я и не говорил об этом, но верил сказанному Богом, что И.В. умрет. Это открыто было не только мне, но и многим верующим, потому что у пророка написано: "Что Господь Бог ничего не делает, не открыв Своей тайны рабам Своим пророкам" (Амоса 3:7).
Когда сообщили о его смерти, то многие плакали, даже заключённые. Верующие же в этом событии видели исполнение слов Господних: "Когда господствует нечестивый, народ стенает" (Пр.29:2) "При умножении нечестивых умножается беззаконие; но праведники увидят падение их" (Пр.29:16).
В последствии, когда были открыты его злые дела и обнародованы на весь мир, тогда были разочарованы все, кто верил Сталину, а многое из прошедшего оказалось ложью.
Года за два до смерти Сталина я видел и слышал о многих беззакониях над заключёнными, о страшных судах над бедными людьми. Как, например, за расхищение государственного имущества в виде мешка пшеницы давали от 10 до 25 лет, простых людей, колхозников, облагали огромными налогами на всё, что они имели. Люди сильно от этого страдали. Я встречал среди заключённых трудолюбивых сельских жителей, которые говорили, что в лагере им лучше, чем на воле, так как здесь они работают и досыта кушают, а в колхозах этого нет. Выйти из колхоза и уехать в город нельзя было, за это давали 25 лет. Обо всём этом я написал когда-то обширное письмо Сталину И. В. и просил изменить отношения к страдающим и военнопленным, которые были осуждены к 25 годам. Письмо я послал, минуя лагерную цензуру, и ожидал нового лагерного наказания за такой поступок.
После смерти Сталина люди были в ожидании больших перемен, и они, действительно, начались. В лагерях жестокий режим изменился, и перестали считать "врагами народа" многих заключённых, массу осуждённых расконвоировали и начали освобождать. Многие налоги с колхозников отменили, чем облегчили жизнь. А также люди более свободно стали высказывать свои желания, не боясь попасть в тюрьму. Особенно это проявилось, когда Н. С. Хрущев на съезде раскрыл "культ личности" Сталина, Берии и их окружения, во исполнение слов Христа: "Нет тайного, что не сделалось бы явным; и ничего не бывает потаённого, чтоб не вышло бы наружу" (Марка 4:22).
Начальник санчасти встретился со мною, облегчённо вздохнув, сообщил мне такую новость, о которой я не только догадывался, но и был уверен, что новое уголовное лагерное дело ликвидировали, и теперь, после отбытия 10-и лет, я могу рассчитывать на освобождение из лагерей. Такие лагерные дела были ликвидированы на многих людей.
Вспомнилось мне прошлое событие,когда вызвали меня в кабинет к начальству, а там были два заключённых, которые высказывали справедливые обвинения в адрес Сталина и правительства. Мне предложили подписать бумагу как свидетелю о том, что они подобное говорили, чтобы судить их. Я отказался, меня уговаривали, просили, угрожали, но я категорически отказался, и, к удивлению моему, я за это не был наказан. Многие тайные осведомители из-за страха или из-за желания облегчить себе лагерную жизнь, получить какую-то должность подписывали на людей такие бумаги.
Однажды поздно вечером вызвали меня на вахту с медикаментами, и помкомвзвода повёл меня оказать медпомощь солдатам, охраняющим нас. Они тоже проживали в вагонах. Когда мы подходили к вагону, там была слышна ругань, нецензурные слова. Когда мы открыли дверь, то увидели драку пьяных солдат между собою, кто-то из них ударил по керосиновой лампе, свет потух, а в темноте продолжалась драка и ругань. Помкомвзвода закрыл дверь и сказал: "Пока тебе нечего делать тут, когда кончится драка, тогда позовём". В тот вечер меня не звали, а на другой день пришли два солдата в санчасть зоны с побоями, мелкими порезами, ссадинами, и я оказал им медицинскую помощь. Справок не требовали, по-видимому, помирились, ведь всё тогда случилось через водку.
В это время пришел побитый бесконвойник Касьянов Владимир в санчасть с тем, чтобы я оказал помощь и написал справку о побоях. По его словам, избил его на вахте тот надзиратель, которого я лечил от фурункулёза. Я ему оказал помощь и написал справку о побоях, оставив у себя. Он написал жалобу прокурору по поводу случившегося. Пришёл этот начальник, который побил, и стал просить, чтобы я убедил Касьянова взять жалобу назад, чтобы его, начальника, не судили. Он пообещал через меня бесконвойному денежное вознаграждение. С большими затруднениями я упросил Владимира забрать жалобу назад, что он и сделал, получив деньги. А начальнику я посоветовал, чтобы он рассчитался и уехал к матери в Воронежскую область, если не может в&здерживаться от драк. Он с благодарностью исполнил мой совет, рассчитался и уехал к матери.
В лагере начальники много и часто, почти ежедневно, делали обход помещений: кухни, столовой, бани. В очередном обходе я пожилому дневальному жилого барака дал указание, а он развёл руками и говорит: "Кого мне слушать? Каждый начальник требует по-своему, а чьи требования исполнять? Они бывают противоположны". Я, выслушав его и поняв, посоветовал делать, как он находит разумным и нужным.
Пришлось кто-то делать обход с начальником колонии, и вот он разгневался и выругал дневального за плохую уборку, да ещё и за то, что ему дали в помощь заключённого из отдыхающей команды, Быкова. Дневальный сказал, что тот не помогает в уборке. Тогда начальник выругал "помощника" и приказал уйти из этого барака. Быков взял бушлат и со словами, сказанными громко начальнику: "Нищему пожар не страшен", покинул барак и пошёл искать себе жильё.
Через некоторое время мне пришлось с Быковым познакомиться поближе, и он рассказал о своей жизни. Сам он москвич, осужден был за кражу и содержался в лагере, куда приехала специальная комиссия, и их освободили с отправкой на фронт, чтобы они могли "искупить вину перед Родиной". Когда их всех везли эшелоном на фронт, он решил сбежать, чтобы не быть убитым на фронте. На одной из железнодорожных станций, перед самой отправкой, он попросился у сопровождающего офицера в вагоне набрать кипятка во флягу. Когда набирал, то поезд отправился, и командир закричал: "Скорей, беги". Он послушал его команду, только стал быстрее бежать не к эшелону, а от него. Добрался домой, и некоторое время скрывался, а затем милиция выследила беглеца, арестовала и осудила как дезертира. В лагере он почему-то не работал и был отказчиком, и таких заключённых было немало. Начальник решил всех таких отказчиков собрать в одну бригаду, около 50 человек, и бригадиром поставил Быкова. Вспоминаю, как на разводе, после вывода всех бригад, вызвали бригаду Быкова, а он ведёт за воротник бушлата двоих и говорит: "Выпускайте нас троих, а то и эти разбегутся". Начальство посмеялось, и вывели их троих. А в столовой для передовых в труде был отдельный стол и обслуживание в первую очередь. Утром, во время завтрака, пришёл начальник колонии и увидел: за столом передовиков сидят люди из бригады Быкова. Он возмутился и прогнал их всех за общие столы. Я подошёл к ним и слышу, что у Быкова требуют пайки за свою работу. Он отвечает им: "Вместе будете кушать". Я потом поинтересовался, что это значило "вместе кушать". Он мне пояснил, что, если заполнять наряды всем, как положено, то всем дадут штрафной паек (300 грамм хлеба и суп), а он заполнил наряды на 4-8 человек по 150 %, которые делили эту самую большую пайку на 6-10 человек.
Такие бригады отказчиков были и на некоторых других колониях, при первой же возможности начальники отправляли их в другую. Так они и кочевали из колонии в колонию. Были и воры в законе, которые вообще не работали нигде, они числились по 2-3 человека в бригаде, и бригадиры проводили по бумагам их работающими.
Привезли к нам на колонию с юга этап из лагеря "Волгодон" для дальнейшей отправки на север. В первый же день приходит ко мне на приём Короткое Михаил Николаевич и показывает руку с оборванным сухожилием на правом плече. Я посмотрел и сказал, что это старая его болезнь, когда будет болеть, то я дам растирание, болеутоляющий порошок. Он, одеваясь, улыбнулся и говорит: "Внешний человек тлеет". А я добавляю: "Внутренний со дня на день обновляется" (2 Кор.4:16). Так познакомились. После приема больных мы до самого отбоя радовались, благодарили Бога, ободрялись. По приезду на колонию из этапа заключённые рассказали, что лек-пом на колонии верит в Бога и не любит, когда ругаются плохими словами, и вот он пришёл таким образом испытать: какой же я верующий? Несколько дней мы побыли в радостном общении, и брат рассказал о том, что он был в лагере "Волгодон", где много было братьев, и они радостно проводили время. А почему его сюда на север прислали, где намного хуже (да ему оставалось и сроку меньше года, да еще и число зачетов не прислали)? Я старался утешить его тем, что Господь делает всё во благо нам. "Любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко благу" (Рим.8:28). Так все после и оказалось.
Очень поучительно было его обращение к Господу. В одном из сёл России верующий сосед приглашал его в собрание, в котором душа находила утешение, но к покаянию не было побуждения. Сосед же всё время подталкивал к покаянию, а он сопротивился. Однажды, после воскресного вечернего собрания, в таком же состоянии, помолившись, лёг на ночной отдых. В это время Дух Святой обличил его во всех грехах, и он увидел себя погибшим грешником. Быстро встал с постели и в нижнем белье побежал к верующему соседу, постучал в дверь. Когда сосед открыл дверь и увидел его в нижнем белье, удивился и с испугом спросил: "Что случилось? Пожар?". В ответ услышал: "Да, пожар, я ужасный, погибший грешник! Я хочу покаяться". И тут же, в сенях, упал на колени, с воплем произнёс покаяние и получил спасение, которому очень возрадовался. Затем стал проповедником и служителем церкви, за что его и осудили. Вместе с бригадой его отправили на ЦОЛП (ст. Ижма), а через короткое время нашу колонию расформировали, и мы снова встретились с ним. Меня отправили в лазарет фельдшером, где я помогал лечить больных и много беседовал о Боге с заключёнными.

Во время одной из бесед очень искренне покаялся Костя Занчиев с Кавказа, а Евангелия ни у кого не было. Мы начали усиленно просить Господа. И вот Бог указал, что у пожилого истинно православного священника есть Евангелие, но когда мы предложили старцу Писание продать нам, то он ответил: "Если бы вы не были еретиками, то я бы вам дал, а так не могу". Мы наложили пост, и вот за три дня до освобождения православный священник оглох и пришёл ко мне в лазарет испуганный, просил, чтобы я посмотрел или попросил врача вылечить его от глухоты. Я посмотрел уши, в которых оказались серные пробки. Часов около двух я потрудился, промывая уши, и пробки были удалены. Он очень обрадовался и благодарил Бога и меня. Принёс сахара и сливочного масла в благодарность за доброе дело. А я его попросил, чтобы он продал нам всё-таки Евангелие. Подумав, не называя уже нас еретиками, он сказал, что завтра освобождается, а Евангелие за зоной. Я попросил его передать книгу через бесконвойника. При освобождении на вахте начальство просило расписаться за получение денег и паспорт, но он категорически отказался, говоря: "Сатане подпись давать не буду". Начальство вынуждено было составить акт и выдать ему без росписи и паспорт, и деньги. А у нас была великая радость и благодарность Богу за то, что Бог заставил священника передать Евангелие бесконвойному, который принёс его нам, рискуя, в случае обнаружения книги при обыске, лишиться бесконвойного хождения. Итак, вера наша в Бога усилилась, вспоминая слова Писания: "Есть ли что трудное для Господа?" (Быт. 18:14) "Невозможное человекам, возможно Богу" (Луки 18:27).
Среди слушающих беседы был средних лет человек Алексей, тоже с Кавказа. Он рассказал из своей жизни событие и попросил его объяснить.
Алексей работал электриком в зоне, и вот, находясь на столбе, по небрежности, его ударило током, отбросило от проводов, и он повис в воздухе, привязанный ремнями и без сознания. Сняли его со столба и в лазарете вылечили. Он решил родителям не писать. Но прошла неделя, и мать, верующая, пишет в письме: "Сынок, у тебя несчастье, почему ты нам ничего не пишешь?". Он спрашивает нас: как мать узнала. Мы ответили, что Бог ей сказал. На его последующий вопрос: "Как Бог сказал?", мы ответили: "Бог говорит многократно и многообразно через пророков, Словом Своим, Духом Святым, в сновидениях, в видениях, через людей и т. д. Когда встретишь маму, то её и спросишь, как Бог ей сказал".
Еще он о своей маме рассказал: "Она сильно верующая. Мы с отцом были пьяницы, и вот придем пьяные, начинаем её ругать, Бога, чтобы вывести из терпения, а она уйдет в другую комнату или начинает петь божественные песни, а то и вообще выйдет из дома. Несколько раз мы били посуду, рвали занавески и т. п., считая, что она уже завтрак нам готовить не будет. Нет, она найдёт, что-то недобитое, и всё с любовью приготовит. Так из терпения вывести её не могли, и больше уже посуду не били, так как за наши деньги она покупала новую. А за несколько дней до ареста она мне сказала: "Сынок, скоро мы разлучимся с тобою, но я знаю, что ты будешь верующим". В ответ я заругался и с раздражением сказал: "Я никогда не буду верующим" и, хлопнув дверью, ушёл. За хулиганство меня посадили, и вот уже полсрока я отсидел".
Выслушав Алексея, я подумал: действительно, мать его была настоящей христианкой с "верой, действующей любовью" (Гал.5:6) и что она получила верою от Бога ответ, что сын будет верующим, и могла благодарить Бога, как благодарил Христос Отца за Лазаря, который лежал "смердящим во гробе" (Иоанна 11:41). Алексею же я уверенно высказал: "Как матери Бог сказал, что у тебя несчастье, так Бог сказал ей, что ты будешь верующим, да ты и будешь им". Он, глубоко вздохнув, выслушал нашу беседу, и я видел, как Дух Святой начал в нем Своё действие. Вскоре мы разлучились.
Были в колонии с Кавказа мусульмане, которые в определённые часы подстилали коврик и молились открыто своему Магомету или Аллаху.

4 Цар. 4:40
Ларёчник, оставшуюся от ужина мясную подливу, вывез на следующий день на производство в обед и продал, а к вечеру началось массовое отравление, пострадало около 140 человек. Картина была ужасная. В медпункте, лазарете, вокруг их на улице люди корчились, рвали, промывали желудки, медработники все были в зоне, оказывая помощь остро нуждающимся. Стоны, крики, ругань, проклятия, злоба и желание убить ларёчника. Так продолжалось всю ночь, и на работу никого не выводили даже на следующий день. Около 15 человек тяжело перенесли отравление, пролежав в лазарете по 2-3 недели. Мы усиленно молились Богу, чтобы не было смертельных случаев, и их не произошло. Мы благодарили Бога. Ларечника сняли и направили на общие работы. Установили очень сильный контроль над продуктами на складах и за приготовлением пищи на кухне, в ларьке.
Прошло несколько дней, и вдруг вечером прошли слухи по баракам: "Завтра забастовка, никто на работу не выходит, а кто выйдет, будет побит". И вот на следующий день никто не вышел на работу. Начальство в тревоге, умоляют, упрашивают, не ругают, не пугают, даже начальник колонии приносит вёдра с куриными яйцами с базара по заказу. На вопросы начальства: "В чём причина забастовки?", отвечают: "Вызывайте начальство с управления лагеря". Все насторожены, тревожны, опечалены, ожидая в будущем каких-то репрессий. Начальство ещё в более тревожном состоянии, боясь лишиться должности и воинского звания. Итак, через три дня приехало с Управления начальство. Объявили по радио собрание в клубе-столовой. Начальник Управления спрашивает: "Скажите причину забастовки". Несколько минут гробовое молчание и какое-то гнетущее состояние и у заключенных, и у вольных. Наконец, у двери поднимается средних лет мужчина и начал громко высказывать.
Многим заключенным дали по 25 лет за то, что попали в плен. Этот приговор - смерть в лагерях. Работы тяжёлые, условия бытовые плохие, переполненные бараки, клопы, свиданий нет и т. п. Отравление пищей, медицинское обслуживание плохое. За отказ от работы отправляют в ШИЗО, где люди вынуждены заниматься членовредительством. Начальство спросило: "Как фамилия ваша?". В ответ: "Фамилию я не скажу, хотя вам скажут". Тут другой заключённый встает и предупреждает: "Если вы будете репрессировать выступающих, то мы все будем противодействовать вам до смерти". Были еще некоторые дополнительные высказывания. Начальство всё записало и сказало: "Мы разберём ваши вопросы, требования, порассуждаем и завтра дадим ответ". На следующий день опять собрались в клубе и объявили: "Всё, зависящее от нас - законные требования, мы это выполним, а освобождение от 25-летних сроков не в нашей компетенции. Об этом напишем в Москву правительству, и какой будет ответ, сообщим вам. На работу завтра выходите". На работу вышли, и начальство колонии попыталось некоторых посадить в ШИЗО, но, видя твёрдость многих, выпустили.
Через пару недель более десяти человек ("главных зачинщиков") отправили на другие колонии, но не репрессировали. А мне вспомнилось, что у Л. Н. Толстого есть рассказ, как барин все теснил и теснил крестьян, а соглядатая спрашивал: "Как они себя ведут?". Тот отвечал, что ропщут, но молчат, а потом пришёл и говорит, что мужики уже смеются. Тогда барин сказал: "Теперь надо думать об улучшении их жизни".
Подобные забастовки прошли и по другим колониям и лагерям. После них через 1-2 года начали работать комиссии из Москвы, после чего многих освобождали или уменьшали сроки.

Снова Бог даровал нам встречу с братом Михаилом Николаевичем, который был в переживаниях о том, что всем пришли зачёты с лагеря "Волгодон", а ему - нет, а также за сына, инвалида 1-й группы, военного, у которого дочь осталась полусиротой после смерти матери. Кто может утешить и изменить все обстоятельства? Конечно Бог! В Псалме 49:15 написано: "И призови Меня в день скорби: Я избавлю тебя, и ты прославишь Меня". Вот мы взывали к Нему в постах и молитвах, и Он ответил нам. Брат прибегает вечером ко мне и в радости сообщает, что зачёты пришли, и через месяц его освобождают, а также получил письмо от их бывшего служителя, Дубровского В.А., где тот сообщает о том, что он живет в 18-ти километрах от нас, в Ухте, и просит после освобождения приезжать к нему. Мы проводили через месяц Короткова на свободу, и он отдохнул духовно и телесно у Дубровского, и затем жил и трудился в Рыбинске, где мы с ним позднее встречались и с радостью благодарили Бога за Его милости, щедрости, спасение и за все доброе. Исполнились слова Писания: "Ибо на мгновение гнев Его, на всю жизнь благоволение Его: вечером водворяется плач, а на утро радость" (Пс.29:6).

В лазарете главврачом работала Александра Андреевна Серебреникова, очень внимательная, добрая, умеющая сострадать больным. Очень многие заключённые были излечены от болезней. Она была справедлива и требовательна и к заключённым, и к начальству.
Однажды мне с нею пришлось делать обход в ШИЗО. Зашли в одиночную камеру, и она спрашивает о здоровье заключённого, а он невнятно произносит звуки. Я уже догадался, в чём дело, а она говорит: "Посмотри, чего он не говорит, а что-то мычит". Я посмотрел, а у него нитками зашит рот и глаза. Мы обрезали нитки, обработали рану, и всё зажило без всяких осложнений. В других камерах были подобные повреждения своих членов тела. Глядя на всё это, я в душе благодарил Бога, что Он избавил меня от греха, и я изменился.
Встретился там пожилой человек, голодающий уже несколько суток в знак протеста, что осудили его несправедливо лагерным судом. Врач попросила вывести его из камеры. Вид его был болезненный, бледный и злобный. Она расспросила его, записала и велела написать жалобу. Он иронически ответил: "Я уже тонну бумаги и бочку чернил исписал, и никакого ответа".
Заведующая медпунктом была женой начальника колонии, а меня перевели туда лекпомом. Старшим санитаром был пожилой эстонец. Работы было много с подъема в 6.00 до отбоя в 22.00, да ещё и ночью приводили острых больных с бытовыми или производственными травмами. После обхода бараков пришёл я в медпункт, а санитар испугано говорит, что приводили из ШИЗО больного, которому нужно было измерить температуру, а он схватил три градусника и все проглотил. Я успокоил его и подумал, что "больной" градусник опустил в рукав, а санитар не заметил. Через пару дней мне пришлось в ШИЗО обходить камеры с надзирателем, и вот этот заключённый снова попросил градусник измерить температуру и пипетку закапать глаза. Он встал на колени перед кормушкой (в двери вырезано отверстие 10 х 20 см для передачи пищи) и сказал: "Мне передали, что ты не веришь, что я проглотил градусники, смотри...", положил в рот и проглотил, а потом говорит: "Хочешь, и пипетку проглочу?". Я ответил: "Не надо, я уже верю". Делая обход в ШИЗО, кое-кому я мог сказать о Боге, но многие не хотели и слушать, а некоторые принимали эти семена любви.

Собрали "воров в законе" со всего отделения на отдельную колонию, более 140 человек. Вызвал меня начальник санчасти и попросил, чтобы я поехал туда лекпомом, так как все отказываются: "А ты с Богом сможешь побыть". Да, только с Богом можно было там пробыть четыре с половиной месяца, видя и слыша ужасные слова и дела. Они не хотели работать, и чтобы напилить дров для приготовления пищи и отопления своего барака, почти одни и те же четыре молодых человека выполняли эту работу.
Вещами, деньгами испытывали меня, чтобы я продал им морфий, которого у меня было две ампулы. Я от всего отказался и говорил: "Хотите, берите сами, но завтра заболеете, и мне нечем будет успокоить вам боль". Сами не брали, а другие лекарства я по надобности раздавал.
Больных почти не было,но приходили ко мне часто, чтобы побеседовать о жизни, о Боге. Иногда рассказывали свои воровские похождения, а я, слушая, удивлялся, как дьявол учил их "изобретать зло". Обворовывали они банки, магазины, богатых людей, которые нажили добро не своим трудом. А простых рабочих защищали от карманников, бедным и нищим помогали. Рассказывали о своих планах на будущее. На что я говорил им: "Зачем вы это говорите при мне, ведь я могу кому-то рассказать?". Они мне отвечали: "Мы тебя проверили и убеждены, что ты не будешь доносить". И рассказали, как проверили. Я был удивлен их изобретениям.
Принесли мне в санчасть пожилого человека с температурой 40°. Я положил его в стационар, и он пробыл несколько дней. Болезни я не обнаружил, а температура уменьшалась. В это время начальники заходили в амбулаторию и уговаривали, чтоб я сообщал им о жизни воров. Я категорически отказался. Этот разговор через дымоход подслушал тот, что лежал в стационаре. После этого температура его стала нормальной. Он ушёл в барак и об услышанном рассказал ворам.
Действительно, начальство склоняло меня, чтоб я доносил им о жизни заключённых, особенно, готовящихся к побегу. Я категорически отказался. Почти все эти молодые люди, сыны дьявола, воспитывались в детских домах, оставшись без родителей, или ушли из дома, как блудные сыны. Какие они несчастные, исполненные зла к начальству и тем, которые злоумышляют против них. Днём они обычно спали, а ночью исполняли свои повседневные дела. Я молился за них и старался проявить к ним любовь, они это чувствовали и не делали мне никакого зла.
Однажды трое из них упросили меня зайти к ним в барак. Я зашел и там увидел, и услышал, и прочувствовал ад в миниатюре. Снова и снова наполнялась внутренность моя и уста благодарностью и хвалой Богу за Его чудную и дивную любовь. Я пел: "Я спасен...".
Через четыре с половиной месяца воров с большими трудностями погрузили в товарные вагоны, и я о них ничего не слышал и никого из них не видел.

Меня снова возвратили в Ижму на ЦОЛП. Зима прошла, и наступила весна. Я удивлялся , что давно оперуполномоченные не вызывали меня. Видимо, считали, что перевоспитанию не поддаюсь, да и дело лагерное закрыто, собирать нечего, а, может, решили меньше нервов тратить на меня.
Но, как в народе говорят: "Лёгкий на помине". Только я вспомнил о них, как дневальный просит меня туда на беседу. Прихожу, стучу, вхожу, старший оперуполномоченный, старый знакомый, улыбаясь, приглашает сесть. Чувствуется, и у него перемена. "Я вызвал вас не ругать уже, а сказать доброе. Мы хотим вас расконвоировать и послать зав. медпунктом на ст. Тобысь. Нарушать режим не будете?". Я отвечаю: "По моему убеждению я нарушать не буду, а по вашему, наверно, буду". "О ваших убеждениях мы уже изменили мнение и преследовать не будем".
И вот снова этап, но уже без конвоя, удивительно и не верится что можно самому пойти без предупреждений и угроз, разговаривать с людьми. Живём опять в товарных вагонах, но уже оборудованных хорошо, условия прекрасные в сравнении с бывшими. Да, ещё объя вили, что будут зачёты 1:3, то есть при выполнении нормы на 150 % три дня зачётов. Мне до конца срока оставалось семь месяцев. Вольных почти не было, а если кто заболел, то просил лекарства и не записывать в освобождение, так как не будет зачётов. По работе нужно было отсыпать насыпь для другой колеи железной дороги.
Гражданского населения тут было около 300 душ, они жили в своих домиках и мостопоезде.

Заборов, вышек с солдатами, конвоиров уже не было, но один раз вечером надзиратель делал проверку. Работы медицинской было мало, и я ходил в лес, на речку, просто прогуливался по посёлку, пытался узнать о верующих. Встречались православные люди. На лоне чудесной природы я молился, читал Евангелие и просил, чтобы Бог послал собеседников и покаяние.
Наступила Пасха. Везде люди поздравляли друг друга: "Христос воскрес! Воистину воскрес!". Я побеседовал с заключёнными о Христе, о Пасхе, о победе над грехом, адом и смертью, а затем шёл по посёлку и молился: "Господи, пошли мне желающих слушать о Христе!". И вот Дух Святой побуждает меня войти в дом. Но другой голос, дьявола, преодолел: "Зачем ты пойдёшь, там выпивают, ругаются, славят своего бога". И я не пошёл. Но Бог привёл меня в тот дом. Я лечил там женщину, которая покаялась и стала членом церкви. Она рассказывала, что в пасхальный день молилась, чтобы Бог послал ей собеседника, и Дух меня побуждал, а я угасил этот зов. Как важно не угашать Святого Духа!
У них на квартире жила семья из Ленинграда, которая была в командировке по изысканию запасов нефти. Муж был начальником, а жена бухгалтером. У начальника заболел зуб, и он пришёл, чтоб я удалил. Я с Божьей помощью удалил удачно, и он мне дал бутылку водки. Я категорически отказался, сказав, что Бог меня избавил в 1944 году от этого зла, и я в рот не беру спиртное. Тогда, смущаясь, он предложил мне прийти вечером на квартиру пообедать, и чтобы я посмотрел хозяйку, которая была больна. Обед был вкусно приготовлен, и, принимая его, мы начали беседу о Боге, душе, жизни и хорошо провели время. Потом я посмотрел больную хозяйку, которая страдала радикулитом. На следующий день я сделал новокаиновую блокаду, и она получила облегчение и исцеление. А её сестра по имени Паша попросила снотворного лекарства, потому что от переживаний она часто не спит. Я вспомнил слова: "Только в Боге успокаивается душа моя" (Пс.61:2) и "Прийдите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас" (Матф.11:29). Снотворное лекарство я дал и побеседовал о Боге (Деян.16:14), Который отверз сердце её внимать тому, что говорил Бог через меня. Она искренне покаялась, получила покой душе и радость спасения. Вскоре, улыбаясь, говорила: "Я получила покой, и Бог даёт хороший сон, так что снотворное уже не нужно". В последствии в Ухте она приняла крещение, трудилась для Господа на севере, в Сибири и на Украине. На 80 году жизни отошла в вечность и погребена в Кировограде. После уверования она начала свидетельствовать о Христе окружающим.
Уверовала ещё одна девица и колдунья, которая сожгла все книги и предметы чародейства.
Утром в санчасть пришли начальник колонии и начальник железнодорожной станции с просьбой помочь от болей в животе железнодорожнику, который сильно страдал уже несколько недель. Подробно расспросив, осмотрел, помолился и дал ему лекарство, предупредив, чтобы через два дня он пришёл снова. Он пришёл опять с тем же начальником колонии очень радостный, сообщая: "Все боли у меня прекратились, я чувствую себя совсем здоровым". Я тоже возрадовался и благодарил Бога. Он отблагодарил меня и хотел заплатить деньги. Я отказался и попросил его, чтобы он оказал помощь начальнику колонии в случае простоя вагонов или их задержки. Он пообещал оказывать в этом помощь и сдержал слово. Всем больным, которые приходили, я с Божьей помощью помогал и испытывал радость в служении ближним.
Вспоминается и такое событие. Около 4 часов утра привёл надзиратель плачущую женщину с просьбой оказать помощь мужу, который в пьяном состоянии буйствует в доме. Войдя, мы увидели ужасную действительность: мебель поломана, посуда разбита, и он топором выламывает заделанное ранее окно. Дочь, девочка лет 12, испуганная и бледная плачет. Холод через прорубанную в стене дыру наполнил хату. Так как мы уже были знакомы с этим человеком, то я обратился к нему по имени и спросил: "Что, в Европу окно прорубываешь?". Он остановился в своей "работе", и я предложил ему пойти со мной в санчасть. К удивлению моему, он бросил топор и пошёл со мной. Я сделал ему инъекции (уколы) и дал снотворное для успокоения. Жена повела его домой, а я помолился, чтоб Бог смирил и вразумил его. Через 14 часов я посетил их дом, и он уже заделывал разрушенную стену, проси# прощения и благодарил за помощь. Я ещё несколько раз беседовал с ним о Боге, он не покаялся, но пьянку прекратил, а жена и дочь очень были благодарны.
В это время я получал, как обычно, много писем от родных, друзей и от Михаила Николаевича, который сообщил о благословениях в доме Дубровского В. А. в г. Ухте, где он был после освобождения. Очень просил, чтобы после освобождения и я посетил их. А мы маленькой группкой (5-7 человек) собирались по частным домам и проводили общение: разбирали Евангелие, молились, пели псалмы на мотив, который придумывали сами и в простоте и веселии сердец радостно проводили время.

Обычно люди мира сего перед освобождением переживают, плохо спят из-за того, что их пугает будущее. Да, у многих нет семьи, а у некоторых и родственников. Обычно за месяц до освобождения заключённого не посылают на работы, чтоб он мог выглядеть внешне лучше. За три месяца ему уже не стригут волосы на голове, готовят вольную одежду вместо лагерной. К некоторым на освобождение приезжают родственники.
Мне объявили в спецчасти, что за время пребывания на бесконвойном положении начислили три месяца зачётов, и день моего освобождения будет 10 августа 1954 года вместо 11.11.54 года. Я, конечно, радовался и благодарил Бога за то, что дьявол и злые люди готовили ещё второй лагерный срок, а Бог сделал освобождение раньше. Вспомнились слова пророка Иеремии 15 гл. 11 ст.: "Господь сказал: конец твой будет хорош, и Я заставлю врага поступать с тобою хорошо во время бедствия и во время скорби".
Трогательное прощальное общение с приближенными было со слезами радости и печали. Радовались спасению и моему освобождению, а печалились нашей разлуке. Может быть, здесь, на земле, и навсегда. Прочитал я им на память 125 псалом: "Великое сотворил Господь над нами: мы радовались", "С плачем несущий семена, возвратится с радостью, неся снопы свои". А также из Деяния Апостолов 20:32: "И ныне предаю вас, братия, Богу и Слову благодати Его, могущему назидать вас более и дать вам наследие со всеми освящёнными". Помолились и обещали молиться друг за друга.

10 августа 1954 года, рано пробудившись по обыкновению, прочитав Слово Божие и помолившись, взял я чемоданчик с вещами и пассажирским поездом приехал в Ижму в отделение лагеря. Начальник спецчасти выдал справку об освобождении из лагеря, а финчасть выдала заработанные за 10 лет деньги, около 200 рублей. Направился в отделение милиции, где приняли документы, фотокарточки и пообещали на завтра выдать паспорт.
Вспомнив добрую начальницу, которая много защищала меня от злых людей и тем самым много сделала мне доброго, я решил посетить её и поблагодарить. Купил газовый платочек и духи, разыскал её квартиру и, попросив разрешения, вошёл туда. Она была очень удивлена моим посещением, и когда узнала о моём освобождении, обрадовалась и поздравила. Я поблагодарил её за всё доброе и вручил маленький подарок. Она отказывалась брать, но я убедил, что всё от чистого сердца, и она приняла. Я спросил её, назвав по имени-отчеству: "Почему вы меня так много защищали от злых людей? Если можете, скажите" И она мне рассказала, что, когда в Управлении лагеря её направили в ижемское отделение, начальница отдела позвала её в кабинет и высказывала просьбу: "В ижемском отделении есть заключённый, верующий фельдшер, которого преследуют несправедливо за веру, ты постарайся, сколько можно в твоей власти, защищать его". Вот я и старалась исполнить просьбу начальника, да и сама убедилась, что она правильно решила". Мы очень сердечно попрощались, сказав о спасении в Боге, я молился за неё несколько лет.
Ночевать пошёл к зав. медпунктом колонии, где я помогал в работе на должности лекпома. Побеседовали уже как вольные люди о жизни лагерной и на свободе, и после ночного отдыха я поблагодарил их за ночлег и направился в отделение милиции.
Получив паспорт, я поблагодарил Бога, пообедал и направился в г. Ухту (12 км от Ижмы) исполнить просьбу братьев Михаила Николаевича и Дубровского Владимира Александровича.
До свидания, тюрьма и лагерь! Вы были для меня и многих братьев и сестёр во Христе огненным испытанием, в котором узнали много зла в царстве сатаны и мало добрых людей из Царства Божия, светящихся добром, правдой и любовью. Это суровая, без прикрас, школа, в которой сгорали верёвки, которыми мир вязал, как у трёх отроков в печи огненной (Даниила 3 глава). Я благодарил Бога за всё.

Днём, добравшись в г. Ухту, я разыскал улицу и дом, и был сильно удивлён, когда увидел красивое большое здание, отличающееся от всех остальных. Мне брат Михаил Николаевич рассказал, что брат Владимир отсидел два срока в тюрьмах и лагерях, а жена его Антонина была студенткой мединститута и выучилась на врача-фтизиатра (лечить туберкулёз). Я шёл и думал, что у брата маленький домик, а, может быть, квартира, и будет ли мне для сна место? Не стесню ли я хозяев? Я подумал, возможно, ошибся брат в номере дома. Помолился, прошёл по улице, и Дух подсказал, что это их дом. С некоторым страхом позвонил. Открыла дверь приветливая, с улыбкой, пожилая женщина, сестра брата Владимира, верующая, и, назвав мою фамилию и имя, с радостью пригласила в дом, сказав: "А мы вас ждём". Я почувствовал очень большую теплоту любви и мира в этом доме. Мы помолились, и она предоставила мне уютную комнату, где я мог жить. Вечером с работы пришли хозяева дома, Владимир и Антонина, познакомились, помолились, поужинали и беседовали. Они больше расспрашивали меня, а я отвечал. Затем они мне сказали: "Брат, живи у нас, сколько хочешь, отдохни после лагеря и телесно, и духовно, мы нашим домом служим святым странникам".
Я целый месяц духовно укреплялся, читал духовную литературу, молился, постился, благодарил Бога, а также в личных беседах вечерами, так как днём они уходили на работу. Он работал бухгалтером, а она - врачом. Они, как Акила и Прескила, точнее объяснили путь Господен и многое сообщили о состоянии церкви в нашей стране.
Прежде всего, хочу кратко написать о них. Брат Владимир был в 1924-30 гг. секретарём ВСЕХБ у бр. Проханова И. С., и уже тогда замечали, что кто-то был осведомителем церковных тайн для внешних. Затем его осудили дважды, и он отбыл срок полностью, и после второго срока не дали выезда с Крайнего севера. Даже было оформлено третье уголовное лагерное дело, от которого чудом избавил Господь. Подходил конец второго срока заключения, и к освобождению должна была приехать невеста Антонина, окончив мединститут. А тут приготовили третье уголовное дело. Что делать? Обращался ко Всемогущему Богу в постах и молитвах, и Бог ответил.
За три дня до освобождения Владимира жена старшего оперуполномоченного, в сейфе которого хранилось дело, сбежала с освободившимся заключённым, и начальник по её следам на пароходе поехал искать жену, и к освобождению брата Владимира он не приехал. И так его освободили, и он от радостных переживаний сел на пароход (сообщение с колонией было только водным транспортом) в противоположную сторону, и когда проехал около двух часов, узнал, что едет не в ту сторону. Сошёл на остановке и поехал в нужном направлении. Прибыл в г. Ухту, где ожидала его невеста.
Вскоре они вступили в брачный союз в возрасте около 40 лет. Свидетелями их бракосочетания был Бог и один из православных людей. Ни друзей, ни верующих, ни родителей, никого не было. Были такие тяжёлые обстоятельства для гонимых христиан.
Устроились на квартиру у частного хозяина и понемногу стали приобретать необходимое для семейной жизни. Родился единственный сын, которого они очень любили.
Верующих в г. Ухте не было, а был 100-тысячный лагерь Ух-тлаг по добыче нефти. В этом лагере сестра Антонина работала врачом-фтизиатром. Бог, зная их острую нужду в жилье, показал как решить этот вопрос и сказал, что и они приобретут дом, в котором все святые люди могли бы жить бесплатно. В течение двух лет Антонина рассчиталась с зарплаты за этот дом. В нём проходили и маленькие общения во имя Его, и совершалось хлебопреломление.
Узнав, что я ещё не принял водное крещение, Антонина предложила мне принять его здесь. Я, помолившись, с радостью принял её предложение и дал согласие. В беседе с братом Владимиром узнал, что там, где буду в общине, там нужно согласие уполномоченного от властей. Я, удивившись, сказал: "Какой уполномоченный?". Он пояснил, что и ему не дают выезда с севера из-за того, что он не даёт согласия работать во ВСЕХБ, работники которого ему предлагали дважды. Но он отказался, не желая сотрудничать в деле Божьем с атеистами. Итак, 8 сентября 1954 года вечером, в холодной северной реке я был крещён, вступив в завет с Господом, и впервые поучаствовал в преломлении хлеба. Единственным свидетелем была жена брата Владимира, а я находился в большом ликовании, как евнух после крещения "продолжал путь, радуясь" (Деян.8:39). Обычный порядок крещений у христиан: покаяние, рождение свыше, водное крещение , Духом Святым и огнём. Мне же в Минске водное крещение отказались преподать, значит, произошло изменение. В начале покаяние, рождение свыше, крещение Духом Святым, огнём и лишь потом водное.
Я познакомил их с группкой приближенных из Тобыса, где я заканчивал срок бесконвойным. Они потом в Ухте приняли водное крещение и участвовали в вечере Господней.
Около месяца пробыв в доме брата Владимира, я укрепился духовно и телесно и решил ехать уже домой к родителям, в родное село. Вместе с друзьями совершили благодарственную молитву, взаимно высказывали пожелания. Брат Владимир пожелал мне в путешествии "хорошей пристани" (Деян.27:8) и подарил на память книгу И. В. Каргеля "Свет из тени будущих благ" вместе с еврейскими царями (Саул, Давид, Соломон), которые очень много послужили для моего духовного роста, да не только моего, но и других. Сестра Антонина ещё дала адрес в Москве её подруги по вере, чтобы я посетил их квартиру.

И вот я уже в вагоне пассажирского поезда Воркута-Москва. Радуюсь, пою, благодарю Бога за все Его милости, благодеяния, помощь. Вспоминаю, как десять лет назад везли нас в холодных товарных вагонах голодных, закопченных и грязных. И снова слёзы умиления и радости невольно выступают на глазах, и снова благодарю Бога и друзей за их молитвы, сострадание и помощь.
Поезд останавливается в Тобысе. Сестры во Христе подбегают к вагону со слезами радости и печали, чтобы увидеть ещё раз, попрощаться, пообещав молиться друг за друга. В знак любви я получил продуктовую передачу в дорогу. Окружающие пассажиры спрашивают с удивлением: "Что это за люди, которые так хорошо провожали вас ?". Это было большим свидетельством о любви Христовой, о которой я рассказал людям. Размышляю о встрече с родственниками, друзьями и ожидаю встретить новые .искушения через них.
Вот и Москва. Ярославский вокзал, много суетливых людей, беспокойных, занятых каждый своим делом. Вспомнил студенческие годы, проведённые в Москве, друзей, родственников. Будоражит желание всем сказать о счастье во Христе.
Приезжаю на квартиру в семью старшего брата по плоти Миши. Они не ожидали меня в октябре, так как в ноябре конец срока. Я ничего об этом им не писал. Очень все были удивлены и немножко растеряны. Радостные родственные объятия, поцелуи, распросы, беседы за столом, на котором обилие пищи и обязательно водка, вино. Я сразу твёрдо заявил: "Не огорчайтесь, но ни вина, ни водки я принимать не буду", и объяснил, почему уже больше 10 лет не беру в рот спиртного. Они были недовольны моим заявлением, но и не принуждали особенно.
В беседах я кратко рассказал о Боге, что Он даровал счастье в жизни моей, и даже тюрьма для меня оказалась полезной. Они говорят, что нашли мне невесту с квартирой, очень хорошую. Я поблагодарил за их добрые желания, но сказал, что у меня есть невеста, верующая, которая сейчас находится в заключении, осуждена на 25 лет. Они пытались убедить меня оставить её и всё-таки дать согласие на женитьбу с другой с другой. Я попросил прекратить эти разговоры, и они больше подобного не предлагали.
Посетил ещё четыре семьи родственников с теми же разговорами, искушениями, удивлениями. Посетил семью верующих, подругу Антонины, и здесь ощутил радостное общение с Богом, а через них попал в собрание верующих на Маловузовском 2. В большом собрании я ощутил себя среди рядовых членов, где больше любви и мира, чем от старших братьев служителей.
В детстве я был увлечен футболом, был болельщиком, и вот в Москве я посетил футбольные игры. Неверующий мой брат Миша обличил меня, сказав однажды: "Я удивляюсь, что ты верующий и увлекаешься футболом, где люди кричат, ссорятся, даже бьются, проигрывают деньги и т. п.". Я согласился и принял его обличение, но бороться с этим идолом пришлось еще несколько лет, пока с Божьей помощью была одержана победа. У других идолами бывают картёжные игры, машины, охота, рыбная ловля, животные, люди - артисты, футболисты, дети, родственники, а также всякие предметы: конфеты, одежда, модные вещи и тому подобное. Это сатана, наверное, большинство христиан привязывает к чему-нибудь земному, чтобы отвлечь от небесного. Это то офирское золото, которое нужно бросить в камни потоков (Иова 22:24), чтобы вместо него Господь занял сердце и тем самым дал радость неземную, которую никто отнять не может. Поэтому апостол любви Иоанн заканчивает первое послание: "Дети! Храните себя от идолов. Аминь" (1 Иоанна 5:21).
Пробыв несколько дней в Москве, я поехал к родителям в Липно. Встретил на станции меня отец, постаревший, со слезами радости, и лодкою по озеру мы приехали домой. Вспомнилось беззаботное и радостное детство, школа, односельчане, рыбная ловля, а вот и родной дом, наклонившийся на север от прогнивших нижних бревен. Выбегает на улицу ликующая и любящая мама в слезах, и я тоже бегу к ней, несколько минут держим в объятьях друг друга. Входим в дом, благодарим Бога. Садимся за стол с пищей и вином. Я отказываюсь от вина и снова объясняю почему. Некоторое недовольство быстро проходит, и мне задают очень много различных вопросов о прошедшей жизни, о будущей, и опять мамино предложение жениться и жить с ними в доме. Она мне уже нашла хорошую невесту. Я ответил так же, как и в Москве родственникам.
Весть о моем возвращении быстро распространилась по селу, да еще это был день праздника "Покрова", то стали приходить знакомые, приглашать в гости. После обеда я пошел с отцом к товарищу по школе, и там нас ожидало угощение. Наливают полулитровую банку самогонки и предлагают мне. Я с ужасом и удивлением отказываюсь, рассказывая о том, что водка довела меня до отчаяния, и из-за нее дважды в меня стреляли, чтобы убить. Вечером собрались в нашем доме товарищи отца, выпили и начали оказывать мне свои любезности, обнимать, целовать, пришлось потерпеть, а потом заспорили о чем-то да устроили драку, пришлось разнимать, отводить домой. Вспомнились слова псалма:

А вдали, как волны у прибоя,
Что-то страшно стонет и ревет.
Это он, не знающий покоя,
Грешный мир назад меня зовёт.
Никогда назад я не вернусь,
Хоть и труден путь мой и далек.
Никаких преград я не страшусь,
Впереди лишь был бы огонёк.
Радостною вестью для меня было то, что одна семья (муж, жена и сестра жены) уверовали в живого Бога и православную веру переменили на евангельскую. Я с нетерпением хотел посетить их. Каждый вечер потом мы собирались и проводили маленькие собрания. Приходили и посетители. Мы радовались и в простоте славили Бога. Посетил я и церковь в городе Вышний Волочек, приняли меня с христианской любовью, и я послужил Словом в проповеди и беседах. Сестры и тут поусердствовали предложить мне невесту, на что я ответил, что невеста моя в заключении.
Побыв месяца два дома, по влечению Духа я поехал на духовную родину, в г. Кировоград.

Заехав в Москву и побывав у родственников и друзей пару недель, я поехал в г. Кировоград. На железнодорожном вокзале встретили меня друзья и брат-служитель, а также брат Матвей Волошенко, который обратился к Господу в лагере Коми АССР.
А прежде всех я посетил маленький домик на Клинцовской улице, где проживала старенькая Мария Филипповна, вдова, воспитавшая четырёх дочерей, мать моей невесты Лины, которая "исполняла посольство в узах". Собрались все родственники, прочитали Слово Божие и в сердечных молитвах возблагодарили Бога за милости и благодеяния, за скорби и лишения, за всё. Просили особенно за Лину, узников и узниц, чтобы Бог сохранил их от зла и, если угодно Ему, освободил из заключения. Приглашений было много, и я старался у всех побывать. Радовался я и в собрании молитвенного дома, встречался с молодёжью на квартирах. Я подобно Моисею при встрече с Иофором рассказывал, "что сделал Господь с фараоном и с египтянами за Израиля", и о всех трудностях, какие встретили их на пути, и как избавил их Господь. Иофор радовался обо всех благодеяниях, которые Господь явил Израилю, когда избавил его из руки египтян. И сказал Иофор: "Благословен Господь, Который избавил вас из руки египтян и из руки фараоновой, Который избавил народ сей из-под власти египтян; ныне узнал я, что Господь велик, паче всех богов, в том самом, чем они превозносились над израильтянами. И принес Иофор, тесть Моисеев, всесожжение и жертвы Богу; и пришел Аарон и все старейшины Израилевы есть хлеба с тестем Моисеевым пред Богом" (Исх.18:8-12).
Из бесед я узнал, что, действительно, уполномоченный от мирской власти стесняет духовную свободу верующих и вторгается во внутренние дела церкви. Пробыв около месяца в Кировограде по приглашению семьи Костюка Василия (жена его, Надя Ко-рецкая, близкая по духу подруга Лины), я поехал в Мариуполь. И там радостные встречи, беседы, посещение собраний, и мне разрешили проповедовать, вопреки указанию уполномоченного. Повстречавшись со служителями, я больше узнал о вторжении в дела церкви уполномоченных и был сильно удивлён этому.
У брата Василия было много детей, и некоторые сильно желали прославлять Бога на музыкальных инструментах, которые нужно было купить, но у семьи не было для этого достаточно денег. После беседы в доме пресвитера я собирался уходить на ночлег в семью Василия и Нади. Пресвитер предложил мне положить незаметно для детей балалайку, чтобы утром, увидев её, они могли поблагодарить Бога за ответ на молитву. Я пришёл поздно вечером, когда все дети уже спали, и положил балалайку под кровать. Утром дети встали и, увидев балалайку, обрадовались и спросили мать: "Кто это нам принёс?". Мама им ответила: "Вы просили у Бога, вот Он и дал вам". А трехлетний мальчик громко говорит: "Да, это вчера принёс Иван Яковлевич". Мама ему ответила: "Вы просили Бога, и вот через него Бог послал вам просимое. Будем благодарить Бога". И дети так сердечно благодарили за этот подарок!
В церкви была очень хорошая традиция: каждое лето строить дома вдовам и крайне нуждающимся в жилье. Об этом мне рассказала одна вдова, у которой в доме собирались верующие для бесед. Она рассказывала это со слезами умиления и благодарности Богу и церкви.
Пробыв недели две в гостях, я собирался возвращаться через Москву домой. Пресвитер, зная моё духовное состояние, сопроводил меня в Макеевку, до дома проповедника, который был из числа вышедших из регистрированного собрания, их называли "чистые баптисты". Да, они сами проводили служение по Слову Божию, обучали детей в христианском духе, молодёжь учили труду духовному и телесному, сестры шили одежду и приобретали специальность швеи.
Однажды мы поехали с сестрами и братом в соседний городок и провели духовную беседу в доме брата. На следующее утро пришёл пресвитер регистрированной общины, оскорбил нас, назвав раскольниками, сказал, что мы ничего не понимаем, и с угрозами предложил немедленно уехать. Мы и так собирались уезжать. В этом посёлке я почувствовал ненависть к отделённым.
Приехав в Москву, я почувствовал внутри побуждение посетить Лину в лагере ст. Потьма, знаменитой для многих верующих. Бог во сне предупредил меня, что свидание будет, но с большими препятствиями. С верою и надеждою на Бога, увлекаемый любовью к узникам, я отправился в путь, памятуя слова: "Помните узников, как бы и вы с ними были в узах" (Евр.13:3).

Мы постоянно имели письменное общение, хотя часть писем не доходила, но мы и тому радовались и благодарили Бога, так как среди нас были осуждённые и без права переписки, они годами не имели возможности письменного общения.
Приехав в Потьму рано утром, я разыскал лагерь и посетил начальство с просьбой о свидании. Они спросили: "Какая она вам родственница?". Я ответил: "Верующая, моя невеста". Они рассмеялись и, насмехаясь, говорили, что никакого свидания не дадут, и даже несправедливо высказали, что я приехал подготовить её к побегу. Я тогда сказал, что пойду в управление лагерей. В ответ я услышал: "Иди куда хочешь, но свидания не будет". Около пяти километров я шёл и молился всемогущему Богу. Принял меня майор, начальник режима, выслушал мою просьбу и, улыбаясь, ответил: "Я не верю тому, что вы рассказываете и вашей готовности расписаться с ней в лагере, но только потому, что так далеко вы ехали, я сейчас позвоню в лагерь и, если у неё нет нарушений лагерного режима, то разрешу на два часа общее свидание". Он позвонил, и нам разрешили встречу на два часа.
После десятилетней разлуки встреча была радостная и в слезах, больше говорили наши сердца, чем уста. Прежде всего преклонили колени и возблагодарили Бога за всё, почитали Слово Божие, спели псалом: "Сколько раз в мольбе усердной", рассказали о прошлых переживаниях и надежде на прекрасное будущее. Два часа пролетели, как несколько минут, и снова склонились мы на молитву и вместе с благодарностью сказали: "Господи! Тебе дана всякая власть на небе и на земле, если угодно Тебе, то продли свидание". Через пару минут после молитвы заходят много начальников в нашу комнату и полковник (начальник управления) спрашивает: "Вы на свидании?". Я ответил: "Да, вот десять лет не виделись, и нам дали только два часа". Он удивился и приказал начальнику лагеря дать нам ещё трое суток личного свидания. Начальник, который говорил, что никакого свидания не будет, смутившись, сказал, что мы не муж и жена, а только жених и невеста. Тогда полковник приказал, чтобы я ночевал здесь, а Лина в зоне, а с 6.00 до 22.00 позволил три свидания здесь. Мы поблагодарили полковника, и когда все вышли, мы со слезами радости поблагодарили Господа, поклонились в духе и истине за это чудо. Мы радовались, ликовали душой, пели, молились, читали Слово Божие, вспоминали родственников, друзей, одним словом, были "на Фаворе".
Там же познакомились с братом-немцем, который несколько месяцев через покаяние радовался спасению. Он из Коми АССР приехал к родному брату в лагерь, чтобы рассказать о любви Христа, и очень был огорчён, что брат его только слушает и не принимает Христа.
На следующее утро около семи часов заходит ко мне солдат-вахтёр и говорит: "Наверное, к тебе. Две женщины принесли завтрак на двух подносах". Я взглянул через окно, они улыбаются, и вахтёр разрешил им занести всё ко мне в комнату. Пару минут мы поприветствовались. Это были две сестры, которые уверовали в лагере. Я смущённо сказал: "Привёз вам гостинцы, а вы мне столько много принесли". А они шепчут: "Это для того, чтобы нас пропустили к вам". И потом, когда я Лине передал гостинцы, то из лагеря сестры написали благодарственное письмо и в отношении двух новообращённых были слова из Писания: "Пусть и наши учатся упражняться в добрых делах в удовлетворение необходимым нуждам, дабы не были бесплодны" (Титу 3:14).
Закончилось свидание, предали друг друга в руки любящего Пастыря, с некоторой печалью, но надеждою на Бога расстались, обещая любить друг друга. Во время свидания сердца и души были близки с Богом, что не было не только плотских желаний, но и мыслей таковых. И как Христос с Фавора повёл учеников, где ждал народ, так и наша христианская жизнь должна проходить среди народа. Вспоминаются слова из христианского гимна:

Но вдруг исчезнуло сиянье.
И Ты такой же, как всегда.
Учеников повёл в молчанъи,
В долины, сёла, города.

Ты их опять повёл навстречу
Скорбям и ярости врагов.
Повёл с неправдой в бой и сечу,
В мир искушений и трудов ...

Когда Ты Сам идёшь пред нами,
Тогда свершаем ряд побед.
Тогда мы радостны сердцами.
Тогда нам сладок Твой завет.

С Тобой не страшны силы ада,
На нас идущие с грозой.
С Тобой и в горечи отрада.
С Тобою свет во тьме ночной.

В Москве опять радостные встречи с друзьями, беседы, общения с молодежью, некоторые разногласия в служении Богу. По просьбе одной верующей семьи я имел встречу с А. В. Карьевым, который пытался убедить меня, что я неправильно поступил, отказавшись от оружия, приводя в пример благочестивого сотника Корнилия, на что я ответил: "Корнилий до познания живого Бога был таковым, как и я был, а заповедь Христа "не убей", как вы понимаете?". Беседа закончилась мирно, но я понял его духовное состояние, и почему мне в Минске было зачитано письмо из ВСЕХБ. Из общения с молодёжью в Москве хочу сообщить несколько поучительных событий. Сестра Зина рассказала о своём обращвг нии. Работая медсестрой, она заболела злокачественной опухолью -саркомой ноги. Врачи предлагали удалить часть ноги с опухолью, на что она не согласилась, а затем уже соглашалась, но отказались врачи. И вот, будучи молодой, вместе с православной мамой они в слезах просили Господа об исцелении. Во время молитвы она услышала ясный голос внутри, который подсказывал, чтобы она пила по несколько капель керосина ежедневно. Она не хотела, но по настойчивой просьбе матери стала пить, и опухоль стала уменьшаться и исчезла. Это было большим свидетельством для врачей и окружающих. В это время она встретила верующих, покаялась, обрела спасение и славила Бога, любовью служила ближним. Хочу предупредить, чтобы больные со злокачественными опухолями не считали керосин средством исцеления. Исцелил Бог и ей сказал, чтобы она пила керосин. Как Езения просил Бога о продлении жизни, и было сказано: "Пусть принесут пласт смокв и обложат им нарыв и он выздоровеет" (Исайи 38:21).
Сестре Кате, которой было около 30 лет, мастер цеха, неверующий, предложил выйти за него замуж. Она вначале не соглашалась из-за того, что он неверующий. Тогда он стал посещать собрания и настойчиво просить её согласия. Она попросила моего совета, так как другие служители церкви советовали выходить замуж. Я пожелал встретиться с ним, и мы встретились в присутствии Кати. Он был очень любезен, подарил мне медицинский справочник с текстом Священного Писания, но духовно мёртвый. Я Кате посоветовал молиться до тех пор, пока он действительно не родится свыше, поэтому пока и согласия не давать. Он же требовал немедленно ответить ему. Прошло очень мало времени, и он перестал посещать собрания и, выругав её, продолжал мирской образ жизни. Из сотни примеров, когда верующие сестры выходили за неверующих, одна только сестра через восемь лет привела мужа ко Христу, а в остальных случаях неверующие мужья или бросали жён с детьми и продолжали вести безнравственную жизнь, или жили с семьёй, но издевались над жёнами и детьми. Бог не благословляет такие браки (2 Коринф.6:14-16; Исх.34:16), и мы не сочитываем. А там, где в церквях есть такие нужды, то молодым братьям и сестрам советуем просить Господа о разрешении вопроса в молитвах и постах, а также и церковь должна делать это.
Молодой брат Ваня познакомился с неверующей дочерью большого военного человека. Она стала посещать собрания, а при встрече на квартире отец девушки подарил брату очень дорогую меховую, покрытую хромовой кожей, шубу, и брат пообещал поспешно взять его дочь в жены. Этим обещанием он связал себя, и потом много пришлось пережить, так как дочь была не возрождённая. Родители брата на брак не дали согласия. Поэтому хорошее поучение: "Даров не принимай, ибо дары слепыми делают зрячих и превращают дело правых" (Исх.23:8). А вот Авраам поступил правильно, когда царь Содомский предложил имение ему. Он ответил: "Что даже нитки и ремня от обуви не возьму из всего твоего, чтобы ты не сказал: Я обогатил Авраама" (Быт.14:23).
Брат Миша, когда я был в Москве, однажды настойчиво предлагал пойти к родственникам на день рождения. При этом сказал, что они проводят время в беседах, просто и весело, поют песни и мирно расходятся. День рождения был у мужа сестры моей матери, Кузьмы Григорьевича. Сначала, действительно, были беседы, я старался всем сказать о Боге, о душе и т. п. Затем угощение пищей, пивом и водкой. При этом играла музыка, затем началось пение, пляски, которые были так неприятны душе моей. И вдруг по какой-то причине мой брат начал спорить с именинником, который схватил нож и замахнулся на брата. Мне удалось быстро схватить его руку, чтобы он не ударил Мишу, но виновник торжества старался вырваться и ножом ударить меня. Я мысленно стал взывать к Богу, и женщины отняли у буяна нож, брата одели и увезли домой. А именинник начал бить посуду, порвал одежду на жене и начал её избивать. Все гости быстро разбежались, а меня его жена со слезами умоляла не уходить. Мы его уговаривали и держали, а затем связали руки и ноги. Лишь к трём часам ночи он уснул, а следом и мы. Когда же на другой день я сказал брату Мише: "Так хорошо проводите вы дни рождения!", он мне ответил: "Впервые так получилось, при тебе, а когда тебя не было, то и такого не было". Я, вроде, и оказался виновником их драки. А брату сказал, что больше на их вечеринки не пойду, и дал себе обещание не ходить на подобные сборища, вспоминая Псалом 1.
Правда, через некоторое время Кузьма Григорьевич и жена его покаялись и обрели спасение. Они посещали регистрированную церковь в Москве и больше не участвовали в вечеринках. Пришлось ему принимать водное крещение одному в реке. В их квартире уже собирались верующие, прославляли Бога, и они с радостью принимали друзей. Затем жена Кузьмы Григорьевича отошла в вечность. Мне пришлось участвовать и совершать похороны их. Родственники были довольны и со вниманием слушали Слово Божие, за исключением брата Миши, который не желал подобного слышать. Я удивлялся его неверию, ведь мама учила и его, и меня одинаково. По-видимому, безбожие, окружающее его в Москве, вытравило всё божественное, хотя в отношении меня он много доброго сделал, и жена его, когда я учился в мединституте, и после заключения. Мы молились за их обращение к Богу, Который вдохнул веру в его сердце через обстоятельства, о которых я хотел бы поведать.
На майские праздники обычно они ездили компанией в деревню, чтобы поохотиться, половить рыбу и отдохнуть. Так собралось шесть человек и поехали. Отец встретил их на лодке и шесть километров по озеру нужно было плыть в деревню. При встрече выпили водки на берегу, показалось мало, заехали на остров, ещё выпили (жён не было, которые обычно в дорогах удерживают от водки), и вот один из них навеселе хотел поблагодарить отца и поцеловать, да подскользнулся, упал на край лодки, которую залило водой и перевернуло дном кверху. Все стали барахтаться, кричать к Богу о спасении. Вода холодная, только что растаял лёд, и глубина четыре метра, до берега около двух километров. Молодой племянник Толя, будучи трезвым, увидел, что мой отец уже пошёл под воду, нырнул и поднял его, держась за дно лодки. На крик о спасении быстро подъехали рыбаки, приняли в лодку утопающих, а отца, захлебнувшегося водой, верёвками притащили к берегу. Разожгли костёр и побежали в деревню. Брат Миша растерянно плакал, просил у отца прощения, падая на колени возле и обнимая его. Бог и тут пришёл на помощь. Подъехал на лодке отдыхающий здесь неподалёку мой школьный товарищ, вылил из лёгких и желудка воду, начал делать искусственное дыхание, и отец ожил. Вещи все утонули, а потерпевших на повозке лошадьми привезли домой. Когда все отогрелись дома, отец сказал: "Да, по чьим-то молитвам Бог спас нас от смерти". А мать ответила: "Несчастные пьяницы, по молитвам Вани с Линой, которые всегда молятся о нас". Перед этим событием меня Бог вразумил в сновидении, что у них будет смертельная опасность, и мы с Линой усиленно молились, чтобы Бог избавил их от смерти или дал время покаяться. Бог услышал нас, и мы Его благодарили. Брат Миша после этого начал верить в Бога, но по-православному, а отец при этом рассказал, что он тайно в душе верит в Бога с 1942 года и молится Богу. Вера у него появилась после такого события. Он охранял железнодорожный мост, находясь в землянке. Ночью открылась дверь, и тихо вошли три человеческих скелета, от испуга зашевелились волосы на голове, и он стал их словами выгонять, но они медленно подходили к нему. Тогда он вспомнил молитву "Отче наш", которую учили в школе много лет назад и начал молиться. Они повернулись и ушли, и отец сделал заключение, что, если есть нечистая сила, то есть и Божья. С того времени он тайно верил и молился. И я встречал людей, которые начали верить в Бога после подобных ужасов в ночи (Иова 7:14).

По приезду в дом родителей меня попросили, чтобы я помог отремонтировать дом и подсобные помещения. Я согласился и всю весну и лето был занят этой работой, кроме воскресенья и праздничных дней.
Вечерами, почти каждый день, собирались в доме верующих Фёдора Фёдоровича и Клавдии Ивановны, где проводили маленькие собрания. Многие люди православного вероисповедания нас сторонились, а некоторые враждебно и тайно умышляли зло.
Ходил я и по домам, куда приглашали больные и телесно, и духовно. Больные телесно многие приходили ко мне, и я с молитвою помогал многим и платы никакой не брал, хотя некоторые всё равно в знак благодарности давали что-то матери или мне.
В соседнем селе был медпункт, где фельдшером была Валя, молодая женщина. Я с ней повстречался и объяснил, что ко мне обращаются больные, и я оказываю им помощь как односельчанам. И спросил ее: "Не имеет ли она огорчения, недовольства, зависти ко мне?". Она ответила: "Нет, мне же лучше, если ко мне меньше обращаются". Оказалось, в жизни всё было не так.
Прошло месяца четыре, и вот к нам в дом из районного здравотдела приехали две женщины и стали расспрашивать о моей врачебной деятельности. Я всё рассказал, как было. Они мне сказали: "По закону вас могут наказать за это". А я ответил: "А вы же знаете, что по закону, если медработник может оказать помощь и не окажет, а человек умрёт, то могут наказать, и по закону совести он будет наказан. Если вы будете меня наказывать за помощь людям, наказывайте, но я буду делать людям добро". Они тогда мне сказали: "К нам поступило заявление, что вы занимаетесь этим с целью обогащения". Позднее несколько больных сказали, что эти женщины приходили к ним домой и спрашивали, сколько я беру денег за приём, а те ответили: "Он ничего не берёт". Уходя, они мне посоветовали поступать более осторожно, чтобы не писали им жалоб на меня. Я же продолжал помогать людям, и Бог содействовал мне и защищал.
Позднее выяснилось, что было написано еще одно заявление о моей религиозной нелегальной деятельности, за которую должны судить. Эти слухи дошли до родителей, и мама однажды со слезами говорит: "Сынок, тебя опять посадят в тюрьму за веру". Эти слова и слёзы матери подействовали сильно на меня, и я начал проявлять малодушие. Слава Богу, что через несколько дней Он избавил меня от этого следующим образом.
Я спал в сарае на сене, и вот ночью Бог отнял сон у меня, как некогда у Артаксеркса (Есфирь 6:1). Я помолился, сказав: "Господи, что Ты хочешь мне сказать важное?". Я открыл Библию и в первой главе пророка Иеремии прочитал: "Не малодушествуй перед ними, чтоб Я не поразил тебя в глазах их. ...Они будут ратовать против тебя, но не превозмогут тебя, ибо Я с тобою, говорит Господь, чтобы избавлять тебя" (Иерем.1:17-19). Я покаялся в малодушии и в тот же день встретился с односельчанином Василием, который участвовал в написании заявления. Он лицемерно с хитрой улыбкой спросил: "Как живёшь?". Я ответил: "По милости Божией живу хорошо, но вот вы пишете заявления, чтобы посадили меня в тюрьму, но если и посадят, то Бог поможет мне, а что вы будете иметь от Бога?". Он начал отказываться, даже со слезами, чуть ли не клясться. Но я ответил, что ни клятве, ни слезам его я не верю, а из любви хочу добра ему и семье его после покаяния. Почему я так прямо и резко сказал ему? Потому, что было от Бога на это свидетельство (и свидетельство от людей, а позднее и их признание).
После этого разговора Господь допускает до фельдшера болезнь - рак печени, и через три месяца она умирает. Хотя я молился об её исцелении, всё прощал за её действия. Жена Василия заболела головой и частыми кровотечениями , так что была присмерти. Я простил им и молился об её выздоровлении, Бог коснулся её сердца, и через подругу свою, пожилую женщину, она пригласила меня к себе. Я с молитвою оказал помощь, после чего она выздоровела и покаялась, стала очень доброй ко мне и моей семье. А я радовался, благодарил Бога и пел мой любимый псалом:

О Боже, Боже, дай мне силы
За ближних душу полагать
И в жизни вечно до могилы
Врагам обиды все прощать.

Не дай мне с ложью примириться
В суровой жизненной борьбе
И научи меня молиться
Молитвой пламенно Тебе,

Но день прийдёт, и скажет Бог Всесильный:
Довольно, север, узников отдай.
Весна пришла, посев созрел обильный.
Своих сынов на труд выпровожай.
В начале июня 1955 года пришла телеграмма от Лины из тюрьмы, что её освободили, и завтра она будет в Москве, сообщила номер поезда и вагона. Я очень обрадовался этой вести, поблагодарил Бога, сказал родителям, верующим и тут же быстро собрался и поездом поехал в Москву. На Казанском вокзале встретили мы её с московскими друзьями. Родственные объятия, поцелуи, приветствия. А она худенькая, бледная, всем улыбается и благодарит. На квартире у сестры Зины поблагодарили Бога, приняли трапезу, и мы с Линой отправились в семью брата по плоти Миши, жены его Веры и двоих их сыновей. Встретили нас гостеприимно, по-человечески очень хорошо, но о Боге брат не хотел и слушать, а жена Вера, православная, слушала, но не внимала словам нашим о Боге. Брат обличил перед Линой меня в неправде, сказав: "Лина, хотя Ваня считает себя святым, но он часто говорит неправду". Я молчал, а Лина с удивлением спросила: "А в чём неправда?". И он рассказал: "Когда Ваня уходит к верующим, моя жена Вера спрашивает, когда он прийдёт, чтобы приготовить ужин. Он обещает быть в 9 или 10 часов вечера, и почти всегда приходит позднее". Я выслушал эту горькую правду, покаялся и стал более внимательным к обещаниям, повторяя слова Иакова: "И язык - огонь, прикраса неправды" (Иак.3:4). "А язык укротить никто из людей не может: это неудержимое зло..." (Иак.3:8). И "Если угодно будет Господу и живы будем, то сделаем то или иное" (Иак.4:15). О, сколько мы, христиане, грешим языком своим и являемся соблазном. Позднее мне пришлось разбирать огорчение между двумя искренними сестрами. Одна говорит: "Ты так сказала", а другая: "Нет, я вот так сказала". И обе говорят пред Богом. Предали это Богу, так как свидетелей не было. А я попросил у Бога ответа. И Бог разрешил это так. Друг как-то рассказал мне такой пример. Приехал я с работы, мальчик, сын, встречает меня и жалуется: "Папа, мне жарко!". А я отвечаю: "Мама одела тебе десять одёжек, вот и жарко тебе". Жена, улыбаясь, говорит: "А-ну, посчитай". Посчитал, а там всего четыре. Вот, друзья, так мы прикрашиваем языком в хорошую или плохую сторону, и если пройдёт рассказ ещё через несколько людей, то получается большая неправда, и сатана имеет в этом большой успех.
Мы с Линой договорились, что я еду домой к родителям заканчивать перестройку, а она домой, в Кировоград, где повстречает родственников, друзей, а на осень я приеду в Кировоград, и мы вступим в брак. Я проводил её с Киевского вокзала на Украину, а сам вернулся в деревню. Денег на брачный пир ни у меня, ни у Лины не было, а родители тоже были бедными. Но я знал, что богатый у нас Отец на небе, Он и пошлёт средства.

Тут же одна вдова предложила мне собрать ей деревянный дом, пообещав заплатить мне две тысячи рублей, хотя мастера бы взяли не менее пяти тысяч. Я обрадовался, согласился, и через три месяца отремонтировал свой дом, и вдове в основном дом был сделан, куда они перешли жить. Вдова эта была приближенной. Она отдала мне одну тысячу, а другую не захотела отдавать по советам недобрых людей, потому что договора письменного нет, и судиться я не буду. Когда я понял это, то встретился с ней и откровенно поговорил. Она призналась, что по совету людей платить больше мне не будет. Я сказал, что требовать и судиться не буду, вспоминая слова из Писания: "Для чего бы вам лучше не оставаться обиженными?
Для чего бы вам не терпеть лишения?" (1 Коринф.6:7). Не прошла и неделя, как пришёл ко мне рыбак-односельчанин и предложил поехать с ним неводом ловить рыбу. Я помолился, согласился. Работа эта была тяжёлой не только для меня, но и коренному рыбаку. Но Бог укреплял нас и благословлял обильно наш труд. Проработав около двух месяцев, я заработал около 5.000 денег и на целую зиму рыбой обеспечил родителей и, кроме того, помогал и нуждающимся.
В воскресенье мы не работали и проводили собрания в доме Федора Федоровича, или я ездил в регистрированные собрания в Бологое или Вышний Волочек, где мне предлагали проповедовать и проводить духовно-назидательные беседы. Узнав, что Лина освобождена, предлагали приезжать к ним в город и жить там. Но моё сердце влекло на духовную родину, в Кировоград. В Бологое я останавливался в доме старицы, которая с большой любовью нас принимала. В беседах она рассказывала поучительные примеры.
В послевоенные годы зашёл как-то вечером в её дом пожилой человек, плохо одетый, бледный, поприветствовал словами: "Мир вам" и изъяснил просьбу, что он возвращается из заключения, а когда-то, в 1928 году, он к ним приезжал и проповедовал в церкви. И вот ему почти сутки нужно было на вокзале ожидать поезда, не может ли он переночевать тут. Муж ее, старец, был проповедником до 1928 года, а во время гонений отступил от Господа. Глядя на вид брата, старица усомнилась и не дала согласия. Он тогда сказал: "Раз вы сомневаетесь, я переночую на вокзале", попросив прощения, ушёл. Женщина помолилась, и совесть её сильно осудила. Быстро вышла на улицу, но брата уже не могла возвратить в дом. После этого она стала более внимательно с молитвою принимать подобные прошения, и некоторых принимала и видела благословения и радовалась, а некоторым отказывала, но совесть не судила. Очень много горя и скорбей она пережила от мужа-отступника. Однажды он вымогал деньги на водку, табак и другие непотребства, запрещал верующим приходить в дом, а ей ходить в собрание. Она молилась и постилась за его покаяние. Деньги на водку она не давала, тогда он стал угрожать, что убьёт. Она удалилась в комнату и с воплем просила защиты у Бога, во время молитвы муж стал кричать от болей в животе. Вызвали скорую помощь, забрали в больницу, сделали операцию по поводу заворота кишок, а затем у него приключилось воспаление брюшины, и он шесть месяцев мучился и кричал от болей. А она продолжала молиться о его покаянии. И вот однажды прибежала санитарка и говорит: "Муж срочно требует, чтоб жена пришла к нему". И когда она пришла к нему, то он со слезами начал просить прощения. Она простила и сказала, чтобы он каялся перед Богом. Он ответил, что покаялся пред Богом. Через два часа он спокойно отошёл в вечность. Такая обычно участь отступников, о которых апостол Павел писал коринфянам: "Предать сатане во измождение плоти, чтобы дух был спасён в день Господа нашего Иисуса Христа" (1 Кор.5:5).
Из дома сестры я уезжал в Рыбинск к друзьям, и сестра предупредила меня, что если не будет билетов, то ночью не стоит возвращаться, так как пешком идти около трёх километров, а на повороте часто встречают бандиты, грабят и убивают людей. Я ответил ей: "Со мною ангелы и Господь, будут охранять". Билетов не было, и я решил ночью возвращаться. И вот на повороте, действительно, идут четыре молодых парня. На меня напал страх, что меня ограбят, заберут Библию. И вспомнились слова, что я сказал сестре: "Со мною ангелы и Господь". Я начал усиленно молиться, и вот поров-нялся с ними, они все осмотрели меня и начали о чём-то спорить, а я быстрыми шагами стал удаляться от них. Дошёл до дома сестры благополучно и благодарил Бога, а она спрашивает, почему я бледный, перепуганный. Я рассказал ей всё, и как Бог испытал мою веру. На следующий вечер я уже смог взять билет и уехать в Рыбинск, пообщаться с друзьями, около 15-20 членов. Насладился, утешился, и они меня приняли очень гостеприимно.
В деревне продолжались наши маленькие собрания, приходили посетители, и мы в простоте и веселии сердец прославляли Бога. На воскресенье кто-то один ехал в Вышний Волочек на собрание. Чтобы попасть туда, нужно было в 3 часа ночи выходить и около 12 километров идти по лесу пешком, затем ехать поездом 40 километров и автобусом, а на другой день с такими же пересадками обратным путём возвращаться. По обыкновению, прийдя вечером на собрание, я увидел на лицах знакомой пары, мужа и жены, печаль и скорбь, поняв, что дьявол произвёл свою работу, я спросил: "Что случилось?" Сестра мне рассказала, что у брата была пасека с пчёлами в саду, и недобрые люди начали ночью воровать мёд, так он собаку завёл охранять пасеку. Сестра была против, уповая на охрану Господа. Собака съела одну курицу, другую, и из-за этого возникали разногласия и огорчения. А в этот раз собака съела петуха, и тогда сестра со слезами высказалась мужу, негодовала, поскольку петух был идолом для неё. Помолились, рассудили, разобрали, попросили друг у друга прощения, и мир был восстановлен. Таким образом, идол был удалён из сердца сестры.
Посещая дома больных односельчан или просто приходя для беседы, я радовался, что мог им сказать о любви Божией. У председателя колхоза, который был средних лет (здоровый, имел жену православного вероисповедания и 8 детей), пришлось тоже говорить о Боге. Он меня перебил и, указывая на красный угол в хате, где вместо икон висел большой портрет Ленина В. И., сказал: "Вот мой бог, он дал мне хорошую пенсию и всё материальное богатство". Прошло несколько лет, и его жена быстро умерла, от рака. Я в это время приехал с семьёй в отпуск, и мне рассказали, что Степан (так звали председателя колхоза) в большом унынии и отчаянии, даже не хочет жить. Помолившись, я решил посетить его и утешить. Он рассказал о большом горе своём. Я выслушал, потом прочитал 89 псалом и другие места из Евангелия. Он слушал и не противился словам Священного Писания и благодарил, что я его посетил и утешил в горе. Я подарил ему Евангелие, Которое может и утешить, и спасение подарить. Выходя из дома, я заглянул в красный угол хаты, где вместо Ленина снова висели уже иконы. Ленин не мог утешить его в скорбях. Позднее я узнал, что умер Степан от болезни, а не покончил жизнь самоубийством, как он говорил людям. Где он? В вечности? Бог знает.
Посещал я родственников по плоти, которые радушно нас принимали, но слушать о Боге, жизни вечной, душе желали не все. Проезжая поездом мимо школы, где я учился, вспоминал учителей, учеников, молился, желая им благословения, и благодарил, что они дали мне много полезных знаний в земной жизни. Так прошло лето, осень и вот в декабре 1955 года я собирался выехать в Кировоград. Родители со слезами проводили меня и просили приехать жить у них, не забывать их в старости. Накануне прошёл по домам односельчан, попрощался и пожелал им уверовать в Господа, чтобы иметь жизнь с избытком. Все в ответ желали мне всего доброго, не забывать их и приезжать в деревню. Я старался исполнить пожелание и родителей, и односельчан. Я очень любил и люблю простых трудолюбивых людей, которым трудно было от больших налогов и податей прокормить свои семьи, и многим из них приходилось идти на нарушение законов. Вспоминались при этом слова Некрасова: "Ты и великая, ты...".

В декабре 1955 года я выписался дома в органах власти и переехал на жительство в Кировоград. Радостные встречи с Линой в их доме, с родственниками и друзьями. Обсудили, обговорили бракосочетание, объявили в церкви, и началась подготовка. Нужно было прописаться, и нам сказали, что будут большие трудности в связи с тем, что я пришёл из заключения, а начальство не желает принимать к себе таковых. Обращаемся в посте и молитве к Богу, я иду в милицию. Пожилая женщина посмотрела документы и направляет меня к заместителю начальника милиции. Вхожу в кабинет, а он выходит. Я обращаюсь к нему с просьбой о прописке, и он, не спрашивая ничего, ставит свою роспись на бумаге. Я поблагодарил его и тут же пошёл к женщине, которая с большим недовольством говорит, что она посылала меня к начальнику, а я отвечаю, что был у него, и вот там, на уголке бумаги, он расписался. Она рассматривает подпись, не веря, что так быстро он подписал и, по-видимому, подумала о том, что я подделал подпись. Но, рассмотрев хорошо, тут же прописала меня. Мы поблагодарили Бога за такую чудесную помощь.
В подготовке к бракосочетанию, как обычно, много трудов при приготовлении помещения и угощений. Но Бог помог во всём, и друзья, и родственники оказали большую помощь. Из родственников моих приехала только мама, а от Линыных родственников - несколько человек, а около 100 человек были друзья из Кировограда, Мариуполя, Москвы. Помещение для брачного пира предоставила сестра Лины, Полина Ивановна, муж которой умер в заключении на Урале, не добыв шесть месяцев до окончания десятилетнего срока.

Бракосочетание было 30 декабря в молитвенном доме. Мы были в посте и молитве. Бракосочетание проводил А. В. Медушевс-кий, старший пресвитер. Мы благодарили Бога за любовь Его к нам, к людям, и нашу друг к другу, за скорби, лишения. Я закончил свою молитву словами 89 псалма: "Рано насыти нас милостию Твоею, и мы будем радоваться и веселиться во все дни наши. Возвесели нас за дни, в которые Ты поражал нас, за лета, в которые мы видели бедствие. Да явится на рабах Твоих дело Твое и на сынах их слава Твоя. И да будет благоволение Господа Бога нашего на нас, и в деле рук наших споспешествуй" (Пс.89:14-17).
Многие поздравляли со слезами на глазах и благодарили Бога за Его могущество и силу. Брачный пир проходил до глубокой ночи с пением духовных песен, поучительными пожеланиями, поздравлениями и, конечно, подарками. Старенькие мамы, Мария Филипповна и Анисья Ивановна, особенно радовались и благодарили Бога вместе с друзьями, повторяя слова: "Великое сотворил Господь над нами!". И мы повторяли в сердце и на устах: "Великое сотворил Господь над нами: мы радовались". Много было добрых пожеланий от друзей, но хочу отметить пожелание старца-пресвитера Трофима Давы-довича, который беседовал со мною до уверования и молился, чтоб Бог сохранил нас в верности и даровал нам желанную встречу. Бог исполнил его желание и молитву, и он высказал пожелания (Пс.143:12-15).
Нашим бракосочетанием Бог разрушил и опроверг все свидетельства атеистов о том, что мы уже не только не будем мужем и женою, но и не увидим друг друга. Наша вера в Бога ещё больше усилилась, и по истине оправдались слова Христа: "Дана Мне всякая власть на небе и на земле" (Матф.28:18). "У вас же и волосы на голове все сочтены; не бойтесь же, вы лучше многих малых птиц" (Матф.10:30-31).

Сразу же после Нового года по повестке я был вызван в НКВД. Два человека средних лет встретили меня сурово, враждебно и стали обвинять в том, что я во время молитвы ругал советскую власть, собрал много гостей. Стали угрожать тюрьмой, требовали списки гостей и т. п. Я им ответил: "Ничего подобного не было, и вам сообщили ложные свидетельства, или вы сами придумали?" Я напомнил им слова молитвы из 89 псалма, они открыли Библию, проверили и стали разговаривать более спокойно, но по-прежнему угрожая тюрьмой. А за друзьями, которые были на брачном пире, особенно московскими, устроили слежку постоянную и шантажировали. Из посещения такого и беседы в НКВД я понял, что власти вмешиваются во внутренние дела церкви и хотят разрушить её изнутри. Я понял, что если оставаться верным Богу, то нужно быть готовым идти в тюрьму, вспоминая слова Христа: "Если Меня гнали, будут гнать и вас; если Мое слово соблюдали, будут соблюдать и ваше" (Иоан.15:20).
Пришедши домой к друзьям, я рассказал о встрече, и мы возвысили голос в молитве к Богу, чтобы Бог дал силы оставаться верным и Ему, не взирая ни на угрозы, ни на обольщения. От друзей я уже больше узнал, что есть уполномоченный при облисполкоме, который вмешивается во внутренние дела церкви. Кого крестить, кому проповедовать, каких избирать служителей, кого из гостей ставить на проповедь, кому оказывать помощь, когда посещать другие церкви и тому подобное. Всё нужно было делать с его согласия.
Мы с женой Линой решили быть верными Богу, и некоторые друзья разделяли наши убеждения и решения. Мы полюбили церковь, а большинство её членов - нас. Мне разрешили проповедовать, и я тщательно готовился к этому.
Жилья у нас не было, и сестра Лины, Полина Ивановна, временно предоставила нам комнатку (небольшую 3x4 метра), и мы были очень рады этому. А затем перешли в такую же комнату, которую отделила нам мама Мария Филипповна с зятем Матвеем. Было тесно, но мы и за это благодарили Бога.

По хозяйственным делам мне нужно было ещё побыть дома у родителей некоторое время. С согласия жены я собрался и поехал. В Москве сделал короткую остановку и узнал, что друзья, бывшие на бракосочетании, находятся под наблюдением лиц от властей. В деревне пообщался с верующими, которые возрадовались моему благополучному возвращению, поздравили с законным браком. Отец и мать просили приезжать к ним жить, но ни у меня, ни у Лины не было ни желания, ни побуждения Духа. С Божьей помощью разрешив все хозяйственные дела и получив заработанные деньги, я поспешил возвратиться в Кировоград. Лина прислала письмо, что зародившаяся в её утробе жизнь много причиняет ей боли и скорбей. Родители, провожая меня, сильно плакали, даже больше, чем когда меня провожали в 1942 году на фронт. Я утешал их надеждою на Бога, обещал, что мы забывать их не будем. В Москве, заехав к двоюродной сестре, и узнав, что соседка продаёт швейную машинку 2т§ег, я решил купить Лине подарок, так как она хотела обшивать семью и помогать другим, как Тавифа. После покупки машины, муж моей сестры помог упаковать и сдать в багаж подарок, который я получил по приезду.

Лина очень обрадовалась моему благополучному возвращению и подарку, который не ожидала так быстро получить. Возблагодарили Бога за все милости Его к нам. Жена работала на чулочной фабрике формовщицей, а мне предстояло устроиться на работу. Так как я не имел ни диплома фельдшера, ни врача, а только справки из армии и лагерей, то меня не принимали на медицинскую работу.
У нас была знакомый врач, Антонина. По её настоянию я написал в Минздрав СССР письмо, описав всё о себе, и попросил ответить, как я могу закончить учёбу, чтоб получить диплом. Мне ответили, что заочных мединститутов нет, а в очный могут принять только на второй курс. У меня не было желания писать в Минздрав, но сделал я это по настоянию Антонины. С устройством на работу много было трудностей. Без проблем можно было поступить лишь грузчиком на кирпичный завод, что я и сделал на удивление многим. Вначале было трудно для тела, но потом Бог меня укрепил, и я проработал там пять лет.
График выходных дней был текущий, не всегда выпадал выходной по воскресеньям. И вот первое воскресенье нужно было идти на работу. Помолились с женою и высказали своё желание. Прихожу на работу, а мастер говорит, что он даст мне сегодня выходной. Я очень обрадовался, возвратился домой, поблагодарили Бога и пошли в собрание. На следующее воскресенье я сам на работу не вышел. И когда я в понедельник пришёл на работу, то мастер спросил меня, почему я не работал вчера. Я ответил, что я человек верующий и хочу воскресенье посвящать для славы Бога и бессмертной души. Он подумал и сказал, что он не против, но рабочие будут возмущаться. Я поблагодарил Бога и начальника.
Вспоминается такое событие из жизни Даниила в плену: "Даниил положил в сердце своем не оскверняться яствами со стола царского и вином ... евнухов" (Даниила 1:8-9).
Прошло некоторое время, и, действительно, рабочие запротестовали: почему мне всегда в воскресенье давали выходной? С такой жалобой пошли к директору, который, выслушав их и мастера, ответил: "Пьяницы, какая разница, когда вы будете пить: в среду или в воскресенье, а этот человек молится Богу, и я ему разрешаю". Узнав об этом, я снова возблагодарил Бога и директора. Зарплата была хорошая, в сравнении с другими работами, да ещё и наличными получали от погрузки кирпича частникам. Бог помог построить свой погреб, пристроить комнату. В течение лета 1955 - 1956 года мы радовались, что можем уже принимать и друзей, и гостей. Сажали за городом картошку и другие овощи, и это было для нас большой помощью.